Колька Зарубин милостыню никогда не подавал. За свои почти тридцать два года он всегда проходил мимо тех, кто сидел на паперти или просил денег. И всё потому, что в пять лет мать дала ему карамельку и отправила купить хлеба в сельмаг. А Колька, выскочив из магазина, наткнулся на деда, просящего копейки на опохмелку у тех, кто выходил. Мальчишка и кинул конфету в шапку какому-то обросшему деду у крыльца, а тот крепко выругался и выкинул карамельку на снег рядом с собой. Колька обиделся и никогда никому больше ничего не подавал.
Дела застали Николая прямо посередине рабочего дня в центральном парке города. Расположившись на скамейке, он решал рабочие вопросы по телефону. Домой в посёлок возвращаться только вечером, нужно было всё успеть.
Мимо него то и дело суетливо пробегали прохожие. Колька оторвал взгляд от телефона и осмотрелся. Необходимо было наполнить желудок едой. Мозг отказывался работать без топлива. Рядом с выходом из парка располагалось кафе. Зарубин не думая отправился прямиком в забегаловку.
Купив себе сэндвич, кофе и, выйдя из кафе, Николай упёрся в старушку, просящую купить ей батон или хлеба. Зарубин посмотрел женщине в глаза и немного смутился. Ему показалось, что старушку он где-то видел. Её страдальческое почти серое лицо, исчерченное морщинами, определённо он видел раньше, но не мог вспомнить где. Старушка стояла прямо, расправив плечи, не сгорбившись, как будто собиралась декламировать стихи. За Николаем из кафе вышла девушка и он, опомнившись, продолжил путь, пройдя мимо.
***
Люди на перроне толкались и торопились заскочить в вагон. Колька, не привыкший к толкотне, сначала пытался пропускать всех. Но волна подхватила его и сама внесла в вагон электрички.
Зарубин осмотрелся, быстро прошёл и занял место у окна. Часть дороги он смотрел в окно, потом пытался заснуть. Но шум и гам, создаваемый атмосферой, наполнял уши, давил на грудь и не давал расслабиться.
Николай снова осмотрелся. И вдруг его взгляд упал на ту самую старушку. Она сидела в начале вагона. Напротив неё расположилась женщина с детьми. Дети постоянно требовали печенье и булочки и мать, чтобы занять детей, всё доставала и доставала еду из пакета. Старушка напротив не сводила глаз с пакета и провожала каждое движение женщины взглядом. Николай смутился.
Правильная осанка, чуть отведённые назад плечи худенькой старушки вновь напомнили ему кого-то. Николай тихонько сфотографировал старушку и отвернулся. Но мысль, засевшая в его голове, не давала покоя. Николай вновь посмотрел в начало салона.
Вновь вошедшие пассажиры расположились на первых посадочных рядах вагона. Двое парней сели напротив старушки через проход и принялись уплетать хот-доги. Часть булки у одного из молодых людей выпала на пол, и он подтолкнул её ногой под скамейку. Через две остановки парни вышли. А старушка пересела на их место и, наклонившись, достала из-под скамейки кусок булки. Она сжала его в руке и засунула в сумку. Николай обомлел. Никогда он не видел, чтобы люди были настолько голодны, чтобы поднимать упавшие куски.
Зарубин ехал домой с пустыми карманами, поужинав в городе, и предложить старушке ему было нечего. Она вышла раньше его на одну остановку. Эта остановка была мужчине знакома. Почти двадцать лет назад в небольшом селе, которое расположено на этой станции за лесополосой, жили его бабушка с дедушкой. И до шестого класса Николай учился в местной сельской школе. Но после бабушка осталась одна, и родители перевезли её в посёлок, где получили маленький дом от фабрики. А Николай перешёл в другую школу.
***
Жена ждала Николая у накрытого стола. Зарубин умылся с дороги, сел за стол и понял, что еда не лезет в горло. Перед его глазами всё стояла старушка с куском поднятого хлеба.
— Я к бабуле забегу, — засобирался Николай.
— Коля, ну ведь ничего не поел, — сетовала жена.
— С дороги не хочу. Вернусь, чай попью, — ответил Николай.
Бабушка жила в старой части посёлка, в том самом доме, что когда-то получили родители. Когда Николай пришёл, родственница сидела в кресле и смотрела какой-то мыльный сериал по телевизору.
— В городе был? — поинтересовалась она.
— Да, очки и лекарство тебе привёз, на столе выложу.
— Спасибо, Коленька. Присаживайся, расскажи, как там в городе, что интересного?
Николай взял табуретку, сел рядом и стал рассказывать о том, что считал нужным: как выкупал очки; по какой цене взял лекарство и опять наказывал не брать ничего в местной аптеке, а обращаться к нему, если нужно что-то купить; затем стал рассказывать, как неудобно ездить в электричках... и вдруг замолчал задумавшись.
— Ба, а не помнишь эту женщину? — и Николай показал бабушке фотографию на телефоне.
Родственница долго рассматривала снимок. А потом сказала:
— Да, стареем мы. Время никого не щадит. Это... это... фамилию не помню. Мария Фёдоровна, учительница географии, ты не помнишь разве её?
Николай обомлел: «Точно, он вспомнил! Но тогда это была не старушка...»
— А что это ты её сфотографировал? — поинтересовалась бабушка.
— Да так, увидел в электричке..., не вспомнил просто, — ответил внук и засобирался домой.
***
Через неделю Зарубин снова отправился в город. Бумаги, которые он отдавал на согласование в прошлый раз, были готовы, пора было их забрать. Ещё накопились мелкие дела, и Николай решил сделать всё в один день. Так и вышло. Всё успел. Пора домой. Вечерний город стал зажигать огни, улицы наполнялись спешащими домой людьми и одинокими парочками, неспешно прогуливающимися по скверам. Николай тоже спешил. Вечерняя электричка уже прибыла на перрон.
В привычном 6 вагоне Николай осмотрелся, чтобы найти свободное место, и вновь увидел учительницу, жмущуюся к окну. Сидение напротив было пустым. И Николай уверенно прошёл и сел на свободное место.
Мария Фёдоровна смущённо опустила глаза и отвернулась к окну. Николай понял. «Узнала». Некоторое время он смотрел в окно, а когда сосед старушки отправился на выход, пересел. Она стала прятать руки с заметными синеватыми подтёками, натягивая рукава старенькой кофты.
Зарубин достал из рюкзака булку с повидлом и протянул ей.
— Держите, Мария Фёдоровна.
— Спасибо, Коленька, я не голодна, — тихо ответила она, посматривая на булку.
— Спросите столицу любого государства, если не отвечу — булку съем сейчас же сам, если отвечу правильно, то съедите вы.
Она улыбнулась. Как-то мило и спокойно. В забитой, страшной старушке вдруг проснулась та самая учительница, которую помнил Коля.
— Столица Македонии? — спросила она.
Николай, включивший в этот момент гугл помощник, прочитал ответ:
— Скопье! Ешьте! — и сунул булку в её сложенные руки.
— Правильно, — улыбнулась она, не отводя взгляд от мужчины. Булку она держала, не отпуская, — я дома с чаем попью, — добавила она.
— Мы так не договаривались, — возмутился Николай, — я ответил правильно — ешьте.
Ей было неловко, она медленно стала разворачивать пакет. Глаза её увлажнились, когда она откусила маленький кусочек от булочки.
— Вкусная, — даже не начиная жевать, сказала она.
— Она с повидлом, я одну съел перед отъездом, свежая.
Мария Фёдоровна в подтверждение качнула головой и продолжала откусывать от булочки небольшие кусочки. Он не видел, как она жевала, казалось, глотала так, чтобы еда быстрее попала в желудок.
— Что это? — спросил Николай, указывая на синяки на запястьях.
— Упала, — отмахивалась она.
— И кто это такой крепкий, на кого вы упали?
— Неудачно упала на ... кровать, знаете, такая с железными спинками.
— Ясно, — ответил Николай.
— Руками и лицом ударились сразу? — не отставал мужчина, заметив ещё один синяк на подбородке.
— Да, Николай.
— Мария Фёдоровна, я понимаю, что это не моё дело. Но давайте не как ученик и учитель, а как два взрослых человека обсудим. То, что я увидел на прошлой неделе и сейчас — это не нормально. Вы же учитель!
— Я давно на пенсии, Коленька и...
— Тем более, разве заслуженный учитель может жить так?
— А как Коленька?
— Ну, так? Выпрашивая хлеб у кафе и с побоями на теле. Я может чего не понимаю, но я свою жену ни разу не ударил. Это же подло!
— Подло, Коленька, — повторила она и опустила глаза, — Подло.
— А пойдёмте ко мне домой, я вас с женой познакомлю.
— Мне домой надо. Спасибо за приглашение, Коленька, меня муж ждёт.
Разговор оборвался. Зарубин вдруг понял, что ей нужна помощь, но сама она никогда не решиться. Он принял решение сам. За неё и за свою жену.
На следующей остановке Мария Фёдоровна засобиралась выходить. Прощалась. Николай всячески пытался немного её задержать, а после встал в проходе, загородив дорогу и твёрдо сказал:
— Пока вы не расскажите как живёте, я не отойду. Учитель не имеет право обманывать, я жду от вас правду!
— Мы же разговаривали как взрослые люди, а взрослые люди не суют нос в дела других, — резко ответила она.
Николай опешил.
— Дайте я пройду, — сказала она и пошла к выходу. Зарубин медлил. Двери в вагон закрылись. Колька выдохнул. Успел выскочить. Марии Фёдоровны нигде не было видно. Колька побежал к лесополосе. Выскочив на дорогу к селу мужчина осмотрелся. Дорога была пуста. «Пошла огородами» — подумал он и поплёлся к школе.
Дверь главного входа в школу была закрыта. Колька стукнул пару раз кулаком по дереву. Глухое эхо раздалось по пустой территории около здания. Зарубин сел на крыльцо и глубоко вздохнул.
— Чего тарабанишь? Для ученика стар, для учителя пришёл поздно? — рассуждал дедушка в смешной шляпе и с седой бородкой. Внешне он очень походил на Старичка-Боровичка из мультфильма.
— Вечер добрый. Я в школе этой учился лет двадцать назад. Вот пришёл вспомнить, посмотреть, как изменилось всё.
— Ну и? Изменилось?
— Изменилось, дедушка. Вас тоже не припомню. Тогда сторожем Матвей Сергеевич был.
— Так помер уж давно Сергеевич. Я уже лет десять как сторожу.
— Я из учителей только географичку и помню. Марию Фёдоровну.
— А, была такая — Никулина. Не работает только, на пенсии давно. Живая.
— А где живёт не подскажите?
— На Степной, пятый дом с зелёной крышей такой. Только ходить не советую. Мужик её больно шумной, когда выпьет, а пьёт часто и много. Здоровый. Во, — и дед показал необъятность вверх и в ширину, сколько позволяла длина рук.
Колька Зарубин не был трусом. Он был неконфликтным человеком. Все неурядицы и проблемы в его жизни всегда решались просто и легко, без кулаков, соплей, нытья и прочих ужасов. Да. Даже в детстве. Гладко и ровно шла его линия жизни на руке, и от этого сейчас ему было противно.
Он в первый раз в жизни корил себя за то, что в семь лет решил вопрос с Серёгой Сиплым без кулаков. Надо было тогда начинать отстаивать свои интересы на крови. Сейчас было бы проще: пришёл, набил морду и вопрос решён.
Невысокий, щуплый Зарубин больше похожий на подростка, чем на взрослого мужчину, плёлся по улице. Он ёжился и не понимал, что делать дальше. Можно было поехать домой и оставить всё как есть. Но тогда зачем всё это было нужно? Зачем появились все эти переживания и действия. «Надо идти до конца раз задумал».
И Николай пошёл. Прямиком в магазин. Зарубин помнил что, во времена его детства сельмаг был в самом конце улицы. Пустынная, тёмная дорога заканчивалась тремя светящимися лампочками на высоких столбиках. Сельмаг так и стоял на том же месте. Выкрашен только теперь он был в ярко-голубой цвет, который местами уже выгорел.
На скамеечке у магазина всё также сидели «отдыхающие» грохоча стаканами. Коля бросил взгляд на мужиков и открыл дверь магазина.
— Здравствуйте, четок, — протянул деньги Николай.
Продавщица подала бутылку Зарубину и сдачу. Тот сунул всё в рюкзак.
На крыльце он замешкался, услышав знакомую фамилию.
— Так сходи и забери, раз Никулин тебе должен. Продолжим?
-Привет, мужики, — вмешался Зарубин.
— Э, ты кто такой? Как зовут? Откуда? — посыпались со всех сторон вопросы.
Табачный дым окутал Николая.
— Малая Родина моя здесь, на Садовой жил. Мимо Никулина пойду, сказать, чтобы пришёл с деньгами?
— Ха-ха-ха! — схватились за животы мужики.
— Чтобы Никулин и сам пришёл!! Ты, наверное, его не знаешь. Он три года как откинулся. Четыре раза точно сидел. Такие сами не ходят. К таким ходят, — смеялись мужики.
У Зарубина пересохло в горле.
— Домой! Срочно домой!!!
Он спустился с крыльца и пошёл на станцию. Сначала шёл не торопясь, потом ускорил шаг, а в конце побежал. Бежал до самого перрона. На станции сел на скамейку и открыл рюкзак. Четок. Николай не пил крепкие напитки. Купил, чтобы сыграть сценку перед мужем Марии Фёдоровны. А теперь испугался. За себя, за свою жизнь. За ребёнка, которого носит жена.
— Коленька! — услышал он и обернулся. Какая-то женщина подзывала сынишку к себе.
«Коленька! Коленька! Эх, Коленька!».
Зарубин встал со скамейки и побежал назад. У дома Никулиных он вытащил из рюкзака бутылочку, открыл, отпил глоток и долго полоскал горло содержимым. Выплюнул. Потом отхлебнул глоток для храбрости и, не увидев звонок, стал тарабанить. Залаяла собака. Зарубин опять постучал. Собака ответила. И тишина.
Николай глубоко вздохнул и стал колотить, не переставая, в такт бешено бьющемуся сердцу. Дверь дёрнулась и открылась со скрипом. Николай поднял голову, чтобы посмотреть в лицо Никулину. Стало жутковато.
— Чё на...?!- начал, было, Никулин.
— Никулин? — перебил Зарубин.
— Ну, — ответил тот. В темноте лицо его расплывалось и от того казалось ещё шире и больше.
— Тебе с зоны гостинчик передали, — Колька протянул четок и продолжил, — Вот купил на своё усмотрение. Мужиков у магазина встретил, поговаривают, что ты им денег должен.
— Не должен. Кому должен — простил.
— Ты это, на денег, сходи тогда в магазин, возьми на своё усмотрение.
— Не пойду, скажу — сам купишь и принесёшь.
— Так я до утра идти буду, у вас тут темень, я споткнулся, ногу подвернул, — и Колька демонстративно поднял одну ногу и стал подпрыгивать на другой, а потом сел на лавку у забора и достал деньги.
Увидев деньги, Никулин открыл дверь настежь и вышел на улицу.
— Давай! — рявкнул он и выхватил купюру из рук Николая.
«Пятнадцать минут есть, не больше», — подумал Зарубин, сердце бешено заколотилось. Он дождался, когда мужик отойдёт дальше и заскочил во двор.
Собака залаяла.
— Мария Федоровна! — позвал Николай.
Он сиганул в дом, крикнул ещё раз. Её нигде не было. Тогда Колька выбежал в огород, мимо собаки, которая тявкала и не понимала, что происходит.
В потёмках постройки и заросший огород сливались в одно тёмно-серое пятно.
— Коленька? — послышалось где-то совсем рядом, и из пустого курятника вышла старушка.
— Что ты здесь делаешь?
-Бежим! Слышите! Берите документы, вещи и бежим. Муж ушёл в магазин, скоро вернётся.
— Куда Коленька? Я к сестре на север уезжала, освободился, приехал туда и жизни ни мне, ни ей не давал. К дочери пошла, она сказала — твой муж, сама и решай с ним вопросы. Я в полицию ходила. Ничем помочь не могут. Пока ничего не совершил, он волен делать, что хочет. Документы у меня забрал. Я не знаю где они, он на почте за меня пенсию получает. Без документов сам знаешь — ничего не сделать. Хорошо, хоть бездомных в городе кормят бесплатно. Я и ездила...
— Документы новые сделать можно и фамилию сменить. Но так нельзя!
— Нельзя, Коленька. Вот и живу от одного его заключения до другого. Богу молюсь, чтобы не вернулся. Развестись боюсь, прибьёт. В курятнике всё лето живу, а зимой в бане.
Зарубин подошёл к ней и сказал:
— Другого шанса может и не будет, бежим.
— Хороший ты человек, Коленька! Забудь и живи счастливо! Спасибо, что хотел помочь, но с ним кто только не разговаривал, как не упрашивали. А выпьет — и не человек вовсе, а зверь.
Зарубин достал деньги, выгреб и отдал всё, оставив только на дорогу.
— Держите. Спрячьте. Если надумаете, то на электричке следующая остановка, Гризодубова, 18-56. В кассе работает моя соседка, если забудете, то она подскажет.
Николай пошёл в конец огорода и перелез через забор. Больше он не оборачивался. Боялся сделать хуже. До лесочка добрался быстро. Электричка уже не ходила. Надо было идти на дорогу, ловить попутку.
Дома Николай сел на диван и долго сидел. Дожидавшаяся его жена уже легла спать. А ему не спалось. Хотел, очень хотел помочь, не получилось. Лёг на диване.
Утром Николай предупредил жену, что после работы задержится, заедет к бабушке.
Бабушка сидела у телевизора. Николай зашёл и спросил с порога:
— Ба, привет. Скажи, в детстве твоём трудно жили?
— Николай, проходи, здравствуй. Честно сказать?
— Да, ба, конечно.
— Плохо жили, бедственно сначала, как нас сюда в Сибирь переселили. А потом хозяйством обросли. Работали. Много нас было — это и спасло. Работали от зари и до зари, тем и жили.
— А дед тебя бил?
— Бог с тобой, никогда. А что это ты всё расспрашиваешь?
Николай поставил табуретку напротив кресла и сел. Он долго собирался с мыслями, думал с чего начать. Рассказал. Рассказал бабушке всё. Даже свои мысли и ощущения.
Та перевела взгляд в окно и долго не отвечала. А потом сказала:
— «Всякому просящему у тебя — дай». Милостыня — это хорошо, это, Коля, правильно.
— Ба, так я ничего ей не подал.
— Как не подал? Милостыня — это же не только мелочь в шапку, это добрые поступки для ближнего. Я очень надеюсь, что ты ей дал повод ещё раз задуматься над тем существованием, в котором она сама себя держит. Ты правильно поступил!
***
Прошёл месяц. Николай почти забыл о данном случае. Пару раз он ездил в город за прошедший месяц, но ни в электричке, ни в городе больше не видел Марию Фёдоровну.
Жена вот-вот должна была родить, а на работе как назло всё прибавлялось и прибавлялось работы. Приходилось задерживаться.
— Николай, тебя, — протянул трубку сослуживец.
— Жена? С роддома? — засуетился Зарубин и схватил трубку.
— Полиция? Какая полиция, — удивился Николай. — Да, знаю Марию Фёдоровну. Сейчас приеду.
В тёмном коридоре полицейского участка было прохладно.
Николай получил пропуск у дежурного и прошёл в конец коридора. Нашёл кабинет с номером 34 и постучал.
-Войдите! — послышался голос из-за двери.
Николай вошёл. Комнатка была совсем маленькая, метров 8-9 не больше. Почти сразу перед дверью стоял стол, за которым сидел полицейский в форме и мужчина в штатской одежде. Чуть правее стоял третий стул, на нём сидела Никулина.
— Зарубин... Николай, — представился Коля.
— Проходите, — сказал мужчина в штатском. Сесть он никуда не указал, так как свободного стула не было.
— Вот гражданка Никулина утверждает, что приехала к нам в посёлок к вам. Фамилию вашу не помнит, адрес тоже. Два дня бродяжничала на вокзале. Требовала от кассира на перроне дать ваш адрес. Всё верно говорю? — мужчина посмотрел на Марию Фёдоровну.
Та кивнула головой.
— Так и было, — подтвердил Николай, — я Марии Фёдоровне сказал, чтобы приехала ко мне, если адрес не вспомнит, пусть узнает у кассира на вокзале, которая является моей соседкой.
— А было ли вам известно, Зарубин, что соседка ваша в отпуске?
— Нет, конечно, — удивился Николай.
— Зачем же вы дали ложную информацию пожилой женщине?
Вот так в одночасье Николай превратился в обвиняемого и опустил глаза в пол.
— Забирайте женщину и впредь давайте людям чёткие адреса. Пишите на бумаге, я не знаю, на салфетке углём... Давайте пропуск, — сказал мужчина в штатском.
Мария Фёдоровна поднялась со стула. Сейчас она была ещё бледнее и худее, чем раньше. Николай схватил её за руку и вывел из участка.
****
Жена открыла дверь и поздоровалась.
— Привет, — поцеловал супругу Николай. — Это Мария Фёдоровна, я тебе о ней рассказывал, — улыбнулся Коля.
Жена понимающе улыбнулась в ответ и пригласила войти.
— За стол, за стол! — командовала жена. — Я как раз сварила куриный супчик с лапшой. Мойте руки.
За столом Николай всё поглядывал на Марию Фёдоровну, ничего не спрашивал, не требовал. Пришла — значит так надо, значит решилась.
Суп в тарелке закончился. Мария Фёдоровна воровато стянула ещё один кусочек хлеба с тарелки и принялась, отламывая кусочки, вытирать ими тарелку.
— Добавки? — спросила жена.
— Нет, спасибо. Мне нельзя много есть, плохо станет, — ответила женщина и пододвинула кружку с чаем к себе. А недоеденный кусочек хлеба взяла в руку, чтобы никто не видел.
— Ну, всё, спасибо за обед, я на работу. Мария Фёдоровна, до вечера, — засобирался Николай и в дверях шепнул жене:
— Корми её каждые два часа понемногу, хорошо?
Жена кивнула в ответ.
Вечером жена показала Николаю, что Мария Фёдоровна, отламывает кусочки хлеба и раскладывает в зале то за цветок, то за настольную лампу.
— Ничего, — успокаивал Зарубин супругу, — немного пообвыкнет и перестанет прятать. Голод делает с людьми странные вещи. Спасибо, что поддержала меня. Сегодня я был у бабушки, она настаивает поселить Марию Фёдоровну у неё. И ей веселее и нам будет просторнее с малышом. Я сказал, что подумаю и спрошу у вас обеих.
— Пусть Мария Фёдоровна решает. Я в любом случае не буду против, — ответила жена.
А Николай потом ещё долго лежал и рассматривал потолок. На потолке каждый раз, когда мимо проезжал автомобиль, обрисовывалась тень так похожая на кусок хлеба...
Автор: Наталья
