Он сидел у костра, почесывая голову. Уже второй месяц его мучили вши. На палке жарил сосиску и кусок хлеба. Осень была очень сырая и он простудился, теперь кулаком вытирал нос и сухо покашливал. Вчера хоть нашел теплый пуховик, но простуду пуховиком не вылечить. Достал из кармана пачку аспирина и съел две таблетки, запив холодной минералкой.
Звали его Гаврилыч. Когда-то он был музыкантом и любил играть в карты. Однажды проигрался так, что за долги забрали и дом, и машину. С тех пор прошло восемь лет, и за это время он научился выживать на улице.
Поначалу хотел покончить с собой, но не смог. Поэтому пришлось выживать.
Последнее время собирал бутылки. Сегодня выручил денег на сырок, булку хлеба, три сардельки с сыром, минералку и аспирин. Раньше играл на скрипке в переходе. Тогда ел сытнее. Но скрипку сломали, и он стал осваивать новое для себя дело — бутылкособирательство. Гаврилыч был человеком интеллигентным да к тому же с чувством юмора. Смеялся даже над своим образом жизни, за что недавно получил по зубам от другого благородного коллекционера пустых бутылок.
— Отец, разреши к огню присесть? — , оторвал Гаврилыча от мыслей чей-то голос.
— Садись, сынок. Чего уж там. Прометей огонь подарил всем людям, а не только мне.
Парень сел на корточки и стал греть руки.
— Меня Кеша зовут. — представился юноша.
— Степан Гаврилыч.
— Чего, отец, водочку пьешь? — спросил Кеша и достал из-за пазухи бутылку.
— Пью, да нельзя мне сейчас — бронхит, будь он не ладен.
— Ты, что? — удивился Кеша, — водка любую хворь прогонит. Вон, уже седеешь! Лучше меня должен это знать.
— Эх, бес! — усмехнулся Гаврилыч. — Ладно, наливай.
— Вот что значит русская душа! — засмеялся Кеша. — И на смертном одре русский человек не откажется от чарки!
Бомж подставил металлическую кружку, а Кеша пил из горла. Чокнулись, выпили. Гаврилыч отломил парню кусок холодного хлеба. Тот занюхал и откусил лишь маленький кусочек.
— Ну, отец, рассказывай, как докатился до такой жизни...
И Гаврилыч, вздыхая, пересказал ему как лишился и дома, и работы. А рассказывая о потере скрипки пустил слезу.
— Ну, давай выпьем снова!
Закусил уже чуть большим куском хлеба и Гаврилыч отломил парню половину сардельки.
— Вот, скажи мне... Ты что, карты так любишь?
— В жизни играть больше не стану.
— Врешь? — криво усмехнулся Кеша.
— Вот те крест — перекрестился Гаврилыч и снова заплакал. — Знаешь, а через три года пенсия. А у меня двадцать лет стажа в филармонии. Может и дотяну.
Тогда уж легче будет...
Кеша рассмеялся:
— Пойдем, старик со мной. Прогуляемся.
— Куда это?
— Пошли, не бойся.
Вышли из посадки, на дороге стояла старая копейка.
— Садись назад.
Бомж послушно полез на заднее сидение. Минут через десять приехали к небольшому дому, вошли во двор. В огороде стояла баня.
— Заходи, помоемся. Вши, чесоточный может? — спросил Кеша.
— Вши мучают. — пристыжено сказал Гаврилыч.
— Ясно — кивнул Кеша и вошел в дом, а вернувшись принес средство от вшей.
После того как попарились, пошли в дом и сели есть. Кеша кормил гостя окрошкой и картофельным пюре с жаренным окорочком. Когда поели, стали пить чай с пирогом. В комнату вошел человек в строгом деловом костюме и сел за стол.
— Иннокентий Александрович, все готово. — сказал он.
— Паспорт хоть есть у тебя?
— Есть, а зачем это?
— Давай уже! — строго сказал Кеша.
Гаврилыч достал документ и его забрал человек в костюме.
— Пойдем, пройдемся по дому, старик.
— Ну, пошли.
Вошли в зал, Кеша указал на телевизор:
— Плазма... Новая, полгода еще нет. — Гаврилыч кивнул. Пошли дальше.
— Сантехника здесь финская, до конца жизни хватит. А вот плитку менять скоро придется. Ну, да ладно.
Бездомный лишь улыбнулся в ответ. Потом полезли в погреб. А погреб у Кеши был большой и всего там было в достатке.
— Мышей, слава Богу, нет. Вот картоха на зиму, килограмм сто. Вот гречка, рис, пшено, перловка.
На полках стояло большое количество банок с консервами.
— Огурцы, помидоры, всяческие закуски, сало, тушенка... Ладно, полезли наверх. А, вон сетки с луком и морковкой, чуть не забыл.
Вылезли, вышли во двор.
— Дровишек на зиму тоже хватит. Вон они — под навесом возле баньки.
Зашли в сарай.
— Вон курочки. Коровка...
— Молочко с яичками домашними — это хорошо — мечтательно сказал Гаврилыч.
В гараже стоял старый мотоцикл:
— Ну, это хлам. Хотя, может кто и купит, а нет — так на металл сдать. — сказал Кеша, потом указал на новенькую Ниву, — а вот это песня! Не машина, а зверь. Ах, да... Вон три бочки с бензином.
Гаврилыч не понимал зачем парень хвастается перед бомжом своим добром. Может на службу хочет взять? Затем и паспорт взял. Было бы хорошо...
— Черт, совсем забыл! — сказал Кеша и достал телефон, — алло, инструмент везете? Да, жду, спасибо.
Вошли обратно в дом.
— Гена, все готово уже? — спросил Кеша.
— Одну минутку еще, Иннокентий Александрович.
Кеша снова поставил чайник. В комнате было тихо и Гаврилыч задумался: «Документы... Хоть бы трудовой договор...»
— Все готово. — вдруг сказал человек в деловом костюме.
— Ну, давай пусть подписывает.
Деловитый протянул бездомному ручку и документы, пальцем указав место, где было нужно расписаться. Степан Гаврилыч плюнул и расписался не читая. Все равно взять с него нечего, кроме души. Одна скрипка была, да и той лишился. В дом спешно вошел человек и запыхавшимся голосом сказал:
— Вот, привез! — после этих слов он протянул Кеше футляр, очень похожий на скрипочный.
— На, Гаврилыч, — сказал Кеша, — подарок тебе.
И положил футляр перед ним. Бомж дрожащими руками открыл его и достал любимый музыкальный инструмент. Новый, да и еще из дорогих. Недавно он любовался точно таким же в витрине музыкального магазина. Старик заплакал и встал, чтобы обнять Кешу.
— Что хоть подписал я там? — спросил он, утирая слезы.
Деловитый закрыл дипломат и поднялся:
— Как что? Дарственные на дом и автомобиль. — усмехнувшись, добавил, — Степан Гаврилович, нужно читать документы, перед тем как их подписывать. Это я вам, как юрист говорю. Всего доброго.
Гаврилыч раскрыл рот, но не смог подобрать нужных слов.
— Не говори ничего, отец, пожалуйста. Светать уже начинает... — Кеша вздохнул. — Пора ехать уже. Сыграй лучше что-нибудь...
Гаврилыч взял инструмент. Зазвучали «Времена года». Кеша грустно улыбался и смотрел на чайник, который давно уже кипел, но про него все забыли. Он встал и положил руку на скрипку, прервав музыку.
— Хорошо играешь, не врал! — сказал Кеша. — В карты не играй больше, хорошо? Все, прощай, отец! — и похлопал по плечу.
— Куда же ты? — спохватился Гаврилыч.
— Уезжаю... Все, пора мне. Живи хорошо. Здесь уютно. В тумбочке под телевизором деньги. Бери. Не провожай.
Кеша ушел, а Гаврилыч сидел не в силах прийти в себя. Опомнился и выключил газовую плиту. Послышался голос копейки и Гаврилыч, как в бреду, пошатывающейся походкой пошел в зал. В тумбочке под телевизором нашел шкатулку, а в ней деньги — двести пятьдесят тысяч.
— Да мне же до смерти хватит...
Рядом на столе лежали какие-то бумаги. В основном счета за коммунальные услуги, прочее и больничный лист. Он начал бегло его читать:
— Староверов Иннокентий Александрович... Опухоль мозга...
Лист выпал из руки пожилого мужчины и он, в который раз за ночь, пустил слезу...
Автор: Камил Рахманов
