Ирина стояла у окна и смотрела на город сквозь дождь. Она слушала, как капли барабанят по металлическому карнизу, неровно, то частой дробью, то крупными редкими ударами.
Она попробовала напеть получившийся мотив и засмеялась. «Певица из меня так себе, честно говоря».
Однажды соседка остановила Ирину на лестнице и сообщила ей новость, сверкая полными праведного гнева глазами, что Кирилл изменяет. Любовница живёт в одном доме с её сестрой. Видела сама, как он ранним утром уходил от неё, а девушка в окно махала ему рукой.
Ирина ревела, хотелось крушить всё вокруг, убить Кирилла… В один миг налаженная привычная жизнь рухнула. Кирилл пытался оправдаться, но, в конце концов, подтвердил. Он ушёл, почти не взяв ничего с собой. Даже сейчас, по прошествии трёх недель, Ирина не могла думать об этом спокойно.
Любила Кирилла по-настоящему. Харизматичный, умный и хороший рассказчик. Прочитает статью в газете или журнале, а перескажет, словно детектив или роман. Немудрено, что женщины липли к нему.
Они познакомились у друзей на дне рождения и сразу прониклись симпатией друг к другу. А через полгода сыграли свадьбу. И всё бы хорошо, только детей никак не получалось. Оба здоровые, врачи сказали, что надо подождать, так бывает.
А дождь всё барабанил и барабанил по карнизу, навевая грустные мысли и воспоминания.
От звонка в дверь Ирина вздрогнула. Сердце в груди застучало гулко, обгоняя капли дождя. Ладони вспотели. «Кирилл», — Ирина задержалась у зеркала, придирчиво осмотрела себя и открыла дверь.
— Почему не спросила кто? Вдруг грабители, назойливые родственники или я? – Кирилл стоял, опершись плечом о косяк.
Первым желанием было захлопнуть дверь, чтобы не видеть его смущённую и виноватую улыбку. Но он муж, здесь остались его вещи, зубная щётка и деньги, которые они копили на отпуск.
– У тебя ключи есть, почему сам не открыл дверь? — Ирина отступила в сторону, приглашая войти.
Кирилл пожал плечами. Он присел на корточки, достал свои тапочки и обулся. Такое будничное действие вывело Ирину из равновесия. «Пришёл, как к себе домой. Впрочем, это его дом тоже».
— Думал, у меня уже другой? Мешать не хотел? – Ирина вспыхнула как свечка.
— Ничего я не думал. Не начинай. – Он первый прошёл в комнату и сел на диван.
Ирина поставила на плиту чайник в кухне, стараясь справиться с волнением, потом села рядом.
— Ты пришёл поговорить? Вернуться хочешь? Может, простить и смогу, но забыть – вряд ли. – Ирина глядела в серое от дождя окно.
— Понимаю. Ир, давай попробуем сначала. Я обещаю, больше этого не повториться. Большинство мужчин такие. Придётся или мириться с этим, или не иметь с нами дела. Меня ты хорошо знаешь, а другой ещё хуже оказаться может. – Кирилл уткнулся лбом в её плечо.
От родного запаха Ирина задохнулась и почувствовала, что сердце предательски гулко забилось, выдавая её подлинные чувства.
Кирилл обхватил её руку своими большими тёплыми ладонями. Ирина не смогла оттолкнуть.
Она открыла глаза и прислушалась. Дождь больше не барабанил по карнизу. За окном – серый осенний предрассветный туман. Она поёжилась и натянула до подбородка одеяло.
Кирилл зашевелился.
— Спи, рано ещё, — пробубнил он, не открывая глаз.
«Ну что, вторая попытка? Надолго ли? И где он жил эти три недели?» — запоздало вспомнила Ирина.
Она отбросила одеяло, встала и пошла в ванную. Когда чайник зашумел на плите, а Ирина резала булку, в кухню вошёл Кирилл. Они пили чай, о чём-то говорили, обходя выяснения отношений и планирования дальнейшей жизни.
Шло время. Кирилл не подавал поводов для ревности. Их жизнь стала похожа на работу над ошибками. Оба старались всё исправить. Вроде не о чем тревожится, но Ирину не оставляло чувство, что где-то тикает бомба замедленного действия, которая вот-вот бабахнет. Она списывала это на ревность, настороженность, на невозможность быстро забыть случившееся.
Мама радовалась, что они снова вместе, говорила, что нечего тянуть с детьми, самое время, это скрепит, склеит их семью. Ирина отвечала, что любовь скрепляет семью, а дети наполняют её смыслом. Но детей тоже хотела.
Прошла дождливая осень, а за ней зима с морозами, сменяющимися оттепелями со слякотью. Наступила весна, хотя зима не сдавала своих позиций, засыпая подмерзшие за ночь лужи снегом. Но тёплое солнце победило, и в мае уже стояла по-настоящему летняя погода.
Однажды Ирина готовила ужин, а Кирилл сидел за компьютером. В дверь позвонили.
— Кирилл, открой. У меня руки в муке, – крикнула Ирина из кухни. Ничего не подозревая, она продолжила делать котлеты.
Кирилл вошёл и остановился у стола. Ирина взглянула на его опрокинутое лицо.
— Что случилось? – всполошилась она, заметив за его спиной какую-то женщину.
— Сядь, – сказал он и положил руки на плечи, принуждая сесть на стул. Ирина подчинилась и удивленно смотрела во все глаза то на мужа, то на незнакомую заплаканную женщину.
— Я сдержал обещание. Верь мне, — начал муж.
— Я мама Лены, – сказала женщина, глядя опухшими от слёз глазами на Ирину. — Она умерла во время родов. – Женщина упала на свободный стул, словно после этих слов силы покинули её. Ирина застыла в растерянности, а Кирилл стоял, глядя себе под ноги.
— Ваш муж не знал, дочь не сказала, что ждёт ребёнка. Видать, Бог наказал её. – Женщина закрыла лицо руками и зарыдала.
Кирилл налил в стакан воды и подал матери своей бывшей любовницы. Зубы стучали по краю, когда она пила, держа стакан трясущейся рукой.
— Осталась девочка. Две недели лежала в роддоме, что-то у неё там не в порядке было. Не подумайте, она здоровая, всё хорошо теперь, – продолжила женщина, когда снова смогла говорить. – Я… У меня больное сердце. Мне её не отдают. У вас ведь нет детей. Возьмите девочку. – Она замолчала, ожидая реакции Ирины.
— Кто ж знал, что так получится. Простите её. – Она умоляюще посмотрела на Ирину, потом на Кирилла.
— Неожиданно. Я чувствовала, ждала всё время чего-то. Вот, оказывается, что. – Ирина взглянула на мужа. – Когда нужно забрать девочку из роддома?
— Я узнавала, вам оформят декрет, как положено. Мы говорили с дочкой перед родами, она хотела отцом девочки записать Кирилла. Завтра к одиннадцати часам нас ждут в роддоме.
Ирина сидела ошарашенная. После ухода женщины не могла решить, как относиться к новости – то ли радоваться, то ли плакать. Сможет ли она смириться с тенью любовницы мужа в доме, тем более растить её ребёнка? Но малышка не виновата.
Полночи они разговаривали. Ирина никак не могла поверить, что Кирилл не догадывался о беременности, что он не виделся с ней после возвращения.
— Я обещал тебе. Да, видел два месяца назад, но она не заметила меня. Пальто на ней широкое было, подумал, мода такая. Прости меня, Ир.
— Это твой ребёнок, значит, и мой. — Ирина перевела разговор на покупку коляски, кроватки, детского приданого.
Выбирать имя Кирилл доверил жене. Ирина, недолго думая, назвала девочку Александрой.
И начались суетные дни и изматывающие бессонные ночи. Девочка словно чувствовала, что это не её мама, кричала постоянно. Иногда Ирина затыкала уши и закрывалась в ванной, оставив Кирилла заниматься дочкой. Но постепенно девочка успокоилась, стала спать, хорошо ела смеси из бутылочки, и улыбалась Ирине беззубым маленьким ротиком. А когда впервые назвала её мамой, Ирина расплакалась.
Она полюбила, прикипела к девочке. Наряжала, заботилась, и совершенно забыла, что это не её родная дочка. Своих детей у них с Кириллом так и не получилось. Всем, даже своим родителям они сказали, что это их ребёнок. Поверили или нет, но вопросов не задавали. Лишь мама Ирины обиделась, что дочь скрывала, не поделилась радостью о беременности.
Мать Лены умерла через два года после дочери.
Ирина с Кириллом договорились, что никогда не скажут девочке правду. Ведь чужих детей не бывает. И сердце Ирины таяло от счастья и любви всякий раз, когда она слышала: «Мама!»
