— Бабушка, а ты сегодня сотворила чудо? — спросила Машенька, кутаясь в пестрое одеяльце.
— Какое такое чудо, маленькая? — казалось, смутилась бабушка, — так, доброе дело.
— Как же? Мама говорит, ты умеешь делать чудо! — не могла успокоиться девочка, — настоящее! Вон столько к тебе людей приходит. Тетя Клава Мишеньку приводила, он плакал. А из нашей летней кухни вышел и улыбался. Ну чудо же!
— Чудо-чудо. Ложись спать, Маруся, поздно уже, — Пелагея одним движением худых пальцев заправила в прическу седой непослушный локон.
— Не хочу спать! И я чудо сотворить хочу! Как ты хочу! — Машенька оттопырила свою пухленькую нижнюю губку и надула щечки.
— Маруся, чудеса тоже спят по ночам. Вот проснёшься завтра и будет тебе чудо!
— Точно, бабушка? — с надеждой спросила внучка.
— Точно-точно, милая. Спи, — бабушка нежно поцеловала Машеньку и подправила ей одеяло.
Бесшумно прикрыв за собой дверь, Пелагея набросила халат и вышла во двор. Тёплый ветер обнял ее плечи нежным запахом жасмина, а остроносый полумесяц лукаво махнул хвостом в знак приветствия:
— Хороша сегодня ночь, правда, хозяйка? — на перила крыльца ловким акробатическим движением опустился слегка взъерошенный мохнатый рыжий кот.
— Да, Михалыч, ты прав. Тишина такая, а небо, ты только посмотри! Каждую звездочку рассмотреть можно.
— Ты, небось, устала за сегодня? Много ведь людей было, я со счета сбился, — кот сладко потянулся и умостился на перилах.
— Много. Ты же знаешь, как я могу им отказать? Клавдия внука приводила, собаки соседской испугался до ужаса, у Майки, соседки нашей, рожа на ноге образовалась, вступила не туда, куда надо. Да что это я, сколько их таких, сама не сосчитаю, — отмахнулась Пелагея, — вот что, дело к тебе есть, Михалыч.
— Слушаю, хозяйка, ты же знаешь, я — человек надежный, — сладко промурлыкал кот.
— Человек так человек, и комар носа не подточит, — засмеялась ведунья, — дело в том, что Маруся хочет сотворить чудо.
— Какое такое чудо? — навострил уши Михалыч.
— Настоящее, друг мой. Чудо чудесное. Найди мне такое чудо, которое она завтра с радостью сотворит.
— Надо же, — проворчал кот, — мало ей в жизни чудес будет, она решила с детства начать.
— Ну не ворчи ты, не ворчи! Всему своё время. Ей сейчас хочется, понимаешь? — Пелагея посмотрела на Михалыча с некой строгостью.
— Да понял я. Но, знаешь, с этим я один не справлюсь. Я же кот, а не чудодеятель. Надо идти к Грине. Может, он чего умеет, — постановил рыжий.
— Вот и сходи. А я, пожалуй, спать пойду. Действительно, притомилась за сегодня, — Пелагея сладко зевнула и направилась в дом.
Михалыч соскочил с перил и направился к летней кухне. Форточка была открыта и он, деловито просунув в неё мохнатую морду, от души прокричал:
«Гриняяяяя, ты спишь?»
— Зачем так орать, усатый? — послышалось из-за печки тихое ворчание.
— Я не ору, я тебя бужу. Так, не спишь? — как ни в чем небывало поинтересовался кот.
— С тобой уснёшь! Чего тебе надобно в ночь глухую? — скрип деревянных напольных досок жал понять, что кто-то нехотя выбирается из-за печки.
— Чудо мне надо! — радостно сообщил Михалыч.
— Усатый, пойди ближе, глянь пристальнее, — в голосе послышались нотки раздражения, — я Домовой, а не Копперфильд из американских телепередач, которые смотрит Маруся!
— Гринь, так вот ей и подавай чудо, — выкрутился кот, — Пелагея велела оформить все так, чтобы наше юное дарование завтра обязательно сотворило чудо!
— Ишь ты, а дождь с бубном не вызвать, нет? — сонный Гриня озадачено потёр бороду, — чего стоишь? Во двор пошли, чудить будем!
Пелагея всегда спала очень чутким сном, Любой шорох занавески или цоканье ветки по оконному стеклу мгновенно заставляли ее открыть глаза. Сегодня же, как ни странно, она словно провалилась в мягкую перину и просто окунулась в мир забвенья. Но из царства сновидений ее вырвал надрывистый крик внучки:
— Бабушка! Ба! — кричала взахлёб Машенька.
Пелагея мигом вскочила с кровати и через долю секунды была у кровати ребёнка. Девочка заливалась слезами и комкала одеяло маленькими пальчиками:
— Бабушка! — все повторяла она.
— Марусенька, солнышко мое, тут я! Тут! Что случилось? — Пелагея взволнованно прижала ребёнка к груди.
— Бабушка, а собачки умеют плавать? — Машенька подняла на ведунью свои большущие карие глаза.
— Конечно, милая, умеют, конечно, — прошептала она, прикасаясь губами ко лбу внучки. Вдруг, жар?
— А в мешке, бабушка? — чуть тише вдруг спросила девочка.
— Что ты такое говоришь, дорогая? Зачем собачкам мешок? Они в будке живут, как наш Шарик, — ответила Пелагея, — ложись давай, совсем рано ещё. Тебе приснился дурной сон. Хочешь, останусь с тобой?
— Хочу, — прошептала Машенька и обняла бабушку со всей своей детской любовью.
Утром плацдарм для сотворения чуда был готов: декоративная туя была бережно выдернута из горшка ( чем тебе не чудо? Умрет же, если обратно не посадить), скворечник держался на дереве исключительно на честном слове, на крыше Шариковой будки зияла дыра из-за отсутствия доски ( которая, к слову сказать, стояла бережно прислонена к забору), а в замке летней кухни ( как внезапно обнаружила Пелагея) отсутствовал ключ.
Словом, чудить и чудотворничать — дня не хватит.
— Это же надо до такого додуматься, — ворчала про себя Пелагея, прохаживаясь по двору.
К слову, такого рода чудеса трудового характера Машеньке по душе не пришлись. Конечно, она помогла бабушке пересадить тую, подержала стремянку, пока Пелагея прибивала скворечник на место, изо всех сил пытаясь сделать это с невозмутимым видом, и придерживала доску, пока ведунья заколачивала крышу будки. Девочка умудрилась даже быстро найти ключ, бережно спрятанный в кусте смородины. Да вот только чудесами это не считала и очень расстроилась.
Машенька с грустным видом сидела на скамейке и рисовала палочкой на песке человечков.
— Вот что, — подошла Пелагея к внучке, — держи денежку, сходи купи себе мороженого.
— Не очень хочется, бабушка, — отмахнулась девочка.
— Сходи-сходи, без мороженого и чудо — не чудо, точно тебе говорю, — ведунья поцеловала внучку и сунула ей в ладошку купюру.
Магазин был совсем близко, всего за двумя домами, но шла Машенька медленно. Она размышляла о том, что ей, наверное, никогда не научиться делать чудеса, как бабушка. Купив мороженое, Машенька немного повеселела. Она вышла с магазина и принялась распаковывать пломбир на палочке.
Внезапно ее внимание привлёк дед Семён, который шагал по дороге. Он нёс за плечами небольшой мешок, который, казалось, шевелился. Засмотревшись на странную ношу соседа, Машенька оступилась и упала коленками на асфальт. Мороженое валялось рядом, теперь больше напоминая кляксу в старой маминой тетради, ладошки были счёсаны, а на глазах ребёнка проступили слёзы.
Испугавшись не на шутку, к ней подбежал дед Семён. Он бросил на землю мешок и принялся поднимать девочку. Но, вместо того, чтобы заплакать, Машенька вдруг подняла на него свои карие глазища, слегка мокрые от первых слез досады, и спросила:
— Дед Семён, а что у Вас в мешке?
Прежде чем старик ответил, мешок зашевелился и из только что прогрызенной в нем дырки показался чёрный влажный нос, через долю секунды такая же чёрная мордочка, а ещё через секунду на девочку уже смотрело два чёрных щенка.
— Куда Вы их несёте? — вдруг не по-детски строго спросила девочка.
— Мы...это...купаться с ними идём, плавать, — замешкался дед Семён.
— Плавать, — прошептала Машенька, в мешке плавать...Не умеют они в мешке плавать! Топить несёте! Топииииииить! — вот теперь детский плач заполнил всю улицу так, что со дворов начали показываться любопытные соседи.
— Тише ты, тише, говорю, — пытался успокоить девочку дед, — не буду топить. Не буду!
За секунду все стихло. Машенька перестала плакать, казалось, даже пение птиц умолкло и ветер перестал теребить листья на деревьях.
— Отдайте, — громко произнесла девочка. Что-то было в ее голосе явно не ребяческое, а даже властное. Эта фраза прозвучала так, словно девочка всю жизнь ждала момента, чтобы ее произнести.
— Да забирай, — отмахнулся дед Семён, — все село на уши поставила!
Домой Машенька возвращалась без мороженого, но счастливая. С потертыми об асфальт коленками и с двумя щенками в руках. В каждой руке по одному чёрному пушистому шарику.
— Разве не чудо? — ухмыльнулся Михалыч.
— Ещё какое, — засмеялась Пелагея, — двойное. Зови Гриню, расширяйте будку, вы как чувствовали, что старая тесновата.
— Так то оно так, но ведь чувствовала Маруся! Ай да Пелагеина внучка! — донёсся из-под крыльца голос Домового.
Пелагея подошла к калитке:
— Бабушка! Бабушка! Чудо! — искрилась от счастья внучка.
— Спасённая жизнь — наибольшее чудо, — погладила Машеньку по голове ведунья, — пошли, накормим малышей.
Автор: Ирина Савчук
