Майор Наталья Владимировна Малышева. Студенткой 3 курса ушла на фронт, через 2 недели убили ее жениха Михаила. Она прошла всю Великую Отечественную войну разведчицей, служила в штабе К. Рокоссовского, дошла до Берлина. После войны закончила МАИ, работала в конструкторском бюро С.П. Королева. Чтобы принять самое активное участие в восстановлении Пюхтицкого подворья в Москве ушла на пенсию, в 2000 году приняла монашеский постриг с именем Адриана. Скончалась 4 февраля 2012 года в возрасте 90 лет.
Матушка очень хотела дожить еще до одного дня Победы и очень радовалась, когда ей говорили, что ее рассказы помогают помнить о войне и народном подвиге в военные годы.
Предлагаем вниманию читателей удивительные рассказы матушки о Великой Отечественной войне.
Чудесное спасение.
Весной 1943 года Донской фронт был расформирован, и вместо него появился Брянский. Верховному командованию стали известны планы немецкого наступления по линии Орел-Курск. В этот район стали скрытно стягиваться крупные силы противника. Немцы хотели взять реванш за Сталинградский разгром. Готовилось грандиозное танковое сражение. От разведчиков поступали свежие сведения о противнике. Моя непосредственная работа в эти дни заключалась в прослушивании противника по проводной связи.
Жили мы в палатках. Иногда попадались освобожденные квартиры, но чаще жили в лесу. Немецкими землянками брезговали — там было огромное количество клопов!
Вставали около восьми часов. Питание у меня было уже офицерское, всегда был хлеб, иногда сыр и сливочное масло. Утром была обязательная беседа с руководителем об обстановке и планах.
За линию фронта меня переводил сопровождающий. У него была и схема проводной связи. Подключившись, я слушала и запоминала все важное, что передавало немецкое командование своим войскам. Затем возвращалась к своим и сообщала об услышанном в штаб.
Дважды такие операции прошли удачно. Но до конца жизни не забуду того, что случилось в третий мой рейд. Когда я уже отключилась и выбралась из укрытия, чтобы, дождавшись темноты, вернуться к своим, спиной почувствовала, что не одна. Быстро обернулась, выхватив пистолет — по инструкции надо было кончать жизнь самоубийством, чтобы не попасть в плен, — но тут же получила удар по руке. Мой пистолет мгновенно оказался у стоявшего передо мной немца. Я окаменела от ужаса: сейчас меня отведут в немецкий штаб. Господи, только не это!
Я даже не разглядела, что это был за немец — ни звания, ни возраста не видела от страха. Сердце выскакивало из груди, я почти не дышала. И вдруг, схватив меня за плечи, немец рывком повернул меня спиной к себе. «Ну вот, сейчас он выстрелит», — даже с облегчением подумала я. И тут же получила сильный толчок в спину. Далеко впереди меня упал и пистолет.
— С девчонками не воюю! А пистолет возьми, иначе тебя свои же расстреляют…
Я обомлела, повернулась и увидела длинную фигуру, уходящую в глубь леса.
Ноги не повиновались мне, и я, спотыкаясь, побрела к месту, откуда с темнотой можно было выйти к своим. По дороге привела себя в более или менее нормальное состояние и вернулась как обычно. У меня хватило ума никому не рассказать о случившемся. Потом уже, значительно позже, поделилась с близкими друзьями. Сын одного из них, принявший впоследствии монашество, произнес, ставшие для меня не так давно откровением слова:
— Неужели вы до сих пор не поняли, что вас все время хранил Господь, и кто-то сильно молился за вас и ваше спасение?..
Разведка. Чудо на Адриана и Наталью
В сентябре у меня день Ангела: на день Адриана и Натальи. Я и Адриана, и Наталья. Наталья по крещению, а Адриана, как монахиня. Так что меня кто хочет – называет Наталья Владимировна, а кому больше нравится «матушка» – пожалуйста, матушка.
В 1942 году после окончания офицерских курсов Наташа Малышева получает направление на Западный фронт, под Смоленск, в разведку при штабе Константина Рокоссовского.
Приехав, Малышева доложилась лично Рокоссовскому, тот тепло ее встретил и выразил надежду, что все будет хорошо. По утрам Рокоссовский вставал рано, надевал бурку и ходил по лесу, думал. Однажды утром они повстречались, и Наташа получила от него новое задание.
Он протянул свою руку (а у него ручища, как две мои) и говорит: «Знаете, я вам должен сказать, что скоро вам придется идти на выполнение серьезного задания».
Я говорю: «Очень хорошо, буду очень рада. Надеюсь, что все будет хорошо».
А задание было вот какое. Нужно было пойти в деревню и получить собранные сведения. Наш разведчик туда пошел и пропал. Нужно было узнать, что с ним случилось, и забрать все бумаги. А если они были не у него, то найти и принести.
Это было восьмого сентября. Меня довели до определённого места в лесу, оставили, дальше я шла одна, ночевала в лесу – на траве.
– Страшно было?
– Когда я это рассказываю, все дергаются, страшно слушать, но я много страшного и до этого видела, уже конец 1942-го как-никак.
Перед тем, как войти в деревню, я должна была прочитать знак. К дереву на окраине деревни были приставлены грабли – это был условный знак. В зависимости от того,куда грабли повернуты – было можно или нельзя идти. Смотрю, вроде можно идти. А потом знак меняют. Потом ещё раз меняют.
Что делать?
Тогда вспомнила, как мне говорил Рокоссовский: «Хладнокровие, еще раз хладнокровие и никакой поспешности». И ещё его слова вспомнила: «Мне жертвы не нужны. Нужно все обдумать. Живой человек дороже любых сведений. Мне не нужно, чтобы люди бросались просто так под танки. Мне нужно, чтобы все было продумано». Как я потом уже узнала, знаки менялись, потому что хозяин дома работал на немцев, а жена его сына помогала мне. Она и поворачивала грабли обратно. У меня был с собой чёткий-чёткий, но небольшой бинокль. И я видела ее лицо. Она так выразительно смотрела в лес, что я будто прочитала приказ уйти.
И Наташа Малышева решает идти обратно. За это в военное время могли и расстрелять…
Только когда вернулась, узнала, что в деревне было предательство, и что то место, куда я должна была прийти, было подготовлено, было известно, что придет разведчик.
Я шла угнетенная, в очень плохом настроении: Надо же, сказала, что выполню, и не выполнила. А потом вспоминаю лицо этой женщины, которое видела в бинокль, думаю: «Нет, нет, правильно».
Прихожу, и узнаю, что, когда я ушла, из деревни пришла девчонка – партизаны послали предупредить, чтобы разведчика не отправляли. Там место провалилось. Но та девочка опоздала: я раньше ушла.
Наши решили, что я тоже, как и первый разведчик, погибла. И вдруг я появляюсь. Радость была! Потом говорят – командующий тебя зовет.
Я вхожу, Рокоссовский вышел из-за стола: «А ты еще, оказывается, и умница! Чем тебя наградить?». И тут я уже обрадовалась и говорю: «Ничем меня не надо награждать. Я только хочу до конца войны с вами служить – никуда меня больше не отправляйте». А он смеётся: «А что это только до конца войны? В армии служить можно до конца жизни».
А потом оказалось, что 8 сентября был день моего Ангела…
Война дала мне очень много понять. Я поняла, что во время войны – как будто фотография проявляется. У кого хорошие черты заложены, они усиливаются, часто проявляются героически. А у кого поганенькое что-то было – черты со временем становятся страшными.
Через несколько месяцев после кончины матушки Адрианы была издана книга ее воспоминаний «Монахиня из разведки».
