Колеса диктуют вагонные,
Где срочно увидеться нам.
Мои номера телефонные
Разбросаны по городам.
Под песню «Самоцветов» скорый, фирменный Москва – Новороссийск с залихватским названием «Кубань» бодро выстукивает по заснеженным степям Воронежской губернии.
Где-то справа, совсем недалеко — Украина. И я представляю, как на Сумском вокзале садится в поезд мой старший — теперь уже заграничный – брат Жора. Пять лет его не видел.
Сосед по купе препарирует солидного леща с печальными глазами, приобретенного на перроне в Россоши. Хороший нам пассажир попался. Вагон полупустой – не сезон. Я уже было обрадовался, что одни поедем. Ан, нет! Подогнала проводница парнишку из другого купе, чтоб не скучно было.
Ну и ладно. Мальчишка погоды не испортил. Умный, начитанный, любознательный. И в Россоши, где стоянка 15 минут, выскочил как бы покурить, а вернулся с пивом и огромным, во весь стол, лещом. Угощайтесь, попутчики!
Я мысленно оцениваю готовность организма, особенно печени. Нагрузка ей предстоит нешуточная. Новый Год, а через день… Событие мирового масштаба! Папе 70 лет!
Ожидается Большой Курултай – сбор всей семьи!
Дверь открывает мама. Папы нет – командирован в магазин. Кой-чего докупить. Значит, вернется с двумя полными сумками. Юбиляр неугомонный.
Рвусь на помощь родителю.
— Да, дотащит, — тормозит меня мама. – Папку своего, что ли, не знаешь?
Мой младший брат — трудолюбивый Бяшка, как всегда при деле. 37-летний дяденька, кабан под 90 кэгэ, катается по родительской трешке на самокате сына. Периодически заруливая на кухню. Периодически – это слабо сказано. Давняя семейная традиция – Бяшка дегустирует каждое праздничное блюдо. Дегустация – это фиговый листочек. Просто любит поесть братец, вот и ”точит” без остановки.
— От я не понял? – возмущенно тыкаю пальцем в угол залы.
Вместо новогодней красавицы там съежился журнальный столик с очками и таблетками.
— Мы в этом году решили без елки, — смущается мама и добавляет свое извечное оправдание: “Чего деньги тратить”.
— О, Пескарь Премудрый прибыл! – папа ставит на пол неподъемные пакеты и обнимает меня.
Пескарь Премудрый – так детством пахнуло.
— Ну, как там ваш Путин поживает? – провоцирует меня родитель.
— Наш – хорошо! – рапортую я. — А ваш как?
В таких случаях надо соблюдать осторожность. Едва разговор заходит о внутренней и внешней политике, папу покидает чувство юмора.
Сидим в кухне. Ни фига не ”в кухне” – на кухне. Не “в Украине”, поди. Я освобождаю картошку от “мундиров”, мама режет селедку для “шубы” и негромко сетует на нелегкую жизнь. А я не перебиваю – век бы слушал.
— Есаул, есаул, что ж ты морду надул? – вваливается радостный Бяшка.
Уже без самоката.
— Там, — мама указывает локтем, — в синей кастрюльке – “шалапутики”. Ты еще не пробовал.
— Ха-ха! Не пробовал, — Бяха объясняюще поднимает брови.
Но “шалапутик” все равно сжирает.
В двухметровом коридорчике снова очень тесно. Прибыл Миха с семьей. Квартира начинает походить на прежний “дурдом”. Шум, разговоры, треньканье гитары. В зале бахает хлопушка. Броуновское движение из комнаты в комнату. В детской племянники затевают волейбольный матч… Табуретками.
Мама стоит в дверном проеме с влажными глазами. Похоже, этот дурдом ей по душе.
Четырьмя часами позже приезжает Жорик с младшей дочкой Верочкой. Радостная шумиха разбавляется украинской речью. Несмотря на наличие русскоговорящего отца, Верунчик изъясняется исключительно ”суржиком”, на 80% состоящем из украинских слов.
Два состыкованных стола в зале. Под такую кодлу… Да и то тесно будет.
Вилки-тарелки, фужеры-стаканы… В центре – трехлитровый ”Смирноффский” пузырь с насосом. Жидкость в бутыле прозрачно-маслянистая. Неужто Она? Подставляю стопочку под насос – чуть-чуть – и тюкает в нос нежный сивушный запах.
— Вот чудовище! – тюкает уже мама в спину. – Не надувайся раньше времени. Давай бутылку в холодильник.
— Охлаждать самогонку — жуткий моветон, — нарисовывается вездесущий Бяха. – Пошли, покурим.
На балконе для “покурим” уже все готово. Два стопарика, бутер с салом, малосольный монстр и непьющий Мишка.
— На старт! – Бяшка извлекает из “овощного” шкафчика емкость поскромнее. – Банзай!
— За зай, так за зай, — не возражаю я.
— Прям как в детстве, — хрустит огурцом Бяха.
— Детство – это когда ты не паришься по поводу чужого мнения, — глубокомысленно изрекает Мишка. – Тебе просто плевать. Обсыпал урода песком, и все!
Родительская спальня, как запретная зона – вход строго по пропускам. Так, по крайней мере, в соплячестве было. Не то что там поиграть, а даже заходить без дела как-то не принято.
Сколько на елочке
Шариков цветных,
Сорок восемь краденых
И пяток своих…
Это в запретной комнате репетирует новогодний хор. Бяшка с гитарой и племянники с предовольными физиономиями. Ну, естественно, им в компании с шебутным дядей похабить чудесную детскую песенку только в радость.
Бусы повесили,
Встали в хоровод,
Ох, и нафигачимся
В этот Новый Год…
Репетицию хора прерывает звонок “дебильника” племянницы Сашки.
— Ага! Сейчас приду, — отвечает Саня.
Чего-то шепчет на ухо моему балбесу. Одеваются и сваливают с хитрыми рожами.
Почти сразу звонок в дверь. На пороге Дед Мороз – соседка с четвертого этажа. С подарками.
Поздравляемся, пьем по маленькой за все хорошее. Горлопаним “Когда часы 12 бьют”. Тащу из сумки коробку московских конфет – Деду Морозу в подарок. Появляется Верочка в изумительном белом платье-кринолине.
Снова горлопаним, теперь от восторга. Верунчик единогласно назначается Снегурочкой и Принцессой Нового Года.
Девочка немного смущена…
На кухне настоящий Сталинград. Мама командует невестками. Отец рекрутирован на фаршировку яиц.
Опять дверной звонок. Сашка с Ванькой приперли елку. У Саниного приятеля “елочный дубль” приключился…
Родители на кухне… Елку еще не видели…
— Бегом! – свирепым шепотом командует Жорик.
Игрушки, бусы, мишура, гирлянды все там же – на антресолях шкафа, в левом ящике. Елку в ведро, туда же мешочки с сахаром. Для устойчивости. Две бумажные растяжки – пингвины и бабочки – крест-накрест через комнату. Игрушки и бусы навешиваются в восемь рук, еще четыре руки разворачивают и подают. Из трех макушек выбирается самая старая. При навешивании гирлянды елка накреняется. Для улучшения устойчивости дерева в ведро вбиваются два допотопных электрических утюга, притащенных Бяхой из папиного “хламошкафа”.
— Идут! – шипит стоящая на стреме Сашка.
Все расползаются по комнате с выражением полной непричастности на лицах.
Папа охнул от неожиданности, мама прослезилась…
В телевизоре говорит президент. В комнате – папа. Слушаем папу – он главнее.
Бом-бом-бом… Бабах! С Новым годом! С новым счастьем!
Поздним утром, ополоснув заспанную физиономию, выхожу в залу. Стол накрыт – емкость “Смирнофф” заправлена по новой – “Show must go on”.
Папа уже донес до моего сознания ”ху из ху” в российском правительстве, дал исчерпывающую характеристику действующему президенту. У меня ажник шея заболела от согласного кивания. Папе лучше не перечить – он сразу нервничать начинает. Посему предлагаю изложить сказанное на бумаге. Ну, а я непременно под каждым словом автограф поставлю.
Папа моментально теряет интерес к такому бесхребетному оппоненту и переключается на Верунчика.
В Украине только отгремела “помаранчева революція”, состоялось повторное голосование. Деду, явно симпатизирующему ”пророссийскому” Януковичу, не терпится узнать мнение внучки. Вернее, получить подтверждение своим симпатиям.
— За Ющенко, — ошарашивает дедушку Верочка.
— Это еще почему? – недоумевает папа.
— Тому що він хороший!
Аргумент настолько сильный, что к папе возвращается чувство юмора, и он безропотно поднимает руки вверх.
Похмелившийся Бяшка в ударе – комментирует каждую фразу, сыплет анекдотами – короче, трындит без умолку.
— Ты замолкнешь сегодня, чудище?! – не выдерживает мама.
Но Бяху заткнуть невозможно. Он выуживает из нагрудного кармана старые отцовские очки и водружает их на нос.
— Птица Говорун отличается умом и сообразительностью! – и, под общий хохот, хлопая руками на манер крыльев, пытается скрыться от карающего полотенца.
Я тоже смеюсь.
— Хорошо-то как, — и замолкаю.
Понимаю вдруг – так хорошо, что даже слишком. И так хорошо уже никогда не будет. Уже никогда больше мы не соберемся. Вот так – все вместе. Это в последний раз…
Смех стихает. Не знаю почему. Верно, не одному мне пришла в голову такая грустная мысль.
Бяха уткнулся в окно. Жора как-то растерянно наполняет рюмки. По лицу видно – хочет что-то сказать, но не знает как. Папа шумно вздыхает. Мама разглядывает всех по очереди, будто старается запомнить…
Мхатовскую паузу нарушает звонкий голос Верунчика.
— Ой! Дивіться! Нам Дід Мороз під ялинку утюги поклав!
