Виктория до последнего надеялась, что не услышит страшных слов, но молодой доктор тихим голосом всё же огласил ей приговор. У неё рак. К сожалению, операцию делать поздно. Она много думала накануне, много читала историй, делилась своими страхами с дочерью и подругами, но в глубине души надеялась, что обойдётся. Не обошлось...
Как во сне вышла она из больницы, села на трамвай и поехала сама не зная куда. Но трамвай сделал круг и она снова увидела красный больничный забор. Она приехала на то же место, где садилась.
Недалеко было старинное кладбище, и ноги понесли её прямо туда. Атмосфера здесь была умиротворяющая: памятники в виде скорбящих женщин и строгих ангелов, старые склепы. Было тепло — бабье лето. Солнце золотом проливалось сквозь листву старых клёнов, играя на надгробиях тенью листвы. Некоторые могилы были очень древними, с латинскими буквами, ведь изначально кладбище было немецким.
На кладбищенских аллеях было много людей. Встречались целые семьи с детьми, несколько человек фотографировались на фоне старинных усыпальниц.
Чтобы пропустить пожилую пару, Виктория остановилась. У мужчины в руках была тросточка с серебряным набалдашником в виде черепа, и Виктории это показалось странным, так как дедушка был вполне благообразным, и никак не походил на масона. Под руку он вёл старушку в кружевной шали, накинутой на парик. Губы старушки были накрашены, а щёки нарумянены.
«Что ж, у каждого свои представления о прекрасном» — подумалось Виктории, и она улыбнулась старушке.
— Здравствуйте! — улыбнулась та в ответ.
— Здравствуйте! — сказала Виктория.
Старичок приподнял шляпу и кивнул в знак приветствия.
Виктория стояла и ждала, что сейчас они пройдут, но они остановились. Напротив была могила девочки, умершей в 1955 году. Старички, как видно, были её родителями.
Мужчина деловито освободил надгробие от сухих, оставшихся с прежнего визита цветов, и положил новые — прекрасные белые розы. Его жена открыла ридикюль, и достала шоколадные конфеты «Белочка». Нагнуться она не могла, и конфеты положил на гранитный постамент муж.
Виктория повернулась, чтобы уйти, и услышала:
— Нашей Верочке, должно быть, сейчас было бы столько же лет, сколько Вам. — старушка смотрела на неё с материнской нежностью.
— Я старше на пару лет. — сказала Виктория, скользнув по дате рождения маленькой покойницы. Фамилия показалась ей знакомой — А что с ней случилось?
Старушка беспомощно посмотрела на своего мужа, сжавшего свою трость с такой силой, что пальцы побелели.
— Верочку убили. — глухим голосом ответил он.
— Простите меня... очень сочувствую вашему горю. Но кто? Кто мог убить ребёнка? Убийцу нашли?
— Дочка очень любила шоколадные конфеты. Кто дал ей ту самую, с ядом, мы теперь, наверное, не узнаем никогда!
— А нет ли у вас с собой фотокарточки? — дрожащим голосом спросила Виктория. Она вспомнила фамилию, и уже поняла, кто перед ней. Фотокарточка, по большому счету, была ей не нужна.
— Да, да, есть! — старушка извлекла из ридикюля заламинированное фото. — Вот она, наша деточка. За две недели до смерти ходили в ателье...
Виктория поняла, что эта встреча не случайна. Вот перед ней стоят родители девочки, в смерти которой она виновата.
Вике было тогда десять лет. Ей пригрозили, и она, испугавшись, промолчала. А несчастные старики так и не узнали правды. Но сделает ли эта правда их счастливее?
Нет, встреча эта не случайна, как и объявленный ей сегодня диагноз. И она решилась рассказать старикам всё, о чём умолчала в 1955-м.
— Я знала вашу дочь, мы дружили... Мы с вами жили в одном дворе, в Рыбном переулке... я была тогда, когда Верочку ... Вернее, той злосчастной конфетой угостили меня, а Верочка... вообщем, я уступила ей, но я не знала... не знала, что там яд... Это я дала ей ту конфету!
— Что было написано на фантике? — Виктория заметила, как у пожилой женщины затрясся подбородок.
— «Южная ночь».
Старики переглянулись.
— Кто? Кто тебя угостил тогда? Прошу, умоляю, не молчи! — застонала несчастная мать.
— Это был мужичок из нашей коммуналки. Фесенко... фамилия его была. Жена его, кажется, в универмаге работала, одевалась красиво.
— Но... ты ничего не сказала следователю? Почему?
Виктория опустила голову. Прошло много лет, но она помнила сиплый, злобный голос: «Кому-нибудь вякнешь, порежу! И тебя, и мать твою-суку.»
— Мама ругалась с Фесенко по поводу комнаты освободившейся. Там жил фронтовик, дядя Паша, и он умер. Его комната должна была нам отойти, потому что у нас по метражу была самая маленькая комнатка, и такая длинная, бестолковая, как пенал. Не то, что у дяди Паши — большая и светлая. С балконом. Мы уже вещи сложили, чтобы перенести, и тут... я так испугалась, не за себя, за маму! — она посмотрела на стариков, и заплакала:
—Простите меня, если сможете! Я хотела пойти к следователю. Каждый день собиралась. Ну, а потом... убийца вашей дочери погиб. Смерть его была настолько ужасной, что тогда я впервые задумалась о том, что есть Бог на небе...
— И как он...? — выдавил из себя отец Верочки.
— Он был токарем, и его... затянуло в станок. Хоронили в закрытом гробу. Это случилось в 57-м. Я запомнила, потому что был фестиваль Молодежи и Студентов.
Старушка закрыла лицо руками.
— Почему же ты молчала всё это время? — спросил отец Верочки.
Виктория снова опустила голову:
— Я хотела забыть... дети быстро забывают плохое. Мама вскоре вышла замуж за порядочного человека, и мы переехали на Динамо. Лишь один раз я вспомнила Верочку, когда мою дочку в её возрасте кто-то пытался угостить конфетой. У меня была истерика, и пришлось объяснять мужу, в чём дело. Он тогда сказал, что раз убийца мёртв, то и заявлять теперь бессмысленно... Но, теперь я знаю, что всё имеет смысл. Сегодня я узнала, что жить мне осталось несколько месяцев. И теперь, когда я рассказала вам всё, мне стало намного легче...
Старушка обняла её. — Спасибо! — прошептала она, уткнувшись ей в в плечо. — Теперь и я, зная, что убийца нашей девочки наказан, могу умереть спокойно. А ты, деточка, ещё поживи, за твою жизнь уплачена слишком дорогая цена... вот, возьми на память о Верочке! — она сняла с пальца старинное кольцо.
— Что Вы, я не могу... я так виновата перед вами...
— Надень его, а время придёт, передай дочери... дочка ведь у тебя?
— Да. Дочка... Любочка.
— Вот, придёт время, Любочке подари. Это кольцо — реликвия. Оно принадлежало ещё моей прапрабабушке.
Виктория тепло простилась со стариками, и вернувшись домой, обняла дочь.
— Мам, ты чего? Что врач сказал? — спросила девушка.
— Всё будет хорошо, дорогая. Теперь я в этом уверена! — улыбнулась Виктория. Она почувствовала желание жить и силы бороться за жизнь.
Через год, в день рождения Верочки, она снова пришла на кладбище, и увидела там её отца. Старик был один, он сильно сдал — она узнала его по тросточке. Он стоял у могилы, держа в руках шляпу. Седые волосы колыхал осенний ветерок. На свежем захоронении врассыпную лежали розы — белые и бордовые.
— Теперь вот, и Галя вместе с Верочкой! — сказал старик, кивнув на памятник.
На граните было высечено три имени под одной фамилией: Верочки, Галины и Аркадия. — Я скоро буду с ними. — пояснил он, поймав недоуменный взгляд Виктории.
— Ну, что Вы говорите... — Виктория хотела сказать что-то ободряющее, но не нашла слов.
— Вы уж, навещайте нас иногда! — улыбнулся ей старик.
Он надел шляпу и медленно побрёл к выходу, опираясь на трость.
