Анна зашла в комнату детей, поправила одеяло у младшего сына, убрала с кровати телефон старшего:
— Опять переписывался с Леной. Ну, что с ним делать? Выпускной класс, а у него — любовь, задружил с девочкой, забросил учебники. Надо Виктору сказать. Пусть поговорит с ним.
Она постояла, глядя на сыновей.
— Как быстро летит время!
А давно ли детский смех был для неё только мечтой...
— Иди, иди отсюда! Нечего шляться по дворам! И откуда тебя только занесло в наши края. Иди с Богом! — услышала Анна голос соседки.
— Опять цыганка попрошайничает, — решила женщина.
Уже несколько дней по селу бродила цыганка. Откуда и когда именно она появилась в селе, никто не знал. Анна ещё не видела её, но люди говорили, что ходит по дворам, ворожит за еду да денежку. А страшна! Не приведи, Господи! Во двор её не пускали и гнали отовсюду, где бы она ни появилась. Сказывался страх и недоверие к цыганскому племени, украдут, обманут и не заметишь, а может и сам отдашь, да не по своей воле.
— И что ей надо в нашем селе? Шла бы уж отсюда, а то того и гляди, ещё и побьют.
И как бы в подтверждение её мыслей послышался собачий лай, крики и какая-то возня. Не выдержав, Анна вышла на улицу. Толпа подростков окружила старую цыганку и науськивала на неё собаку. Старуха беспомощно оглядывалась, отмахиваясь от пса, и что-то кричала. Анна разогнала пацанов и пригрозила:
— Да разве ж можно на человека с собакой! Вот я вам! Все расскажу родителям! Да ещё участковому жалобу напишу.
Цыганка еле держалась на ногах. Анна поддержала её и завела в свой двор. Усадив на скамейку в беседке, подала кружку воды. Старухе можно было дать лет 80. Худое, с резкими морщинами лицо, седые волосы заправлены под косынку, а кофточка и необъятных размеров цветастая юбка были совсем выцветшими, старенькими, но чистыми. Через плечо висела такая же старая полотняная сумка с дырками.
— А говорили, страшная, — мелькнуло в голове.
Анна намочила полотенце и подала цыганке, поставила на стол тарелку с наваристым борщом, достала из печи кашу, налила стакан молока.
— Поешьте. Досталось Вам сегодня.
Пока старуха молча ела, женщина собрала пакет с продуктами: булку хлеба, печенье с конфетами, бутылку молока. Рядом положила сто рублей.
— Дай-ка руку твою, — неожиданно сказала старуха.
— Не надо мне гадать, не верю я в это, — отмахнулась Анна.
— Вижу, что душа у тебя светлая, добра тебе хочу. Не бойся, дай руку.
Анна протянула руку. Цыганка внимательно посмотрела на ладонь, внезапно нахмурилась и, достав из кармана юбки огрызок красного карандаша, начала что-то шептать и сосредоточенно чертить линию, соединяя два отрезка. Потом аккуратно убрала карандаш.
— Ну вот, теперь все хорошо. Руку не мочи и не смывай до 12 ночи, а то беда будет, долго не проживёшь. И не переживай, будешь ты матерью, — добавила она, глядя на оторопевшую женщину.
— Как она узнала, что у меня нет детей?- удивлялась Анна, провожая нежданную гостью.
— Вот только ошиблась гадалка, какие уж дети, врачи давно крест на мне поставили.
— Будут дети, двое мальчиков. За младшего душа все время болеть будет.
Растерянная женщина долго смотрела вслед старухе, потом одернула себя:
— Да что же это я, прям гипноз какой-то, поверила, ну надо же!
Но смывать линию, нарисованную цыганкой, все-таки остереглась.
Скоро это происшествие как-то позабылось, вытесненное другими впечатлениями и событиями, и старуху цыганку больше никто не вспоминал. Село жило своей обычной жизнью.
Как-то уже к концу лета, к Анне зашла соседка:
— Слышала? У Трофимовых-то дом купили. Вчера приезжал покупатель, дом понравился, сразу и сговорились. Завтра едут к нотариусу оформлять.
Дом Трофимовых стоял на противоположной стороне улицы, наискосок от дома Анны.
В селе, как известно, секретов нет, поэтому уже через неделю-другую досужие деревенские кумушки выяснили, что дом купил бывший городской житель, вдовец с двумя мальчишками, Виктор Иванович, открывший небольшую мастерскую по ремонту автомашин. Жена его умерла, по какой причине точно выяснить не удалось.
— Говорят, тяжело болела, — шептались одни.
— Вроде как разбилась на машине, — утверждали другие.
Но факт был налицо. Вдовец.
Проходя мимо бывшего дома Трофимовых, Анна частенько теперь видела на крыльце или во дворе мальчонку лет 5, худенького, глазастого, чем-то похожего на взъерошенного воробышка. Ей все время хотелось приласкать и покормить его. Может быть потому, что мальчик старался сидеть на солнышке, мало бегал, и выглядел каким-то одиноким и потерянным.
Однажды к ней заглянул новый сосед. Это был рослый мужчина средних лет со спокойным приветливым взглядом. Оказалось, его младшему сыну, Максимке, нужно козье молоко. Мальчик тяжело перенёс смерть матери, получил сильнейший стресс при аварии и вот уже год угасал, как будто кто-то выключил родничок, питающий его жизненной энергией. Врачи и посоветовали для укрепления сил и здоровья попить козье молоко. По этой же причине состоялся и переезд в село. Старший сын, Данила, в этом году пошёл во второй класс. Выслушав все это, Анна попросила, чтобы Максим сам приходил к ней. Не хотелось лишних разговоров и пересудов.
Поначалу мальчик дичился, взяв молоко, сразу уходил. Потом как-то Анна, занятая процеживанием молока, попросила его положить немного сена в кормушку козы. И с этого времени Максим начал оттаивать. Вместе с Анной он чесал козочку гребнем, угощал её вкусняшками, кормил кота и выгонял кур с огорода.
— Что бы я без тебя, Максимка, делала? Ничего бы не успевала! Помощник ты мой! — хвалила она его.
Возвращаясь с фельдшерского пункта, где она работала, Анна уже издалека видела маленькую фигурку ожидавшего её мальчика. Стал появляться и старший, Данила, приходилось помогать ему с уроками. Как-то незаметно ребята начали делиться с Анной своими детскими новостями. Однажды оговорившись, Максимка назвал её мамой. У Анны слезы выступили на глазах. Она уже не представляла себе жизни без этих ребятишек.
Все чаще заходил и Виктор. Женщина чувствовала его интерес, да и, чего греха таить, мужчина ей нравился. Уже к Новому году они расписались. Анна со всем своим хозяйством, козой, котом и курами, переехала к нему. Дети сразу стали называть её мамой, а младший так и ходил по пятам. Иной раз приходилось брать его с собой на работу, не хотел оставаться один. Максим как будто боялся, что Анна исчезнет, и все спрашивал её:
— А ты ведь не уйдёшь на небо? Нет? Я не хочу, чтобы ты уходила.
— Что ты, сыночек, да куда ж я от вас уйду! — и целовала ставшую такой родной вихрастую головку.
***
— Аннушка, ты идёшь? — голос мужа оторвал её от воспоминаний.
— А ведь правду сказала цыганка, — подумала Анна и, ещё раз посмотрев на спящих детей, тихонько прикрыла дверь.
Наталия Фурса
