Страсть к «тихой охоте», как и к рыбалке, у меня возникла ещё в детстве. Я рос в лесостепной зоне Павлодарского Прииртышья (Казахстан), на самом его севере, на границе с Западной Сибирью. И потому грибы у нас тоже водились.
Правда, для того, чтобы набрать, скажем, обабков, надо было выбираться за несколько десятков километров от Иртыша, к берёзовым колкам, где и водились эти чудесные грибы, а также сухие грузди и нередко — деликатесные белые.
А дома, в окрестностях Пятерыжска, можно было набрать на жарёху шампиньонов, с которых я и начал своё увлечение этим промыслом. После хорошего дождя буквально на второй-третий день они начинали вздымать землю своими беленькими шляпками везде: на лугах, за околицей села и даже на глинобитных крышах сараев и каких-то других хозяйственных построек.
Говорят, ещё в начале 50-х годов шампиньоны (их называли печерицей) в Пятерыжске за грибы не считали. Но когда начался подъём целинных земель, со всех концов страны понаехали механизаторы, в том числе и в наш бывший казачий форпост. Они обрадовались такому количеству грибов, буквально подступающих к порогам домов, и стали их усиленно собирать и готовить.
Вот тогда и местное население, что называется, раскусило, что такое шампиньоны и с чем их едят. Конечно же, лучше всего — жаренными с картошкой, аппетитный запах этого блюда запросто может довести человека до желудочных колик! Во всяком случае, когда я приносил шампиньоны домой, мама готовила их именно так, и это было объедение!
Да, ещё у нас очень много было дождевиков — такие шарообразные грибы, из размера с пятачок вырастающие до величины человеческой головы. Они после появлялись повсюду на открытой местности и знай себе росли, сколько им надо, — их никто не трогал, потому что считались тоже несъедобными.
Перезревшие, они были наполнены изнутри каким-то ядовито-зелёным порошком, который облаком вздымался над грибом, если его пнёшь, — да мы и пинали от нечего делать. И лишь сравнительно недавно я узнал, что молодые дождевики вполне съедобны и, жареные, по вкусу напоминают свиные шкварки.
Пятерыжцы же испокон века (вернее, уже три века, сколько существует это село) отдают предпочтение груздям. Эти справедливо считающиеся царскими грибы облюбовали влажную луговину в пойме Иртыша и приречные леса. Хорошо запомнил, как мы нередко ездили всей семьёй на конной повозке за груздями и ягодами в урочище Четвёртое, в трёх или четырёх километрах от села.
Вообще любой поход в этот крохотный, по вселенским меркам, лесок, круто огибаемый Иртышом, — но большущий лес для нас, пацанов, в котором реально можно было заблудиться, — для меня всегда был праздником. Четвёртое было наполнено щебетом птиц, и особенно из этого гомона выделялось мелодичное пение иволги.
Я её никогда не видел, но её трели, если так можно назвать переливчатые звуки, издаваемые как будто каким-то музыкальным инструментом, разносились по всему лесу. Если честно, я и не знал, что это поёт иволга, пока не наткнулся на её пение, воспроизведённое в Интернете. Вот тогда и понял, кто так очаровывал меня своими руладами.
В Четвёртое мы ездили и ходили за разными дарами природы: тут и калина, и чёрная смородина, и, конечно же, кудрявые заросли кустов великолепной, иссиня-чёрной ежевики, вареньем из которой запасались на долгую зиму все уважающие себя пятерыжцы.
Грузди выдавали своё присутствие не только взбугрившимися холмиками суглинистой почвы и выглядывающими краешками своих белоснежных шляпок, но и неповторимым ароматом, напоённым запахом трав, влажной луговины и особой горчинкой, присущей только этим деликатесным грибам.
Ломали мы грузди — так называется у нас процесс их сбора — вёдрами, а когда и телегами! Правда, возни с ними затем дома было очень много. Это не лесостепные сухие, а луговые грибы, в них много горечи, поэтому их сначала надо долго вымачивать, регулярно меняя воду, и солить затем не менее месяца.
Но зато потом... когда на улице трещат морозы, а у вас дома на столе исходит паром отварная картошечка... а мама накладывает в одну большую тарелку засоленные грузди, уже не белые, правда, а сероватые... но зато такие ароматные... с прилипшим листиком смородины, с одуряющим запахом укропа и чеснока... что ты сразу вспоминаешь и лето, и с благодарностью думаешь о Четвёртом, подарившем тебе такое гастрономическое чудо, как солёные, хрусткие ароматные грузди...
И ты отправляешь в рот сначала уже немного остывшую картошку, приправленную жареным луком, а затем нанизываешь на вилку глянцево поблёскивающий грзудочек...
Всё, не могу дальше писать...
После школы я недолго, год с небольшим, прожил на Урале. Там с грибами было побогаче, чем в северном Казахстане, но мне как-то не довелось побывать в местных лесах. Если пару-тройку раз и выезжал, то просто на пикники, там не до грибов было.
А вот в армии я, сам того не ожидая, снова мог, хоть и урывками, предаваться своей страсти. После стройбатовской учебки попал в ВСО (военно-строительный отряд) в Костромской области, где мы строили ракетную шахту и сопутствующие ей объекты.
Часть находилась в дремучем лесу, и ограждения вокруг неё (кроме, разумеется, шахты) не было — солдатам в самоволку идти просто некуда, а к нам всяким врагам с диверсионными целями незачем было проникать, так как ракетный ствол ещё только-только строился.
И вот тут-то оказалось, что грибов вокруг части — хоть косой коси. И порой я и ещё несколько парней из нашего отделения в свободное от пахоты на объекте время набирали полные подолы гимнастёрок и сносили к кострищу за казармами, где на самодельном противне уже шипел расплавившийся маргарин и в нём плавал порезанный лук.
И редко когда поджаренные грибы — а это были маслята, подберёзовики, подосиновики — получалось съесть самим. На дразнящий запах нашего яства сбегались и другие свободные солдаты. И мы не жадничали, делились своим приварком, грибов-то вокруг было множество.
Но самый настоящий грибной рай ожидал меня в Эвенкии, куда я уехал работать в конце 80-х. Посёлок Тура — столица округа — буквально окружён тайгой, на окраинах она подступает к самим дворам. А в ней — раздолье грибов: те же маслята и подберёзовики, подосиновики, грузди (причём нескольких видов: белые, жёлтые и чёрные), белянки, волнушки, моховики...
В пору сбора грибов и ягод посёлок в выходные дни буквально вымирал: люди на моторных лодках — они в Туре, стоящей у слияния двух рек, самый распространённый транспорт — устремлялись подальше, в самые таёжные дебри. Понятно, что там и грибов, и ягод побольше.
Забыл сказать про эвенкийские ягоды — это, конечно же, брусника, чёрная смородина, кислица (красная смородина), жимолость, малина, княженика, кое-где севернее — и морошка.
Но и пешим сборщикам рядом с посёлком даров тайги вполне хватало. У меня моторки не было, и я бродил по таёжным окрестностям Туры сначала пешком, а потом, когда обзавёлся «окушкой», выезжал чуть подальше, по пробитым в лесу дорогам, насколько позволяла проходимость моей 40-сильной машинёшки, или по единственной в Эвенкии дороге федерального значения — 16-километровой «трассе» Тура — аэропорт Горный.
Отъехав подальше, бросал «Оку» на обочине и углублялся в лес, и, конечно же, никогда пустым к машине не возвращался — ведра два грибов, а то и более, обязательно домой увозил.
Все 22 года жизни в Эвенкии в холодильнике и в морозильной камере у нас дома круглый год стояли банки с солёными груздями и волнушками, белянками, лежали контейнеры с обжаренными и замороженными маслятами, подберёзовиками, подосиновиками, моховиками.
Грибы в разном виде весьма разнообразили наш рацион питания, основанный, кстати, также преимущественно на дарах природы — мясе северного оленя и рыбе из местных водоёмов. Но, конечно же, не столько гастрономическое пристрастие к грибам гнало меня в лес, сколько азарт охотника, только бескровного.
Поиск их — это всегда увлекательное и захватывающее занятие, от которого трудно оторваться. Вот уже у тебя, казалось бы, все ёмкости забиты маслятами и груздями. Но грибы, насколько хватает ваших глаз, видны во мху, траве, под какими-то кустиками, взбугрившимися холмиками грунта там и тут. И они всем своим видом говорят тебе: неужели не заберёшь нас, неужели оставишь?
Вот и ищешь в машине какие-то дополнительные пакеты, ёмкости, чтобы не оставить их тут «бедовать», а забрать с собой. Я думаю, это чувство знакомо каждому грибнику.
Правда, такие походы в таёжной местности чреваты тем, что в пылу сбора можно было заблудиться или, хуже того, нарваться на косолапого, коих в Эвенкии очень много. На моей памяти в округе от лап «хозяина тайги» погиб не один грибник, искали и порой не находили заблудившихся.
Но истинного грибника ничто не может остановить. И продолжают тянуться в тайгу, в урман, в лесостепные колки нашей необъятной страны тысячи и тысячи любителей тихой охоты, любителей общения с природой.
Я же, переехав в огромный, миллионный Красноярск, отошёл от этого дела — теперь за грибами надо ехать чёрт знает куда, за десятки, а то и сотни километров. Но без грибов не остался — Светлана моя всегда следит за их появлением на ближайшем рынке и постоянно покупает и носит их домой.
А я же, с упоением вдыхая лесной аромат, могу часами обрабатывать их и заготавливать на предстоящую зиму, чтобы (читай 14-й абзац заново)...
Страсть к грибам — это навсегда.
