«Вот Павлова, ты всё ржёшь, а я тебе точно говорю: первый, кто войдет в дверь сейчас, подойдет к нашему столику и попросит разрешения составить нам компанию!»
Я зашла в ресторан московского Дома кино, а там сидели за столиком Любочка Соколова и Майя Булгакова.
С Майей мы были знакомы шапочно, а с Любочкой дружили, и она позвала меня за стол, в самый разгар Майиного хвастоватого рассказа (в лёгком подпитии), что ни один мужик перед ней никогда не мог устоять.
Я про это и в самом деле краем уха слыхала, — и про Габриловича, и про Сурина, и про какого-то англичанина (на 20 лет моложе Майи), и про Петю — да про всех.
Особенно про Петю болтали — мол, намного младше её, богач, иностранец, — ради Майки бросил всё, жену и сына, продал в Вене бизнес и переехал в Москву, а у той Майки и посмотреть-то не на что — ни рожи, ни кожи.
Тут и я на нее в подпитии глянула — в самом деле, от чего там с ума-то сходить? Ну и хихикнула. И Майя завелась.
Она была меня старше на 22 года, и ни красотой, ни ухоженностью особой не отличалась, и на голове — три волосины, и одевалась странно.
Любочка была старше Майи на 11 лет, но была красавица всегда, и сердце золотое, а жизнь не удалась...
И вот вошёл — незнакомец, мужик, в джинсах и джемпере, постарше меня — но ненамного. То есть обеим моим красоткам годится в сыновья. Ничего такой мужик.
Осмотрелся — видимо, в поисках кого-то.
Уткнулся глазами в Майю и пошёл — прямиком к ней, как заворожённый. Ни на меня, ни на Любу внимания вообще не обратив.
Ладно, я, — а Люба-то звезда. Но нет.
И попросил разрешения составить нам компанию! Глядя только на Булгакову и обращаясь только к ней.
Майя его, разумеется, отшила — довольно безжалостно, и победительно посмотела на меня: «Ну что, всё ржать будешь, или как?!».
Потом я этот фокус видела миллион раз. Майе ни на кого мужеска полу нельзя было просто глаза поднять: всё живое тут же, немедленно, было её — как заворожённое.
Я уж и удивляться перестала.
А она смеялась, сверкая белыми зубами.
От всех своих мужей, женихов и поклонников она всегда всё равно сбегала обратно к красавцу Габриловичу, с которым, при этом, больше нескольких месяцев жить в мире не могла...
Пока не появился Петечка.
Не шибко красивый, но очень остроумный и клёвый, — хотя злые языки всё равно шептались, что «Майка на иностранные деньги позарилась» (что-то на деньги Сурина она не больно-то позарилась!).
А с Петечкой прожила 16 лет в счастьи и согласии. Он умер в 94-м, внезапно, от сердечного приступа.
А недавно я прочла некоторые её письма к Петечке — Петеру Добиасу.
Она писала ему после его смерти каждый день, — три месяца. В последнем письме написала: «Скоро, Петюня, я к тебе приду — сердце чует».
И через день погибла в автомобильной катастрофе.
И никогда — ни до, ни после — я больше не видела, чтоб за кем-то, за женщиной какой угодно красоты, вот так, как за ней, шли бы косяком заворожённые мужчины, готовые всё бросить к её ногам...
Автор: Ирина Павлова
