Это случилось ранней осенью, когда яркое солнце из последних сил обогревало буйные краски увядающей природы и утренние узорные льдинки в маленьких лужицах, оставленных ночным дождем.
Мужа положили в больницу на плановую операцию.
В то утро я нарядилась и сделала макияж только для него. Пришла перед операцией, чтобы помочь переодеться и подержать его за руку. Я улыбалась, пряча тревогу в глазах. Он шутил с врачами, что они по снимкам и анализам знают теперь весь его внутренний мир. Напоследок он обвил мою шею руками, прижался своей гладко выбритой щекой к моей, и шепнул в самое ухо:
— Я люблю тебя, помни. И ты обещала…
Я ободряюще улыбнулась в ответ и прошептала одним дыханием:
— Я тоже тебя люблю. Все будет хорошо.
Губы предательски дрогнули, а глаза заволокло влагой.
Кто знает, что такое страх за любимого человека, тот меня поймет.
Не буду рассказывать, что я обещала. Вы сами можете представить, что вы могли бы пообещать любимому человеку, провожая его туда, откуда он, возможно, не вернется.
Я осталась стоять в оцепенении посреди коридора хирургического отделения, провожая взглядом спины в белых халатах, шумно громыхающих каталкой с самым дорогим мне человеком. Я хотела запомнить каждое слово, каждый жест, каждый миг, каждое мгновение.
Сколько я простояла соляным столбом, я не помню. Кто-то осторожно дотронулся до моего плеча, и я обернулась.
— Не стойте тут, присядьте. Операция будет долгой.
Передо мной стояла молоденькая медсестра с дежурным участием на лице.
— Спасибо, — ответила я и медленно побрела по больничному коридору.
Я знала уже все укромные места здесь. Где-то в хитросплетениях переходов из одного корпуса в другой был маленький закуток с окном. Заметить в нем человека можно было, только поравнявшись с ним. Там я буду скрыта от посторонних глаз.
Я бросила сумочку на подоконник и прижалась горячим лбом к холодному стеклу. А за окном…
А за окном смеялась осень: сумасшедшей яркой листвой, сияющим солнцем, немного печальным криком улетающих на юг птиц, радостной детворой во дворе и неторопливо гуляющими пациентами в больничном парке.
«Листва знает, что умирает, но прощается с нами разноцветной улыбкой. Как он, — пришла в голову мысль. – Осень не хочет, чтоб мы грустили. Как он».
Я плотнее прижалась лбом, рискуя выдавить оконное стекло. Как больно и грустно. Если вдруг мужа не станет, то ничего не изменится в этом мире. Все по-прежнему будет жить дальше, но без него. Только для меня померкнут краски, окутывая все в безнадежные сумерки.
Я взглянула на небо с легкими барашками облаков. «Там на облаках сидит добрый Бог» — вспомнилось детское представление о Всевышнем.
Слова молитвы полушепотом слетели с моих губ. Я молилась. Кроме «Отче наш…» я ничего не знала.
Я прочла молитву около сотни раз, когда поняла, что уже делаю это автоматически, а мысли улетают далеко. Тогда я стала говорить своими словами. Страстно и горячо, с болью и с любовью, вкладывая в каждое слово весь опыт своей жизни и чувств. Моя речь полилась почему-то как песня – далекая, но знакомая, будто кто другой вложил в меня ее слова. По щекам беззвучно покатились горячие слезы...
О! Ниспошли ты, Господи, ему утеху и покой,
Пошли забвенье разума и не скупись на радость,
Дай распрямиться, Господи, ему душой,
И дай забыть прошедшие напасти!
Благослови его полет, Всевышний!
И солнцу не давай лучами крылья сжечь,
Пусть навсегда полюбит его ближний
И будет каждый шаг его беречь!
Не дай, о Господи, ему опять узнать несчастье!
О Боже! Не пускай к нему беду!
И твердость духа дай ему в ненастье,
И отдели ты от него болезнь и тьму!
Прости ему ты прегрешенья,
И строго не суди его,
А ниспошли лишь утешенье,
Развей сомненья далеко!
Исполни все его желанья,
Чего бы он ни попросил!
Прости ему его незнанья,
Для жизни дай премного сил!
Храни его, Господь, от тех, кому он верит!
На горло не давай врагам ступить.
Дай счастья, даже если он не смеет
О сокровенном попросить!
И жизнь его продли удачей,
Всевышний, я тебя молю!
И коль не сможешь ты иначе –
Готова жизнь отдать свою!
***
Наконец, опустошенная, я замерла.
Как-то, готовясь к операции, муж сказал мне:
— Жаль, что тебе нельзя в операционной быть. Если я умру, мне хотелось бы, чтоб ты была рядом до последней минуты.
«Милый, я с тобой, несмотря на разделяющие нас стены. Я рядом своей душой, своими мыслями и молитвами». Мне хотелось дико кричать от невозможности держать любимого за руку.
Я снова прикрыла глаза. Операционная рядом, за поворотом, за двойными раздвижными дверями, и там режут моего самого дорогого и близкого человека. Я боялась, я безумного за него боялась.
И страх мой не был пустым. Во время предыдущей экстренной операции не совсем правильно подобрали наркоз. И муж тогда очнулся на самом интересном месте со вспоротым животом. Не мог двигаться и говорить, но все слышал и чувствовал. Так случается иногда. Невозможно описать словами его состояние тогда…
А если и сейчас такое случится? Если в этот раз он не выдержит шока и боли?
Я должна быть рядом. Непременно… И я рядом… Вот операционная, я же знаю ее расположение. Я знаю, как она выглядит внутри… Вот он лежит под яркими лампами… Вот склонились над ним хирурги… Белая стерильная чистота, только яркие пятна крови на обездвиженном теле… Я тут. Я не мешаю… Где мне встать, чтоб не мешать хирургам, и в то же время, чтоб муж увидел меня первой, если очнется? В ногах… Да… Я улыбнусь ему и подмигну. Все хорошо милый, все хорошо. Я здесь, а значит, с тобой все хорошо.
Я стояла у окна с закрытыми глазами, но меня тут не было. Я в операционной. Я даже вижу капельки пота на лбу у одного из врачей. Я вижу бледное лицо супруга с прозрачной маской на лице…
По коридору гулко пронеслись шаги. Я очнулась от видения. Нестерпимо хотелось курить.
Погода хорошая за окном, но я боялась показаться солнцу, будто этим предам любимого. Нет, надо выйти и прогуляться. И покурить.
Я уже наматывала третий круг вокруг больничного комплекса, выкурив чуть ли не полпачки сигарет, когда почувствовала такую боль в груди, что сперло дыхание. Но это была не физическая боль, я это осознавала. Это было похоже, будто душа пытается влезть в тесное пространство грудной клетки.
Запихивается, трепеща маленькими крылышками, и усаживается поудобнее.
Тут что-то легко стукнуло прямо у моих ног и отскочило в сторону. Я проследила взглядом. Это была маленькая шишечка пихты. Сама упала или кто-то сбросил? Я подняла голову вверх и замерла.
Прямо надо мной высоко в небе плыло облако в виде красивого длинного пера. Такого, как изображают на старинных портретах в руках пишущих людей. Оно было слегка изогнутым с мелкими волосинками. Мне показалось забавным сравнение, пришедшее на ум. И я улыбнулась.
Улыбнулась, и на душе стало легко-легко. Краем глаз заметила движение справа почти у лица. Ко мне на плечо опускалось маленькое перышка из птичьего пуха. Я поймала его двумя пальцами, снова глянула на небо. Облачное перо медленно растворялось в синеве, как улыбка Чеширского кота. И я все поняла.
Благодарю тебя, Боже, за знаки и утешения. Ты услышал меня…
Я радостно бросилась в больничное здание. Как только поднялась на этаж, мне сообщили, что операция прошла успешно. Мужа сейчас привезут в палату. Мне надо будет где-то пару часов не давать ему спать. Я кивала головой, улыбалась и шмыгала носом…
— Милый, ты меня слышишь? Это я.
Я держала мужа за холодную руку.
— Мммм.
— Открой глаза, посмотри на меня. Все хорошо.
После некоторых попыток мои усилия увенчались успехом.
Муж открыл еще мутные сонные глаза, посмотрел на меня без тени удивления и пересохшими губами задал первый вопрос:
— Как ты там оказалась?
— Где? – удивленно спросила я, но душой уже понимала, о чем он говорит.
— Как тебя туда пустили? – снова спросил он.
— Ты меня видел? – уточнила я.
— Да.
— А где я стояла? – все-таки червячок реалиста дал о себе знать.
— Там, — слабо приподнял муж руку. – У меня в ногах.
Муж перевел медленно взгляд на хирурга, стоявшего рядом.
— Доктор, вы правильно сделали, что взяли ее с собой. Спасибо. Мне это было важно.
— О чем это он? – спросил врач, поворачивая лицо ко мне.
— Понятия не имею, — пожала я плечами, улыбаясь во все лицо и утирая катившиеся слезы.
— Да, после наркоза все ведут себя странно, — согласился хирург, недоверчиво взглянув в мою сторону, и вышел.
А маленькое перышко я храню до сих пор… Может, оно и не птичье? Может, оно из крыла Ангела?
Автор: Анжелика Перова
