Брела по делам и тут смотрю, бабуся незрячая уперлась в магазинный штендер. Стоит. Ну, чисто одуванчик божий, только голова не светится.
Тимуровец внутри меня расправил галстук, дунул в горн и пошагал творить добрые дела.
Подошла, отрапортовала о готовности помочь, она же немного помолчала и выдохнула:
«Кинули меня... Понимаешь? Грубо так развели, без всяких прелюдий. Ничто, как говорится, не предвещало!»
Я за бабусю оскорбилась:
«Идём, — говорю, — провожу!»
Пошли. Бабуся за меня держится, я ей про лужи рассказываю. Уже и дорогу перешли. Как вдруг...
Догоняет нас очень сердитая пожилая дама. Тростью своей машет, бабусю у меня вырывает под аккомпанемент матерных причитаний.
Ни разу меня так не грабили ещё. Кошелек из сумки пытались достать, но бабок из рук никогда не уводили.
Я стою на своем! Бабусю держу крепко. Что характерно, жертва обстоятельств сохраняла вселенское спокойствие. И только через пару минут открыла рот, чтобы осадить налетевшую престарелую фурию:
«Я теперь с ЭТОЙ хожу. Она порядочная шмонька, а ты, Зинка, нет!»
«Штааа?! Это я-то непорядочная» — тётя брызнула на меня слюной и закашлялась от возмущения.
Я же примерила на себя безжалостный комплимент. Мой пионерский горн сразу как-то приуныл, галстук осунулся.
Старушка тем временем продолжила обличительную речь:
«Ты, Зина, мне что сказала? По малой нужде ушла! А сама что? За косого фраера языком зацепилась?»
Зина поморщилась: «Если я за что и цеплялась, так это за жизнь, Маня! После твоих угощений никакое порядочное днище не выдержит!»
Я невольно прониклась сочувствием к Зинке всей своей растрепанной от чувств душонкой.
Тут по закону жанра настал Манин черёд оправдаться, но она не стала: «Слабак ты, Зина! Ни дать ни взять! Как Борис Игнатич мой...покойничек!»
Повисла пауза, похожая на минуту молчания по почившему. Первой подала голос стряпуха в законе:
«Мент родился! — сказала она, а потом добавила, — ладно, Зинка, пошли. Там ещё голубцы остались. Будешь? Нет? Подуууумаешь, какая цаца! А я говорю, будешь!»
С этими словами бабуся выскользнула из моих рук, и подружки пошаркали вперед вдоль желтеющих вязов и лип.
А меня до сих пор мучает вопрос: таки своей ли смертью умер Борис Игнатьич?
