Санька

Санька в задумчивости почёсывала нос, пытаясь вспомнить, как она сюда попала. Странно, правда, взрослая женщина, хоть и до сих пор зовётся Санька, сидит в ночной рубашке, в центре города в своей машине. И на улице, однако, осень. Санька сделала непринуждённое лицо, но, похоже, спешащие мимо хмурые люди в столь ранний час этого не одобряли.

«Эх, чаю бы!» – тоскливо подумала Санька и попыталась пошарить на заднем сидении машины в поисках какой-никакой кофты, чтоб прикрыть свой шокирующий вид. Под рукой оказался термос и кружка. Чай в термосе оказался горячий и крепкий, как она любит. Без сахара.

Глотнув обжигающе горячего чая, Санька улыбнулась. Чай – это хорошо. Сейчас попьёт чайку, найдёт кофту и поедет домой. А по пути разберётся, как она тут оказалась, и откуда чай в машине, и вообще…

Но разобраться с «вообще» Саньке помешали. Проезжавшая мимо патрульная машина усмотрела непорядок в том, что женщина в ночном белье сидит и пьёт чай в машине явно в неположенном месте. Притормозила рядом, из неё выбрался грузный дядька. «Капитан…» – подумала Санька, хотя она в такой, на её взгляд, ерунде, как звёздочки на погонах, не разбиралась, просто ему очень бы подошло звание «капитан». Дядька, недоброжелательно ухмыляясь, подошёл и постучал по стеклу Санькиной машины полицейским жезлом. Санька, вздохнув, что прервали её чаепитие, чуть-чуть приоткрыла стекло:

– Да?

– Капитан Чуйнов.

– Правда? – удивилась Санька. – Значит, правильно я подумала, что капитан, это очень идёт к вашей внешности.

Капитан Чуйнов тяжело вздохнул, понимая, что это очень тяжёлый случай, и с облегчением подумал, что с ним этот, новенький, пусть он с этой и разбирается.

– Правда-правда, – немного ворчливо ответил он и сам удивился, что ответил не по уставу. – Что это вы, женщина, голая почти тут сидите и чаи распиваете? – сказал немного удивлённый собой капитан. Не привык он так разговаривать с нарушителями. Почему-то он робел. И от этого злился.

– Ну? Пьяная, что ли? – чтобы скрыть раздражающую робость, капитан начал хамить.

– Нет. – Санька улыбнулась. – Да вы не смущайтесь, кааапитан, – улыбаясь, протянула Санька, – я не пью. Совсем.

– Ну, это мы ещё посмотрим! – хмыкнул капитан. – В трезвом виде ни одна нормальная ба… – вовремя остановился капитан, – женщина голая с чашкой чая сидеть в машине на виду у всего города не будет. Так ведь?

– Наверное, так, – доброжелательно улыбнулась Санька.

– Значит, вы ненормальная, – сделал вывод озадаченный Чуйнов.

– Нет, – всё ещё не обижаясь, сказала Санька. – Ненормальным права не выдают.

– Не выдают, – неожиданно для себя согласился Чуйнов.

– У меня справка медицинская свежая. Я в психдиспансере была. Сказали – нормальная.

– Странно, – удивился Чуйнов.

– Что странно? То, что я в ночной рубашке пью чай? А вы что, в пижаме ни разу чая не пили?

– Пил… – Капитан понял, что разговор зашёл совсем не туда, куда он предполагал. Он помотал головой, пытаясь отогнать эту неправильную ситуацию.

Санька сидела и доброжелательно улыбалась, глядя на него. Будто понимая, что происходит в голове у капитана Чуйнова.

– Так! При чём здесь я?! Я, что ли, сижу голый в машине в центре города?

– Нет, – вздохнула Санька, сожалея о том, что он ни разу в жизни не пил вот так чаю.

– Так! – опять сердито мотнул головой капитан. – Сейчас с вами будет разговаривать мой сотрудник. Потрудитесь подготовить документы. Так бы вам, конечно, надо пройти в нашу машину, но раз вы голая, он сядет к вам в машину. На заднее сиденье! – рявкнул капитан и отошёл.

Санька улыбнулась и поискала свою сумочку. Сумка валялась рядом, документы нашлись сразу. К машине, осторожно улыбаясь, подошёл полицейский.

– Сержант Владимиров. Ваши документы. Только не выходите из машины. Я сейчас сяду к вам на заднее сидение и вы мне покажите. Хорошо?

– Хорошо, сержант. Не надо быть настолько доброжелательным, я не кусаюсь, я не пьяная, не под кайфом. Не надо меня бояться. Хорошо?

– Я не боюсь, – насупился сержант.

– Вы ведь уже достаточно взрослый, а почему до сих пор сержант? Не повышают? Или работа не нравится?

– Нравится. Просто я не так давно работаю. Решил совершенно поменять свою жизнь, – ответил сержант, усаживаясь на заднее сидение.

– Необычный поступок, мне кажется.

– Не вам одной, – грубовато ответил сержант. – Документы.

– А-а-а… – разочарованно протянула Санька. – Держите документы.

– Гражданка Мороз Александра Ивановна.

Из патрульной машины капитан угрожающе махал сержанту.

– Мне кажется, – Санька улыбнулась, – капитан пытается вам что-то сказать.

– Ваша машина загораживает проход людям.

– И правда, – Санька обрадовалась, – давайте прокатимся. Не нравится мне красная физиономия вашего капитана. А вы спрашивайте, я отвечу, если смогу.

Санька завела машину и поехала:

– Пожалуй, за город. Там сейчас хорошо.

– Да, там сейчас хорошо, – рассеянно протянул сержант, шурша бумагами.

– А вы любите гулять и шуршать листьями?

– Люблю. Так, а куда это мы едем?

– За город. Шуршать листьями.

Сержант хотел что-то возразить, но она замахала на него рукой и ответила на требовательный звонок телефона, отпустив руль. Недовольно хмурясь, Санька слушала, что ей говорили по телефону, и петляла по улицам. Сказав несколько раз «конечно», кинула телефон на соседнее сиденье и остановила машину:

– Пошли, пошуршим листьями, и вы мне расскажете, почему вы полностью изменили свою жизнь. Я, – Санька вздохнула, – когда-то очень давно тоже взяла и всё изменила.

«Давно…», слово «давно» с Санькой не вязалось. Потому что сложно было определить её возраст. По поведению казалось, что она совсем юная, иногда даже маленькая девочка, но посмотришь – взрослая женщина, умудрённая, но не старая. А вневременная, что ли.

– Как мы здесь оказались? И где мы? – Сержант удивлённо осматривал лес, такого рядом с городом не было.

Лес был какой-то нереальный. Сказочный. Как с картинки. Голубое, очень яркое небо, хотя в городе было немного пасмурно, и деревья – золотые, багряные и ярко-зелёные ёлки. Дорожки и как специально подготовленные кучки листьев – подходи и шурши в своё удовольствие. Санька с азартом разбросала живописную кучку листьев и рассмеялась.

– Я люблю это место, и вам решила показать, сержант. – Санька нетерпеливо махнула рукой. – Пошли. И, кстати, как вас зовут?

– Дима.

– Дима, я возьму вас под руку, так гораздо уютнее, правда? Я больше всего люблю это время. Странно, хотя по идее должна любить зиму.

– Должна? – Дима несмело пошуршал и улыбнулся. Странная пара, он в полицейской форме, она в шёлковой кружевной ночной рубашке и в нарядных туфлях. В осеннем лесу. – Разве можно по обязанности любить время года? Или ещё что-то? И почему именно зиму?

– Я родилась зимой. Правда, думаю, не совсем в правильный день. – Санька подкинула листья носком туфли.

– Что-то я ни в одном календаре не видел обозначения «неправильный день», – хмыкнул Дима.

– В ваших календарях – нет. А для меня это неправильный день для рождения. Я должна любить зиму, радоваться ей, а получается наоборот. И я неправильная, и день. – Санька говорила об этом без сожаления и кокетства, просто констатировала факт.

– Не понимаю тебя… вас, – поправился Дима. – И какой это день-то?

– День, да, сложный такой день, – махнула рукой Санька. – Ладно, что мы всё обо мне? Расскажи мне, почему ты вдруг сменил профессию? Ты совсем не похож на полицейского.

– Сложно всё так, – неохотно ответил сержант. – А где мы?

– Сложно, – хмыкнула Санька, – нет, всё просто. Ты развёлся и решил всё поменять. Только вот помогает это тебе?

– Нет, – сознался Дима.

– Нет, и мне не очень. – Санька вздохнула немного с сожалением, махнула рукой, и в воздух поднялась маленькая кучка золотых листьев, она скептически посмотрела, ещё махнула, и рядом закружились красные, – вот так лучше, правда?

– Это ты?

– Да. – Санька ещё махнула и листья по спирали помчались вверх и рассыпались, мягко опадая на землю. – Раз получается, значит, уже близко. Да и одеться пора, негоже в ночнушке щеголять, правда?

– Правда.

Санька оказалась в длинном старинном платье изумрудного цвета, глаза, подчёркнутые изумрудом, засверкали, стали ярко-зелёными. Распущенные, развевающиеся волосы подобрались в чопорную косу. Сержант удивился, но промолчал, он был спокойным и серьёзным человеком и не верил в такие вещи, поэтому не торопился с выводами. Санька радовалась и баловалась с листьями:

– А почему ты сидела в машине на площади в ночной рубашке?

– Знаешь, – Санька вздохнула, – я точно не помню. Но я нормальная, правда, но иногда так бывает, когда я сильно расстроюсь или обрадуюсь.

– Как так? – Дима смотрел на Саньку с интересом. – Как сейчас с листьями и платьем? – осторожно поинтересовался он.

– Ну да. Просто я вчера поссорилась с женихом. – Санька вздохнула немного судорожно. – Точнее не поссорилась – я его выгнала.

– Да, я тоже выгнал жену, точнее – сам ушёл. – Дима отвернулся и стал пристально рассматривать лес. – Я не могу, не могу жить с женщиной, которая должна, смешно сказать, должна, – Дима протянул это слово, – но не любит меня.

– И поэтому ушёл в полицейские? А семья?

– Семья, – Дима задумался, – это родители? Вряд ли они приняли моё решение. Они подумали, что я разрушаю свою жизнь.

– Да, очень похоже.

– На то, что разрушаю? – уточнил Дима.

– Нет. Похоже на меня. Смотри, – она махнула рукой, где у развилки дорожки стоял маленький домик, – мы пришли. Ты мне поможешь. Главное – не удивляйся, ладно?

Дима совсем запутался и согласился. Они молча подходили к домику, и Диме передалось волнение Саньки, но он всё никак не мог понять, для чего она тащит его в этот полуразрушенный домишко и главное, почему он туда идёт?

Санька остановилась у домика, постучала в дверцу:

– Я пришла.

Открыла скрипучую дверь и потащила Диму в темноту.

– Пришла? – раздался строгий женский голос.

Санька уверенно тащила его за руку вперёд, хотя, по расчётам Димы, они уже давно должны были упереться в противоположную стенку.

– Катерина, хватит уже! – Санькин голос прозвучал властно и строго. – Ну, что говорю. Не пугай гостя.

– Что, жениха привела? – усмехнулась невидимая Катерина.

Дима от этих слов дёрнулся, но Санька с мольбой сжала его руку и потащила дальше. Внезапно стало светло. Дима зажмурился, поморгал, привыкая к яркому свету. Громадная светлая комната с множеством дверей, толстые свечи в кованых канделябрах, но света в комнате гораздо больше, чем могли бы дать свечи. Стены светлого, но уже очень старого дерева. Удивительно, разве бывают такой толщины деревья, из которых срублен этот дом? Навстречу им шла красивая строгая женщина, неслышно ступая по мягким коврам тоже со светлым непривычным рисунком: снежинки, цветы, птицы. Строгая женщина остановилась перед Санькой и усмехнулась – красивая, чуть с сединой в тёмных волосах, тоже, как и Санька, в длинном платье. Только серебристом, с белым мехом.

– Здравствуй, тётушка, – Санька улыбнулась. – Всё ли хорошо у нас?

– У нас? – Тётка вздёрнула бровь. – У нас всё хорошо.

Дима молчал, вертел головой по сторонам и разглядывал горницу. Терем – только такое слово подходило к этому дому. Большой, светлый и уютный.

– Он тебя давно ждёт. – Тётка всё так же строго посмотрела на Саньку.

Но Санька не ответила, а, отпустив Диму, бросилась на шею молодому мужчине, который вошёл в горницу:

– Братец!!! Как рада я видеть тебя! А красавец какой!

– Сн…ай, – дёрнулся он, – не щипайся, Санька! И не узнать тебя, – так же строго, как тётка, сказал он, но глаза радостно блестели. – Мама, – он повернулся к тётке, – ждут тебя там.

– Конечно, не узнал, – желчно сказала Катерина. – Кто узнает, столько лет прошло! Постарела ты, Санька, – произнесла Катерина. – Санька, – ещё раз недовольно фыркнула. – Так глядишь, ещё поживёшь там, – Катерина махнула рукой раздражённо, – будешь старше меня выглядеть.

– Мам, ждут тебя, – напомнил брат.

– Знаю, Лютомир, нечего меня выпроваживать! – Катерина строго посмотрела на сына и поспешила выйти.

Лютомир вздохнул и погладил Саньку по щеке:

– Не грусти, сестрёнка. Ты ж знаешь, любит она тебя, вот и сердится. Ты ж единственная у нас девочка, на тебя все на…

– Знаю, – перебила его Санька. – А что, – она вопросительно посмотрела на него и слегка замялась, – правда… правда постарела?

– Ты ж знаешь, – Лютомир постарался придать голосу уверенности, – ты самая красивая. Только… – он вздохнул, – время там быстрее для тебя идёт.

– Неутешительно… – Санька затаённо вздохнула.

Дима неуверенно переминался с ноги на ногу, стараясь стать незаметнее, чтобы не расстроить Саньку ещё больше. Быстро взглядывая, рассматривал Лютомира, имя такое странное. И не слышал никогда. И одет так же чудно, как Санька и тётка её, по-старинному, по-сказочному. Молодой, красивый, чернобровый, полные губы, уверенный, но добрый, зря, что Лютомир. Дима тихо вздохнул: чужой при семейном разговоре, да ещё не очень приятном, – не в радость. Лютомир взглянул на него и улыбнулся Саньке:

– Успела-таки, Санька. Ну, что гостя на пороге томим? Зови в горницу. Прости покорно. – Он поклонился. – Лютомиром меня звать, я брат двоюродный Саньке. Ну, думаю, ты и сам понял.

– Дима, Дмитрий, – немного сипло ответил. – Вы простите меня, что без приглашения…

– Не принято у нас на «вы». И гостям всегда рады, – ответил Лютомир.

Санька взяла Диму под руку и уже привычно потащила вперёд, тараторя:

– Ты только не пугайся, ладно? Там ещё бабушки, но они добрые, и батя… – Санька осеклась, – папа, он хороший. Ты ведь поможешь мне, правда? Ты обещал.

– Я? – только и успел удивиться Дима, как его втащили в столовую.

В центре стоял большой стол, сразу видно – семья большая или гостей много принимают. Окна с частыми переплётами, с яркими разноцветными стёклышками, белый пушистый ковёр со снежинками, стулья дубовые с высокими резными спинками.

«И как такой домина помещается в малюсенькой избушке-развалюшке?» – только и успел подумать Дима, как Санька опять его бросила и кинулась обнимать трёх бабушек. Только на бабушек обычных они нисколько и не походили. Статные, с белыми, седыми волосами, с прозрачно-яркими голубыми глазами, похожи друг на друга, но в чём-то очень разные. В белых, шитых жемчугом и серебром платьях они были похожи на королев или цариц. Только смеялись и Саньку тискали совсем не по-царски.

– Девочка наша! Наконец-то вернулась.

– Красавица, дай поцелую!

– Да милая моя, так давно не была у нас, совсем старушек забыла! – кокетливо засмеялась одна из них.

– Бабушки, как скучала я по вам!

– Вот и появлялась бы чаще! – строго сказала вошедшая Катерина. – Не сильно балуешь нас своим обществом. И платье опять зелёное. Знаешь ведь, твоё – голубое.

– Ладно, Катерина, – властно сказала бабушка, которая только что кокетливо смеялась, – хватит уже девочку строжить. А ты, девонька, знакомь нас уже с молодцем.

– Пурга Лютомировна!

– Вьюга Лютомировна!

– Метелица Лютомировна! – И одна за другой бабушки, улыбаясь, поклонились в пояс.

Дима неуклюже согнулся и немного задушено прохрипел:

– Дмитрий Владимиров.

– Вот и славно, – сказала Метелица Лютомировна. – А сейчас гостя будем потчевать!

Хлопнула в ладоши, и старый дубовый стол покрылся белой скатертью. Чинно расставились тяжёлые блюда и кубки старого тёмного золота, украшенные самоцветными камнями. Сразу запахло так вкусно, что Дима вспомнил, что он даже и не завтракал сегодня.

Санька болтала с бабушками, она была рада и счастлива, что попала домой. Что это Санькин дом, Дима не сомневался, но, что это за дом и где он расположен, сержант старался не думать. Потому что это было слишком невероятно. И если даже допустить хоть маленький вопросик себе в голову про то, что с ним сейчас происходит, сразу накроет лавиной других вопросов, и самый простенький из них будет: а вполне нормален ли он, Дмитрий? Поэтому он просто смотрел, стараясь не оценивать ситуацию. Отметил про себя, что Санька, похоже, помолодела за то время, пока они находятся в этом чудном доме, и сильно помолодела.

– Батюшка! – Санька кинулась навстречу вошедшему мужчине.

В этом возгласе Саньки странно смешались и любовь, и радость, и осторожность, и некоторая непокорность.

– Снегурочка! Доченька! – Мужчина осторожно обнял Саньку.

Белые и густые волосы гривой лежали на его широких плечах, борода кольцами спускалась на грудь. Шёлковая алая рубаха сверкала золотой вышивкой.

«Не, не может быть, – пронеслось у Димы в голове, – Деда Мороза не бывает, всё это детские сказки! Снегурочка… Санька, Санька – Снегурочка, уф…».

– Вернулась, девочка моя! – сказал мужчина.

– Я… – начала, было, Санька.

– Знакомься, – с нажимом в голосе перебила Снегурочку Метелица Лютомировна, – жених Дмитрий, – она указала на Диму, – и ты, любезный, знакомься: – Мороз Иванович, батюшка Снегурочки.

– Ну, что ж, знакомы будем, – с лёгким, как показалось Дмитрию, разочарованием в голосе сказал Мороз Иванович. – Ну, что, милые мои, кушать будем?

Все женщины разом засуетились, пытаясь сгладить небольшую напряжённость. Санька или Снегурочка потянула Диму и усадила за стол рядом с собой. Заботливо пододвинула вилку, на блюдо тяжёлое, видно, золотое, положила хрусткой капустки с клюквой, разварной жёлтой, рассыпчатой картошки, мяса в огненной подливе. А Метелица, хлопнув в ладоши, наполнила всем кубки искрящимся золотым напитком.

– Испьём медовухи, – степенно сказала Вьюга Лютомировна, – за Снегурочку, за жениха Дмитрия.

Все подняли кубки и выпили. Густая, тягучая жидкость обожгла и согрела. И комната сразу заиграла цветом витражных окон, красотой тяжёлых старинных кубков, затейливой вязью столовых приборов, а напряжённая тишина за столом рассыпалась смехом и разговорами. После далеко не первой перемены блюд, мяса, пирогов и сладкого все немного осоловело откинулись к высоким спинкам.

– Ну, теперь и отдохнуть не грех, – так же степенно сказала Вьюга Лютомировна, – Снегурочка, проводи гостя в покои.

Пока все расходились, Метелица поймала Снегурочку за руку и шепнула:

– Гостя в покои, а сама к батюшке. Потолкуй. Сама понимаешь, он же ждёт, когда ты вернёшься. Сколько бегать-то можно от своей судьбы?

– Бабулечка, боюсь я разговаривать с ним! Не мой ведь жених, случайно встреченный.

– Ах, милая, – Метелица улыбнулась и обняла Снегурочку, – кто знает, случайный ли? Иди, иди, не бойся! – И подтолкнула Снегурочку в спину. – Терем покажи гостю.

Снегурочка вздохнула и пошла, немного обречённо. Видно, разговор с батюшкой был давний, никак не заканчиваемый. Обе стороны не могли договориться.

– Дима, – Снегурочка догнала случайного «жениха», – хочешь, терем покажу? Он большой, много интересного! – тяжело вздохнула.

– Санька, ой, Снегурочка, так тебя называть?

– Санькой зови, – грустно ответила Снегурочка.

– Что, не в ладах с батюшкой?

– Ишь как ты, как быстро по-нашему говорить выучился! – Санька усмехнулась, взяла Диму за руку и потянула. – Сейчас мастерские посмотрим. Ой, как я люблю там бывать, всё детство провела так, с Мастерами и Чародейками.

– Мастерские? Что, у вас и мастерские есть?

– А то! – горделиво сказала Санька. – Да у нас самые наилучшие Мастера! Лучше на свете не бывает! Ох, как я люблю к ним приходить! – восхищалась Санька-Снегурочка и тащила поскорее Диму по коридорам.

В итоге у Димы всё перепуталось – где они были, кого видели, с кем знакомились. Суровые кузнецы, маленькие вышивальщицы, кукольники, ещё и ещё мастера, все их встречали, обнимали, пытались напоить чаем, целовали и расспрашивали.

– Вот скажи мне, – когда они остановились, спросил Дима, – если ты всё это так любишь, почему ты всё это бросила и ушла?

Санька от этого вопроса, точно на бегу – да об стену. Только улыбалась, смеялась, радовалась, а услышала и заревела. Дима даже испугался:

– Ладно, не отвечай, Санечка, не надо! Ну что ты как маленькая! – Он достал из кармана большой носовой платок и, смущаясь, протянул Снегурочке.

– Маленькая! – Санька заревела ещё пуще. – Да, ещё маленькая, только двести лет, – всхлипывая, сказала, – а навалили ответственности! Должна, должна! А я свободы хочу!

– Да двести не двести, Сань, а говоришь и выглядишь сейчас как пятилетняя девочка. На вот платок, сопли-то вытри. А то и нос распух, и глаза красные. – Дима заботливо стал вытирать слёзы Саньке и бормотать вроде как про себя: – Маленькая, вишь, она, двести лет, маленькая! А я? Я уже старенький для такого! – решительно сказал он. – Думаешь легко всё видеть это и с ума не сойти!

– Да скажи ещё, что нас не бывает! – сердито буркнула Санька.

– Не скажу, – усмехнулся Дима. – Но подумаю.

– Эх, вот зачем ты спросил? – как-то обречённо вздохнула Санька. – Мне вот к батюшке на разговор идти, а я вся заплаканная. Понимаешь, соврала ведь я им, что ты мой жених.

– Да я уж понял! – хмыкнул Дима. – Хоть бы разрешения спросила.

– Просто срок мне поставили, поэтому и отпустили. – Санька опять тяжко вздохнула. – Я всё любви хотела, замуж. А должна быть образцовая Снегурочка! А я не хочу «должна», я хочу любить! А я не хочу жениха, какого мне просватали, я хочу сама! – распалялась Санька от давней обиды на родных.

– Ну, не кричи, Сань! Раскраснелась вся. Растаешь ещё! – улыбнулся Дима. – Поговори с батюшкой. Он поймёт, мне кажется.

– Да, – Санька решилась, – пойду.

– Пойди!. И, знаешь… – Дима нерешительно помялся, – скажи ему лучше правду. Что жених-то я липовый. Бабушки ведь уже поняли.

– Поняли! – Санька немного с вызовом посмотрела на него. – Метелица сразу поняла. Только она не скажет никому.

– Ну и что? – Дима посмотрел Саньке в глаза. – Тебе от этого легче станет?

– Станет – не станет! – рассердилась Санька. – Тебе-то что?

– Не станет тебе лучше. И потом, сколько ты от разговора бегать будешь? Ещё лет сто?

– Ладно, – буркнула Санька и вырвала руку из руки Димы. – Честный какой! Честный он, а я? Я, значит, не честная!.. – Она обернулась и сердито взглянула на него. – Иди, пока я с батюшкой поговорю. Приду потом. Честная. – Санька, ворча, свернула за угол.

– Вот так, – сказал Дима уже сам себе. – Я и виноват остался. Она нарушает правила, она в ночнушке посреди города, она папе врёт, тёте, бабушкам, меня не спрашивает, а я виноват.

– Ты ещё пальцы позагибай, – хихикнула Санька из-за поворота, – чтоб не забыть, сколько раз я нарушила правила!

От этого стало, конечно, повеселей, но от разговора всё равно никуда не деться. И Санька, выбирая самый длинный путь по терему, поплелась к батюшке. Встала перед дверью, вздохнула, тихонько постучала.

– Входи, Снегурочка! – басовито сказал Мороз Иванович.

– Батюшка! – Санька ещё не решила, как она будет строить разговор, и пыталась понять, что решил Мороз Иванович.

– Иди ко мне, моя милая. – Мороз решительно шагнул и нежно обнял Снегурочку, большой и горячей ладонью погладил по голове, совсем как маленькую. – Девочка моя, Снегурочка. Приехала.

– Батюшка! – Снегурочка немного судорожно вздохнула.

– Не торопись, милая. Что, гостю всё показала? Первым делом, поди, в мастерские потащила? – Он отпустил её, осторожно ещё раз погладил по голове. – Я без тебя тоже всё в мастерских был. Вспоминал, как ты маленькая там бегала, как помогала всем. Всё думалось, вот выбежишь из кузни, вся перепачканная, да по белым коврам!

– Ага, а следом Катерина с веником! – хихикнула Снегурочка. Только невесело это у неё получилось. – Батюшка!

– Послушай, Снегурочка. Понимаешь, не могу я тебя неволить. Живи, как тебе нравится.

– Не жених он мне, – насупилась Снегурочка.

– Да знаю я! Но всё равно не держу больше.

– Как? – удивилась Снегурочка. – Ты ж мне сказал, только замуж отпустишь, и срок поставил до этой осени!

– Ну, что же ты! Разве ж можно замуж по срокам да по условиям?

– Нет. И не получилось у меня.

– Вот. Не буду и я тебя неволить. Не хочешь жить с нами – не держу, – решительно сказал Мороз Иванович.

– И что? Вот так просто возьмёшь и отпустишь меня? Просто отпустишь, без условий? Иди, живи, как хочешь? – Снегурочка от внезапно свалившейся на неё свободы несколько испугалась.

Одно дело, когда ты рвёшься от родных, но знаешь, что они ждут, не пускают и волнуются. Но совсем другое, когда вот так – иди!

– Да. Просто, без условий, – покачал головой отец.

– Ладно. Спасибо. – Она повернулась и пошла из комнаты, совершенно не зная, что теперь делать со своей свободой.

Санька побрела по родному терему, не представляя, куда ей податься. Она шла по коридорам, ощущала такие родные и знакомые запахи, звуки, тени. Всё, от чего она так упорно бежала, вдруг стало ей невыносимо близким и нужным. Именно сейчас, когда она этого лишилась. Её никто не держит. Не было чувства победы, только одиночество. От этого хотелось плакать. Санька обречённо села на сундук под лестницей. Только бы не попасться никому на глаза.

– Ну, что, добилась своего? – Катерина остановилась рядом.

– Добилась. – Санька хотела сказать это с вызовом, но получилось жалобно.

– Ты молодец, Санька! – каким-то непривычно грустным голосом сказала Катерина.

– Я? – Санька никак не ожидала такой реакции от тётки.

– Да, ты. Знаешь, ты смогла сделать то, на что не решилась я. – Катерина присела рядом. – Я в своё время испугалась. – Катерина похлопала Саньку по руке и ушла.

От этого Саньке стало ещё горше и она разрыдалась на старом большом сундуке.

Потом всё прошло как-то сумбурно и быстро. Был ужин, такой же чинный, как и обед. Потом Санька спохватилась, взяла Диму за руку и сказала:

– Нам пора.

Он не понял, как они очутились опять в центре города. Уже зажглись фонари и люди спешили по домам. Накрапывал дождик. Санька стояла возле машины в своей ночнушке и кофте, тяжко вздыхала и прятала глаза. Дима хотел её успокоить, но у него зазвонил телефон, а Санька села в машину, хлопнула дверцей и уехала.

Вечер прошёл в бесконечной канители, бумаги, протоколы, какая-то нудная писанина. И уже совсем ночью, добравшись наконец домой, Дима обнаружил, что документы Саньки остались у него в кармане. Потом он долго и безуспешно пытался найти Саньку, приезжал по указанному в документах адресу, пытался найти через полицейские базы её телефон, но всё без результата. Так прошла осень.

*****

– Новый год, Новый год! Дим, а ты уже решил, где будешь справлять? – Марина уселась рядом с ним, кокетливо покачивая носком туфли. – Ну, хватит писать эти грустные бумажки!

– Нет, Марин, мне ехать пора, Чуйнов ждёт.

– Ах, этот Чуйнов! – Марина наморщила недовольно нос. – Ну, на корпоративный Новый год, надеюсь, ты придёшь? Я буду Снегурочкой! Представляешь?

– Ты? – Дима с возмущением посмотрел на Марину. – Нет. Не представляю.

– Фу, какой ты! – Марина вскочила и кокетливо хлопнула его по руке. – Стал такой же противный, как Чуйнов!

Зима была странная, почти без снега. Слякотная и грустная. Такая же, как осень. Дима всё так же носил с собой документы Саньки и пытался её найти. Но, когда началась предновогодняя суета, он совсем раскис. Со всех витрин смотрели Снегурочки, Деды Морозы. По телевизору и радио постоянно шли рекламы и бодрые песни. Как ни старался Дима не смотреть и не слушать, это всё постоянно и настырно лезло в глаза и уши. Сначала он дёргался от одного упоминания знакомых имён, оборачивался в надежде увидеть, а потом перестал реагировать. Стал мрачным и просиживал на работе, стараясь вернуться домой поздно, чтобы сразу лечь спать. Добровольно вызвался дежурить на Новый год. Чуйнов правда весь изворчался, что ему тоже поставили смену из-за слишком ретивого напарника. Но потом успокоился обещанной премией.

А Дима решил, что лучше работать, чем сидеть дома одному, или у родителей, или друзей и пытаться веселиться. На работе всё время чем-то занят, почти не остаётся времени вспоминать терем, Саньку и мастерские. Только иногда, чтобы удостовериться, что всё же ему это не приснилось, он доставал Санькины документы, проводил пальцем по ламинированной фотографии и прятал обратно.

*****

– Ух, снега-то навалило! – В дежурку вошёл Чуйнов, весь засыпанный снегом. – Наконец-то хоть на Новый год зима, а то всё непонятно что! Прям метель! – Капитан довольно хлопал рукавицами, стряхивая с себя снег.

– Метель? – Дима поднял покрасневшие глаза от монитора. – Правда, Метелица пришла?

– Ух, метелица не то слово! – Чуйнов похлопал от удовольствия руками.

– Метелица, – протянул Дима, – пойду, поздороваюсь.

– Что? – Чуйнов оторопело уставился на закрывшуюся за Димой дверь. – Он сказал: «Поздороваюсь»?! Да, видать совсем того парень-то.

На улице пахнуло свежим-свежим снегом. Тепло и снежно. И волшебно. По-новогоднему. Снежинки весело кружились в жёлто-медовом свете уличного фонаря. «Совсем как Санькины листья», – подумал Дима, присев на скамейку рядом с дежуркой.

Снежинки будто обрадовались этому и закружились ещё веселей. Он раскрыл ладонь и стал их ловить.

– Ну вот, и Метелица Лютомировна пришла в город, а Саньки всё нет, – вслух проговорил Дима и вздохнул.

– Что, милой, говоришь? – рядом присела маленькая старушка.

– Да нет, бабушка, ничего, – вздохнул Дима, – это я так, сам с собой.

– Сам с собой, – повторила бабушка эхом, – плохо это, когда только сам собой говоришь. Совсем как моя внучка.

Дима внимательно посмотрел на бабушку. В стареньком пальтишке, в засаленной норковой шапке и с авоськой. Странно, сейчас с авоськами не ходят. Но глаза прозрачно-яркие, голубые.

– Бабушка?! – Дима выговорил это осторожно, стараясь не спугнуть то предчувствие, которое появилось у него.

– Да, милый! Нехорошо разговаривать самому с собой, – немного ворчливо проговорила старушка. – Всё по одиночке да по одиночке. Что ты, что Санька!

– Метелица Лютомировна? – так же осторожно проговорил Дима, боясь поверить в это.

– Да я, конечно. Кто ж ещё с метелью в город-то приходит? – так же ворчливо подтвердила старушка.

– Правда? Правда вы?! – Дима всё ещё боялся поверить. – А Санька, ой, Снегурочка? Где она?

– Да знаю, искал её. Вот она смешная! Всё рвалась, рвалась на свободу. Всё любить хотела. А как всё получила – испугалась.

– Испугалась? Чего?

– Вот какие вы! – Бабушка вздохнула. – Детский сад, честное слово! Любви испугалась, свободы. Дома она, дома. Фу, надоело мне старой быть. – Метелица сердито махнула рукой и приняла своей облик. – Вот, так-то сподручней. Ну, – она требовательно уставилась на Диму, – так и будешь колодой сидеть, боясь поверить, или решишься на что-нибудь?

– Да. – Дима встал. – А можно мне к Снегурочке?

– Конечно. В Новый год всё можно!

Автор: Галина Шестакова