Поп Василий был очень вежливым и воспитанным человеком. Его очень любили не только прихожане небольшой церквушки, в которой он проводил службы, но и практически все люди, с которыми он сталкивался за всю свою жизнь. А еще он очень любил есть по ночам. Точнее, не любил, а как-то само собой так получалось. Бывало что получалось неоднократно. Так и в ту ночь, проснувшись от знакомого чувства, он, кряхтя, поднялся с постели и направился на кухню. Открыв холодильник, он уже приготовился к просмотру его содержимого, но так и замер с протянутой рукой.
— А что такого? — вытаращив поросячьи глазюки, спросил чертенок, удобно расположившийся на нижней полке, как раз около кастрюли с борщом.
— Собственно говоря, ничего особенного, — произнес Василий, прикрыл дверцу и направился в спальню, на ходу вспоминая, кто из его прихожан на прошлой неделе дал ему визитку психиатра со словами: «На всякий случай, а то мало ли что... Сами понимаете, работка у вас нервная».
Присев на край кровати, он прислушался к ночной тишине. Ее нарушало лишь бурчание его желудка. Решив, что под эти звуки он уже не уснет, Василий поднялся и направился во второй, почти крестовый поход, подгоняемый яростными призывами своего брюха.
— Вы или берите что-нибудь, или закройте уже дверцу, пожалуйста, — вежливо попросил чертенок, слегка нахмурившись.
Василий автоматически схватил кусок «Докторской» с верхней полки и уже хотел было закрыть дверцу, но любопытство взяло свое.
— Ты тут надолго? — задал он, не самый очевидный в этой ситуации вопрос.
— Мешаю? — парировал чертенок вполне очевидным ответом.
— Не особо, но... Как бы так сказать...
— Понимаю... — вздохнул чертенок и свесил свои копытца с полки, — субординация и все такое...
— Да, дело в том, что ты мне не сильно мешаешь, просто на работе не поймут, если узнают.
— А что, ваши работники приходят к вам и в холодильник заглядывают?
— Да вроде нет, — ответил Василий, — просто мало ли что. В окошко кто-нибудь увидит или еще что-нибудь.
— Вы ж на четвертом этаже живете. Кто к вам в окошко заглядывать будет?
— Ну это я так... Образно, — замялся Василий, — и вообще, ты мне лучше скажи, как ты тут оказался?
— А что тут говорить? Жарко у нас там. А у меня выходной сегодня, вот я и решил расслабиться немного. Вы уж меня простите, не знал, что это ваш холодильник, — виновато опустил глаза чертенок, — кстати, борщ пропал у вас по-моему.
— Вчера еще. Все никак не вылью.
— Сами варите? — чертенок поднял крышку кастрюли и заглянул внутрь.
— Ага.
— Так вы половник забыли вытащить, вот он у вас и скисся.
— Ну скисся и черт... И шут с ним. Ты может голодный? — вспомнил Василий о правилах гостеприимства.
— Да не... — смущенно ответил чертенок, но все же бросил быстрый взгляд на колбасу в руках Василия.
— Давай, вылазь, чаю попьем хоть с бутербродами, — поп подошел к плите, а чертенок обрадованно потер руки и выпрыгнул из холодильника, усевшись на освободившееся место. Но тут же скривился и схватился за голову.
— Вот знаете, вроде взрослый вы человек, а так некрасиво поступаете, — немного отойдя от боли, сказал чертенок, покачивая головой, — Я у вас вроде как в гостях, а вы там стоите и молитвы нашептываете. Разве это по-людски?
— А я тебе разве разрешал в холодильник мой залазить? — парировал поп, но молитву читать перестал.
— А вам жалко что ли? Сидел себе мирно, никого не трогал. Я ж не виноват, что вы ночные бдения тут устраиваете. Так ведете себя, как будто я в вас вселился, а не в холодильник.
— Ну ладно тебе, разобиделся он тут... Просто предупреждать надо. Подошел бы спокойно, сказал бы: «Можно я у вас там посижу немного?». И все.
— Ага, вы б меня своей книгой, наверное, так отлупили бы... Я видел, она у вас толстая, тяжелая и на тумбочке у кровати лежит.
— Ты с сахаром будешь? — перевел разговор Василий.
— Да, две ложки, если можно, — чертенок тут же забыл о неприятном инциденте и замотылял копытцами.
Поп поставил на стол две дымящиеся кружки, небольшую тарелку с бутербродами и присел на вторую табуретку. Несколько минут прошли в тишине, которую нарушало только постукивание ложкой, которой, о чем-то задумавшийся чертенок, размешивал сахар в кружке.
— Ладно, что уж скрывать. Скажу вам честно, — вздохнул он, — не нужен мне ваш холодильник. Не за этим я пришел.
— Да это ж понятно. А зачем тогда?
— Исповедаться хочу...
Василий так подавился чаем, что чертенку пришлось целую минуту стучать его по спине. Когда поп откашлялся, он продолжил:
— Тут дело такое, грызет меня уже который год совесть за один поступок, а поделиться и не с кем. На работе засмеют, а к конкурентам меня все равно не пускают. Людям обычным тоже особо не пожалуешься. Вот, к вам решил обратиться.
— Ну рассказывай, что уж...
Чертенок снова ненадолго ушел в себя, но потом очнулся и затараторил:
— Лет тридцать назад это было.
Жил-был один паренек. Обычный самый, ничего особенного. Попал он ко мне в плановый список. Что делать? План надо выполнять. Ну вот и начал я ему козни строить всяческие.
То одно, то другое... А у нас же как по инструкции? Делаешь человеку гадости всякие, чтоб он озлобился и начал это на других вымещать. Душа чернеет потихоньку, усыхает. Причем вместе с телом. Помирает он в конце концов, мы душонку его и забираем. План выполнен, премия, уважение коллег...
А этот вот ни в какую не поддавался. Я ему то одно подкину, то другое, а он улыбается только, да приговаривает: «Ничего страшного, все проходит, и это пройдет». Я уже совсем отчаялся. Думал идти к начальству, просить, чтоб кому-нибудь другому назначили, да тут случай помог. Влюбился он в одну девушку. Прям до безумия. И все у них хорошо было, да заболела она болезнью какой-то.
— Не без твоего участия, наверное ж?
— Давайте не будем обсуждать наши методы.
Я ж ваши не обсуждаю. В общем, заболела она сильно. Мне вроде как радоваться нужно, а не до радости. Душа его сохнуть начала прям на глазах. Мне, сами понимаете, такой расклад не на руку совсем был. Потому как душа хоть и сохла, но не темнела, зараза. Что делать? Я уж испугался, подумал, что сейчас помрет он от тоски со светлой душой и ничего мне не достанется. Начал я этой девушке помогать, чтоб выкарабкалась, а не получается ничего. Она чахнет и он вместе с ней. Года три я промучался. И запросы писал конкурентам, чтоб ей помогли, и своих просил... Никто так и не помог.
Чертенок отхлебнул из кружки и продолжил свой рассказ.
— Сижу я как-то с ними в больнице, она без сознания, а он рядом с ней, все руку ее поглаживает, да и говорит: «Я бы душу свою отдал за то, чтоб ты выжила». А я уже тут как тут.
Договорчик ему дал, тот не читая и расписался. Мое дело сделано. Документы начальству сдал, да и пошел своими делами заниматься. Год с тех пор прошел, вызывают меня на ковер.
Говорят, мол, документы есть, а душа к нам так и не поступила. Я опять к этому парню. Нашел его, а душа то всё... ссохлась. Вроде и живой ходит, а души нету совсем. В общем, влетело мне тогда от начальства за то, что не уследил за ним. А теперь по договору он мне душу свою должен, а ее то и нету совсем.
— Ну, а за что совесть то мучает?
— Да не то, чтоб прям совесть... Просто получается, что жизнь я ему испортил, а пользы от этого никакой. Выходит, зря старался. А он из-за моей невнимательности теперь ходит где-то и страдает. Неправильно это как-то.
— А с чего ты взял, что он страдает? — спросил Василий, — раз души нет, значит и не страдает он совсем. Потому как не может он этого без нее делать.
Чертенок задумался и с надеждой посмотрел на попа.
— Ну да, что-то я об этом и не подумал совсем. Выходит, что совсем он не мучается?
— Вряд ли.
— Ну, спасибо, — заулыбался чертенок, — успокоил.
— А что ж тогда с ним будет, когда помрет? Куда он попадет?
— Вот это вопрос, конечно... Но, если честно, мне он не нужен такой бездушный. Висит на мне этот договор мертвым грузом. В Рай его тоже не возьмут. Не знаю я, что с ним будет.
— Так найди его, да договор отмени. В чем проблема?
— Совсем времени нет у меня поисками заниматься. Да и лет уже сколько прошло... Наверное, и не узнаю я его. Давай я лучше при тебе эту бумажку порву, да и всего делов. Если что, свидетелем будешь.
— Ну давай, что уж там...
Чертенок вытащил откуда-то стопку бумаг и принялся листать их.
— О! Нашел, — выудив один лист, он аккуратно разорвал его на две части и положил их на стол, — ну все. Если вдруг спросят когда-нибудь, скажи, что сам видел все, ладно?
— Хорошо, — кивнул поп.
— Ну, спасибо тебе, добрый хозяин, за то, что накормил, да выслушал. Прям вот полегчало мне на душе. Она у меня хоть и черная, но все ж тоже присутствует. Пойду я, а то рассвет скоро.
— Иди, иди. Если захочешь опять охладиться, то предупреждай заранее.
Чертенок улыбнулся и махнув на прощание хвостом, растворился в воздухе, оставив после себя еле уловимый запах серы.
Василий еще немного посидел на табуретке, затем поднялся и подошел к небольшому шкафчику, висевшему над плитой. Достав оттуда несколько фотографий, он снова вернулся за стол. С одной из них на него смотрела красивая улыбающаяся девушка. Василий вздохнул и хотел уже снова сложить фотографии обратно, но вдруг замер и медленно провел рукой по своему лицу.
— Это что ж такое? Слезинка что ли?
На пальцах остался мокрый след.
— Выходит, поторопился ты, чертенок, — усмехнулся он, — не до конца, значит, душа моя высохла. Говорил же я — все проходит, и это пройдет.
Василий скомкал разорванный договор и сжал его в руке.
— Может еще и встречусь я со своей любимой. Не в этой жизни, так в той.
Автор: ЧеширКо
