После того случая, я стала называть Лену – Леной Жесть. Как-то это автоматически произошло. Просто возникло это слово в голове.
У нас было и есть много общих знакомых. Да и дружили мы долго, и все было хорошо. Пока Лена удачно не вышла замуж. Помню, как она волновалась: подходят они друг другу с мужем или нет? Просила меня оценить их будущий брак с точки зрения психологии. Просила тесты. Я помогла, чем смогла.
Потом мы стали видеться реже, что закономерно. Иногда болтали в соцсетях, но не более того. Так прошло лет пять. У нее родилась дочка – Таисия. С мужем они ну очень хорошо подошли друг к другу, а для меня Лена, после одного случая, стала загадкой. Психологической. Мне ведь казалось, что я ее очень хорошо знаю, и она была вполне предсказуемой барышней.
Так вот, несколько лет назад, на нее накатила «ностальгия», и мы решили собраться у меня на даче, и другие подруги обещали приехать, но Лена приехала что-то уж совсем рано, когда я еще только начала хлопотать, готовясь к их встрече.
— Мне в магазин надо, — сказала я. – Вчера не успела. Поедешь со мной?
— Да, конечно, — ответила она.
Я купила все, что надо, мы вышли из магазина, и тут она сказала:
— Ты себя нормально в этих магазинах ощущаешь?
— В каком смысле?
— Смотри — мы набрали целую телегу, а ты видела, как женщина, которая позади нас стояла, смотрела на нас?
— Нет. Не обратила внимания. А надо было посмотреть на нее?
— Меня смущают эти взгляды. Была бы возможность, я бы только ночью ездила в магазины, когда людей совсем нет в них. Ладно, давай перегружать.
Перегрузили. Поехали обратно.
— Мне очень жаль их, — сказала Лена, желая явно продолжить разговор.
— Кого их?
— Бедных людей.
— Лена, а ты давно такой богатой стала? И как ты их жалеешь? Тем, что тебя смущают их взгляды?
— Я не знаю. У меня дочь очень доброй растет, и ей тоже всех жалко. У нее аппетит плохой, так она мне говорит: «Мама, я это не доела, отнеси аккуратно, на помойку. Для бедных…»
Простите, но тут я не выдержала. У меня нога дернулась. Я резко притормозила. Разогнаться я не успела, но тряхануло неплохо.
— Ты что делаешь?! – вскрикнула Лена.
А у меня… дар речи пропал. О такой «барской» снисходительности и жалости – я даже и не подозревать не могла. Что она может быть в природе. Особенно в семье моей подруги.
— Ничего, — ответила я. – Прости.
— Она у меня бомжей однажды увидела, возле баков с мусором, и спросила – а что они делают там, на помойке. Я ответила, что они еду ищут. Вот она…
— Лена, — не выдержала я. – А можно просто хлеба и молока купить? И отдать бомжам? Зачем ты поощряешь такое отношение к людям? Тебе это аукнется потом.
— Не понимаю… Ты о чем? Что моя дочь плохого сказала?
Я, как могла, пыталась ей объяснить, что речь ведь не о собаках, и не о птичках, а о людях… И об этом надо рассказать дочке, а то у нее будут искаженные представления о милосердии, сочувствии. Неправильные.
— Почему не правильные? Ей ведь жалко их…
В итоге, мы сцепились. Лена обиделась и уехала обратно. «Встреча» оказалась очень подпорченной. Остальным нашим подругам я, естественно, ничего не сказала. Придумала какую-то причину ее отсутствия.
Недавно я узнала, что дочь Лена стала неуправляемой. Наша общая подруга зачем-то рассказала мне об этом, по телефону. Ребенком занимается психиатр… Я вспомнила тот разговор о «жалости». Нет, я не ищу никаких связей.
Но я снова возвращаюсь к тому, что очень важно осознавать – есть понятия, определения, которые мы не можем и не должны трактовать так, как нам хочется. Они, если хотите – должны быть закреплены, зафиксированы в сознании. Крепко-накрепко. Чтобы дети, когда их воспитывают несколько странным образом, не думали о том, что помощь бедным – это аккуратный сбор объедков.
И чтобы матери не считали это проявлением милосердия или жалости. Это какое-то незнакомое мне явление. Пугающее. И я даже не знаю, какое можно дать ему название. Но думать об этом надо. Иначе, даже не знаю, до чего мы докатимся в этой жизни. Но позитивным все это назвать — язык не повернется. Это уж точно.