Скворушка

В последний день старого года Колькина теща, высокая, жилистая и суровая Марья Ильинична, послала его на рынок за мясом.

— Смотри, выбирай попостнее, а то притащишь одного сала, как в прошлый раз, — наставляла она своего молодого и неопытного зятя. Колька стоял у двери уже одетый, с сумкой в руках и, ждал удобного момента, чтобы выскочить за дверь. Наконец теща закончила свой «инструктаж», еще раз придирчиво оглядела его и, кивнув головой – «иди, мол», пошла будить дочку. По пути в спальную продолжала думать о молодом зяте. Хороший парень достался ее Ленке. Смирный, работящий, не пьет, не курит. Один только изъянец маленький есть – жалостлив больно, всю больную, убогую скотину в дом тащит. За четыре месяца, что прожил он у них, почти все кошки и собаки с окрестных улиц перебывали у них во дворе.

«Ну, ничего, жалостливый — значит добрый, — думала про себя Марья Ильинична.

Колька почти вприпрыжку бежал по улице. Было еще темно. Под ногами скрипел снежок, за ночь покрывший дорогу пуховым покрывалом. Щеки покалывал утренний морозец.

«Хороший денек сегодня будет! — думал Колька, легкой рысцой забегая на гору, где раскинулся базар.

Несмотря на темноту раннего декабрьского утра, рынок уже шумел. Где-то слышался визг продаваемых поросят, усатые грузины гортанно предлагали заспанным еще горожанам румяные яблоки.

Хоть и любил Колька эту рыночную толчею, нравилось ему потолкаться в очередях, послушать, о чем народ говорит, но вспомнив суровую тещу и ее наказы, сделал непроницаемое лицо и пошагал к мясному павильону, из уже открытых дверей которого валил густой пар и в морозном воздухе плавал запах свежего мяса.

К своему немалому удивлению, Колька быстро купил отличной, по его мнению свинины и, с сознанием честно выполненного долга отправился к выходу с базара. На улице уже брезжил синеватый рассвет. Внезапно Колька почувствовал на себе чей-то взгляд и обернулся. На него пристально смотрел мальчишка лет пятнадцати, который держал в руках клетку с какой-то птицей. Было в глазах мальчугана что-то такое, что Колька резко остановился и, немного подумав, направился к парнишке.

— Голубей что ли продаешь? – весело спросил он у парня еще издали.

— Каких голубей, скворца вот, — просипел тот хриплым простуженным голосом, с трудом разжимая посиневшие губы.

— Какого скворца – зимой? – удивился Колька.

— Да осенью подобрал, видно от стаи отбился, крыло у него было повреждено, — оживился мальчонка. – Может, купишь? А то мамка с ним из дому выгоняет, пользы от него никакой говорит.

— Ну и сколько ты просишь за него? – полюбопытствовал Колька.

— Да сколько дашь, — встрепенулся парень , протягивая ему клетку с нахохлившимся скворцом, который блестящими бусинками разглядывал то одного, то другого.

Вынув из кармана пятидесятирублевую купюру и горсть мелочи – сдачу от мяса, Колька протянул ее парню:

— Хватит?

Тот утвердительно кивнул головой. Колька взял под мышку клетку с птицей и решительно направился к выходу.

— Не поет он! – крикнул вдогонку парень, но Колька махнул рукой и прибавил шагу.

Когда он пришел домой, семья садилась завтракать. Колька проскользнул в боковую комнатушку, где жили они с женой, стараясь не попасться на глаза теще. Но разве что ускользнет от этого неусыпного стража дома! Неодобрительно покачав головой, она пробурчала себе под нос:

— Не хватало еще птиц в доме, — но ругать Кольку не стала, чтобы не портить никому предновогоднего настроения.

Наконец наступил праздничный вечер. Шумно хлопала входная дверь, внося в комнату, где был накрыт огромный стол, и сверкала огнями разноцветная елка, веселые голоса гостей и клубы морозного воздуха. Когда все собрались, Марья Ильинична, принаряженная по случаю праздника, низко поклонилась и пропела радушным голосом:

— Прошу за стол, дорогие гостюшки! Проводим старый год по обычаю чаркой полной, да песней веселой.

По традиции должен был сказать слово самый старый член их семьи. А это был восьмидесятилетний старик Митрофан, который, почувствовав всю важность и ответственность момента, встал, откашлялся, и только было открыл рот, как вдруг из спальни, где жили Колька с Ленкой, раздалась переливчатая трель. Дед Митрофан замер с раскрытым ртом, а Колька, опрокинув стул, бросился в спаленку и вынес оттуда клетку со скворушкой.

Тот уже не сидел угрюмо в углу, как когда Колька принес его, а прыгал по жердочке, которая была протянута в клетке.

Поставив клетку на телевизор, Колька снова сел за стол. В это время послышался шум и раздался первый удар Кремлевских курантов. Дядя Матвей резко выбил пробку из бутылки шампанского. Все стали поздравлять друг друга, целоваться, а скворушка еще раз встрепенулся, расправил перышки и вдруг… запел! Били куранты и, вторя им, словно воспевая приход Нового Года, заливался скворец. Все восторженно смотрели на него, а он старался еще больше, горлышко его вибрировало под звонкими трелями, грудка переливалась сине-лиловыми волнами, а в черных глазках отражались огни новогодней елки, счастливое лицо Кольки и плачущее от радости и нежности к этой маленькой, черной пичуге, обычно суровое лицо Марьи Ильиничны.