Знакомых у меня много, а вот друзей наоборот, не очень. Наверное, так и должно быть. Друзьями становятся проверенные временем и ситуациями люди, которые за тебя и в огонь, и в воду, и в медные трубы нырнут, как и ты за них. Таких друзей у меня немного, но они есть. А еще есть Вовка…
С Вовкой мы не пьянствовали, не дрались с гопотой, возвращаясь с концертов и отказываясь «пояснить за хаер», да по прекрасным дамам не бегали. Вовка и мои патлатые друзья – как две галактики, разбросанные в разных углах Вселенной. Абсолютно разные. И тем не менее, Вовка – мой друг, хоть он и старше меня почти на десять лет. Познакомились мы не на рок-концерте в районном клубе, а в библиотеке, куда юный и прыщавый Я ходил за свежими книжками.
Первый раз я его увидел примерно через год хождения в библиотеку. Может, и раньше видел, да внимания не обращал. А в тот раз что-то щелкнуло и я, забрав с полки зачитанного до дыр «Волкодава», вместо того, чтобы идти к выходу, подошел к странному парню, который сидел на стуле у окна и читал книгу. Странным паренек мне показался не только из-за одежды. Она у него была довольно старенькая, хоть и чистая, а из-за того, что книгу он читал буквально, зарывшись носом, причем кончик его длинного носа почти касался страниц.
— Привет. Чего читаешь? – без лишней скромности спросил я. Паренек вздрогнул и, подняв на меня глаза, забавно прищурился, словно пытался разглядеть. Тогда я еще не знал, что он плохо видит, поэтому, не сдержавшись, рассмеялся.
— «Сагу об Элрике» Муркока, — покраснев, ответил парень.
— Хорошая серия, — кивнул я, ибо Муркока тоже любил, как и почти всю классику фэнтези. Парень снова покраснел, а затем уткнулся в книгу, когда к нему подошла женщина с добрым, пусть и несколько усталым лицом.
— Володя, ты всё? Выбрал? – спросила она, покосившись на меня. Её глаза чуть расширились, когда она увидела, что изображено на моей черной майке, а я, нагло ухмыльнувшись, развернулся и направился к выходу. Я любил носить майку с обложкой альбома Cannibal corpse «Butchered at Birth» именно из-за таких косых взглядов.
Второй раз мы встретились в библиотеке через неделю. Вовка так же сидел на стуле у окна, читал книгу, касаясь носом страниц, и не обращал на редкие библиотечные шорохи и шепотки никакого внимания. Я сдал «Волкодава», зацепил пару томиков Пратчетта и подошел к нему.
— Все еще Муркока читаешь?
— Да, — кивнул он, не поднимая на меня глаз.
— А Говарда читал?
— Конана только, — ответил он, смотря в сторону.
— Почитай «Соломона Кейна». Тоже зачетный цикл, — улыбнулся я, снимая с полки книгу и протягивая ему. – Тебя Вова зовут?
— Ага, — покраснел парень.
— Рад знакомству, — кивнул я, протягивая руку. Вовка её словно не увидел, но меня это не смутило. Я сам взял его ладонь и пожал её. – Ты видишь хреново?
— Ага, — Вовка нервничал. Было заметно по голосу, движениям, да и ладонь вспотела. Поэтому я легонько похлопал его по плечу и рассмеялся.
— Не напрягайся так. Просто я тоже фэнтези люблю, а друзья мои до Муркока не доросли еще, — Вовка слабо улыбнулся, пригладил и без того прилизанные волосы, после чего снова прищурился. – Ладно. Пока. А «Соломона» почитай. Думаю, тебе понравится.
Раз в неделю мы с Вовкой пересекались в библиотеке. От библиотекарей я узнал, что мама частенько оставляет его здесь на целый день, а Вовка им не мешает. Сидит тихонько в уголке и читает классику фэнтези. У меня вошло в привычку брать стул, садиться рядом и дискутировать пару часов о том, что мы прочитали. Со временем Вовка немного оттаял. Иногда улыбался, пару раз мы оглашали библиотеку своим хохотом, обсуждая какую-нибудь книгу «Плоского мира», или просто болтали на разные темы.
Так я узнал, что у Вовки с глазами беда. И беда была в том, что зрение у него стремительно ухудшалось. Мать возила его по клиникам, но что-то там не срослось. Вовка как-то раз разоткровенничался и объяснил, почему постоянно сидит в библиотеке. А я мог лишь молчать, слушая его сбивчивую речь.
— Они сказали, что зрение может совсем пропасть, вот я и читаю. Впрок, так сказать. Глотаю книги, как не в себя. Да и помогают они мне хоть немного отвлечься от дурацких мыслей, — говорил Вовка. Я молча смотрел на него, не зная, что сказать.
Потом Вовка куда-то пропал, а я всерьез всполошился. Настолько, что достал своими вопросами библиотекарей и те дали мне адрес Вовки. Забавно, но жил он в соседнем от меня дворе, на первом этаже в однушке. Когда его мать открыла дверь и увидела меня на площадке со стопкой книг в руках, то сильно удивилась. Ей многое было невдомек, но мне было откровенно плевать. Я привязался к Вовке и к нашим беседам в библиотеке. Правда на мою просьбу позвать Вовку, она поджала губы и сказала, что он редко куда-то выходит.
— С глазами стало совсем плохо? – спросил я. Она не ответила, просто кивнула и, посторонившись, пропустила меня в квартиру.
Вовка сидел у окна, тупо смотрел в стену и молчал, а когда я подал голос, он вздрогнул и так сильно, что чуть со стула не свалился.
— Давай, не хватало себе лоб расшибить, — буркнул я, хлопая его по плечу. – Мне библиотекари с боем твой адрес дали. Я тебе тут книжек принес. Не знаю, что ты читал, поэтому набрал, что мне нравится.
— Я уже не читаю, — скривил он губы. – Не могу.
— Ну… выкрутимся, как-нибудь, — вздохнул я, беря первую в стопке книгу. А потом просто начал читать. Забавно, но я и сейчас помню, что начал ему читать «Чародея поневоле».
Вовка первый час вообще не шевелился. Сидел, чуть подавшись ко мне, и слушал. Улыбался, когда я, кряхтя, устраивался поудобнее или откладывал книгу в сторону, чтобы пройтись по комнате и размять затекшие ноги. Мама Вовки зашла в комнату пару раз, увидела, что я читаю, улыбнулась и ушла на кухню. Тогда я просидел у него три часа, дочитался до того, что осип, но улыбка на лице Вовки того стоила. С этого момента началось моё почти ежедневное паломничество в Вовкину квартиру и когда я приходил, то только и делал, что читал, а Вовка жадно меня слушал. Много мы разных книг вместе перечитали.
Конечно, Вовка потом освоил шрифт Брайля, но любимое им фэнтези достать было почти невозможно, поэтому я продолжал к нему ходить. После школы, потом после университета, потом после работы. Я читал ему дома и на лавочке возле подъезда. Вовка иногда начинал гундеть, что чувствует себя тяжелой ношей и виновным в том, что тратит мое время, но после подзатыльника всегда успокаивался и даже выдавливал из себя нечто саркастичное насчет своего зрения. Бывало и так, что я по несколько недель к нему не заглядывал. Тут и работа была виноватой, и собственная жизнь, но Вовка все понимал. Он знал, что рано или поздно я к нему зайду и что-нибудь почитаю.
А с приходом безлимитного интернета Вовке полегчало. Появились тонны аудиокниг, подкасты, Скайп. Мы созванивались, болтали, иногда я что-то зачитывал ему из своей ранней писанины, а Вовка язвительно её комментировал, после чего смеялся, когда я высказывал ему всё, что о нем думаю.
Последний раз я читал Вовке лично четыре года назад. Читал книгу про домовенка, с которой когда-то и начался мой графоманский путь. Тогда я приехал в родной город из столицы и, конечно же, навестил своих друзей, в том числе и Вовку.
На миг мне показалось, что Вовка не изменился. Такой же худой, нескладный, с легкой щетиной. Но он облапил меня, расчувствовался, долго поил чаем и расспрашивал о моем житье-бытье. Потом попросил почитать, правда чтение растянулось на четыре дня, но, когда я закончил, он спросил, кто написал эту книгу про безумного барабашку.
— Я, — ответил я. Вовка открыл рот, захлопнул его и заржал так, что напугал свою маму, которая пила на кухне чай с соседкой.
— Зачёт, — хмыкнул он и, нащупав мою руку, крепко сжал её. – Спасибо, дружище.
Затем пришла Вовкина мама и рассказала, что они переезжают. Ближе к морю и родным. Вовка был не против, мы давно перенесли наше общение в интернет и частенько созванивались просто так, но все же грусть в его голосе была. Кто знает, когда мы с ним еще свидимся и я ему ещё что-нибудь почитаю. Однако решение было окончательным.
Сейчас у него все хорошо. Это добрая история, а добрые истории плохо не заканчиваются. Вовка живет у моря, познакомился с другими людьми и в целом счастлив. Иногда мы созваниваемся в скайпе, и я читаю ему пару часов, пока не охрипну и не начну запинаться на каждом слоге. И пусть мой голос теперь звучит из колонок или динамика телефона, но вот для Вовки это те же наши посиделки, теплые и ламповые. Пусть и находимся мы в тысячах километров друг от друга.
Автор: Гектор Шульц
