Прежде, представлюсь я вам.
Я, Мишка. Мне 26 лет. Слегка женат (как теперь принято говорить, живу в гражданском браке). Живу я в Петербурге.
Достался мне в наследство от моей бабушки дом в деревне. Деревенька та затерялась в глуши Псковских лесов.
Да и живых-то жителей в деревне той можно по пальцам пересчитать. Я люблю туда ездить. Воспоминания детства и всё такое.
Да и там живы ещё соседи моей бабушки. Они уже старенькие. Как их бросишь.
Марфа Ивановна, сухонькая, маленького росточка, чистенькая бабулька всегда в цветастом, выгоревшем от времени ситцевом платочке и льняном переднике, расшитом её руками. Матвей Иванович, высок, худ, лыс. На нём неизменно, зимой и летом, одни и те же ватные штаны в заплатках, прожжённые во многих местах. И как мы его не убеждали с бабой Марфой, что летом, такой прикид не по сезону, он только отмахивался. Приезжаю к ним, к сожалению, редко, гостинцев привожу. Но это, когда дорога просохнет. А, по осенней распутице туда и вовсе не добраться.
Весна. Уже по-настоящему растеплелось.
Я гощу у Бабы Марфы и деда Матвея.
Натопил баньку, натаскал туда воды. Самим-то им это уже не под силу.
Сидим с дедом Матвеем на полкЕ, греемся, о жизни беседуем.
-А, ты Матвей Иванович, изменял бабе Марфе?
-Акстись, Мишка, как такое возможно-то?
Я к ней с самой женитьбы отношусь со всем моим почтением.
-Так ты, дед Матвей, так ни одной другой бабы и не попробовал?
-Ах, ты об этом. – Дед глубоко вздохнул и замолчал, улетая в своих воспоминаниях куда-то далеко в прошлое. — Так раньше же я с артелью плотников шабашничать ходил по разным деревням. Ребята в артели были насквозь пьющие. Как вечер, все они, пьяные в навоз. А я-то не пьющий. Чего мне на их пьяные рожи-то любоваться было. Ну, я и по деревни той гулять хаживал. – При этих словах, дед, приосанившись, подмигнул мне. — Это сейчас у меня топоришше стало, как гармошка, а раньше то... — И Матвей опять глубоко вздохнул. — Ох и много я баб перепортил, Мишка. Ты мобудь и огурцов столь в жизни своей не поел. Ну, так это и не считается изменой-то. Я Марфе Ивановне честным душой-то был всегда.
Да и две души-то у нас с годочками превратились в одну большую душу. Одна, Мишка, у нас душа таперяча.
Спрашиваешь, много ли я с женой своей беседы веду?
Тут, сынок, другие беседы у нас. Не словесные.
Вот, давеча, сидим в избе вечером. Со скотиной-то уже управились и сидим, каждый своим любимым делом занимается. Марфуша вяжет что-то, я курю.
Печурка вкусно потрескивает. Молчим.
Тут Марфа Ивановна и скажи:« Я, думаю, что 25 хватит».
А ей отвечаю:«Я бы 50 дал» Вот и весь наш разговор случился. И я понял, что летом, через 4 месяца у соседки Серофимы, что на краю деревни живёт, будет день рождения. Ей 70 стукнет. И, что Марфушенька моя хочет ей 25 рублей в подарок отнести. Да и она-то поняла, что я понял и ответил ей, что 50 было бы сподручней.
А ведь про Серофиму-то мы до этого почитай с полгодика и не вспоминали. Вот, Мишка, до какого уровня душевного понимания дошли теперь наши разговоры.
-Так может это случайно или баба Марфа совсем о другом думала.
-Да как, касатик, о другом? Об ентом. Об ентом.
Да и не только этим примером можно обойтись.
Вот как-то, и было это уже тому годков десять, засобиралась моя Марфушенька в гости на два дня к своей сестре, в деревню Вишеры. Ну, как положено, гостинца собрала. Почеломкались мы с ней на прощание. Да и поехала она лошадью. (А мы всегда когда я даже утром на пастбище корову выгонял, целовались долго. А и делов-то было на полчаса. Выпас-то вона, сразу за деревней к речке. Но, как в последний раз челомкались.)
Так вот, убралась моя Марфуша в путь, а к полудню я уже заскучал совсем и решил пойти за околицу деревни, к оврагу, чтобы прутьев нарезать, корзины плесть. Там, Мишка, лоза уж очень знатная. Марфуша катит к своей сестре, а я себе режу прутики. И вот, вдруг, наклонился я, чтобы поднять с земли вязанку с нарезанной лозой, да мне как вступит в поясницу. Радикулит проклятый. Не поверишь, так вот и стою на коленках. Ни лечь, ни на ноги подняться. Стою, бога молю, чтобы хоть чуть отпустил. Чтобы лечь я смог, а там уж и ползком доберусь как-нибудь. Помощи то, понятное дело, неоткуда ждать было. Никто же не знал где я. Да и Марфа, зараза, нашла время, когда уезжать. Стою на коленках, молюсь. Смеркаться стало, туман по полю пошёл. Вдруг слышу голос моей Марфуши. И голосок такой испуганный ласковый: «Матвей, паразит ты плешивый, сволочь кобелиная. Куда же ты, светик мой, запропастился...»
Ну, всё думаю, здец пришёл, раз голоса слышать начал......
Стал я громко причитать, молясь:«Боже еси, на небеси.......»
И тут ведения у меня начались. Глюки, по-вашему. Выходит из тумана моя Марфушенька и прямо ко мне......
В общем, пока она меня матом не покрыла и не поцеловала, я думал, что это всё мне кажется.
Оказывается, что она уже с полпути проделала и вдруг такая тоска на неё напала и так сердце сдавила, что она напугалась, что со мной что-то дурное произошло и завернула лошадь домой. А тут уж догадалась, что я за пруточками в лес попёрся. В общем, считай что спасла меня моя Марфа тогда, дотащила на себе до дома.
Опять не веришь в единение душ?
Ну тогда простой пример тебе приведу, вот только из бани выйдем.
Мы уже домывались и дед Матвей попросил меня уголёчком на спине у него где-нибудь крестик нарисовать. Я посмеялся, но просьбу его выполнил.
Вот мы и в избе. Баба Марфа уже бражку на стол поставила, да закусочки нехитрой. Это, как бабуля сказала, на пока вас этим поберечь, а, вот ужо выйдет из бани и она, так и по-настоящему почаёвничаем.
Дед Матвей в чистой рубашке в синюю полосочку, поворачивается спиной к жене и говорит: «Марфенька, что-то у меня спину щикотит, почеши, пожалуйста. Марфа со словами: «Ох же ты Матвеюшка и поросёнок, ну иди сюда, уж почухаю тебе твою спину.»
И тут я вижу, как Марфа начинает царапать деду именно то место, где у меня отмечено крестиком!!!!!!
Баба Марфа ушла в баню, а Матвей, хитро улыбнувшись сказал:«Вот, Мишка, сынок, любовь, она и есть в этом. Когда жена чувствует в каком месте у мужа спина чешется.
Фото это из интернета. Спасибо автору!
Автор: Эгрантъ
