Нас, жителей маленькой деревни, осталось всего пять человек. И все старухи! Старики наши уже на погосте! А мы живем до сих пор. И надеемся, что нас скоро заберут дети. Но наши дочери и сыновья прижились в городе и очень заняты — даже на лето приехать в гости к матери некогда.
У соседки Мироновны дом, когда-то построенный мужем сорок лет назад, требовал ремонта. Она, отменная чистюля, содержала свои комнаты в порядке. Но крыша протекала, заборы начали падать, нужно было менять рамы в окнах, полы скрипели, а сын давно не приезжал. На семидесятом году у нее разболелась спина, а ведь нужно вытаскивать воду из колодца, заготавливать дрова, весной копать огород, летом косить сено для коровы, осенью убирать картошку. В деревне много тяжелой работы.
Мироновна позвонила сыну, и он скоро прикатил в деревню. Они вместе решили, что мать переедет к нему. Продали корову, забили досками окна в доме, и мы проводили машину, удаляющуюся по пыльной дороге.
Вечером я тоже думала, сидя за столом, перед пылающей печкой:
– Может, и мне позвонить дочке Светлане?
Потом вспомнила вечно скандального зятя Михаила, трех шумных внуков, и решила, что еще не время! Пока могу жить одна, буду жить здесь.
У Мироновны сын положительный и добрый! Быстро приехал и сразу забрал ее! Он в доме хозяин, и Мироновна будет жить у него спокойно и хорошо. Я сама видела, когда они раньше отдыхать приезжали, что невестка тихая и спокойная, да и девочка у них отличница и вежливая такая.
Закончилось лето, пошли косые дожди. Мы с соседками собирались на чай с вареньем, разговаривали и пели песни. Мы просто жили все рядом и развлекались, как могли.
Однажды, прервав нашу песню, открылась дверь и на пороге появилась Мироновна. Но была она какая-то поникшая, мокрая и грустная. Мы бросились к ней, стянули мокрый плащ, усадили за стол. Я быстро вытащила свою заначку, бутылку водки, хранимую на всякий случай для оплаты срочной работы. Мы на радостях чокнулись!
Мироновна выпила водку, утерла губы ладонью и произнесла:
– Девоньки, узнала я, что такое нелюбовь.
Она замолчала и смотрела на стол, как будто разглядывая полустертые узоры клеенки. Потом выдохнула:
– Любовь, это когда тебя любят, а нелюбовь — когда ты мешаешь!
Скривила губы:
– Когда ко мне приезжают гости, я стараюсь, чтобы им было удобно и хочу помочь им обвыкнуться у меня и почувствовать себя как дома. Накормить повкуснее, разместить вещи, показать, где можно умыться. Как лучше их расположить, чтобы отдыхали и удобно спали ночью, помочь, если приболели.
Хочется, чтоб чувствовали себя, как дома, не скучали. Мы разговариваем и смеемся, радуемся друг другу!
Ведь общение — это главный показатель любви и дружбы!
Пока у сына с невесткой не было средств, чтоб ездить в отпуск в далекие края, они приезжали ко мне. Мы дружно жили вместе весь отпуск, а внучка оставалась и после отъезда родителей. Я считала, что это мои родные люди, с которыми я смогу жить долго в радости.
Но мне у сына в доме, куда я переехала жить не в гости, а навсегда, не могли подобрать места: везде я оказывалась лишней!
В просторной трехкомнатной квартире одна комната – спальня сына и невестки, вторая – внучки, третья – проходной зал.
Для меня в комнате внучки Яночки решили ставить раскладушку на ночь. Спать на ней мне было неудобно, я не высыпалась ночью, а днем и прилечь-то негде.
Днем Яна на своей кровати лежит, по телефону разговаривает и на меня косится. Я понимаю, что мешаю ей, и выхожу в зал. А там сын с невесткой всегда телевизор смотрят. Но все передачи, что им нравятся, для меня не интересны. У внучки в комнате тоже телевизор есть, но она весь вечер на телефоне висит.
Куда в зале ни присяду, везде я тоже лишняя!
– Мама, это любимое место Лидии.
Пересяду. Он мне:
– Извини, а здесь я всегда сижу.
Спрашиваю:
– А мне куда можно сесть?
Раздражается:
– Ну сядь уж куда-нибудь! Видишь, футбол начался!
Так и торчала постоянно в уголке за пальмой, сидя на стуле.
На второй день в субботу меня на ужин не пригласили, потому, что они ели каждый сам по себе! Когда захотели и перед телевизором! А я на кухню постеснялась идти, и голодная осталась на ночь. Никто и не вспомнил про меня!
На следующий утро в воскресенье стала караулить: когда кто-нибудь кушать пойдет? Спали они долго, потом сын со снохой фильм досмотрели и пошли в кухню. Я тоже туда и за краешек стола приткнулась. Тогда спросили:
– Вам тоже чая налить?
А я наголодалась, вижу, что они сейчас чай быстро выпьют и разойдутся, а я одна за столом останусь! Придется тоже уйти. Жую я медленно, зубов почти нет.
Если есть быстрее, то некрасиво получается. Сын брезгливо заметил:
– Мама, что ты так неаккуратно кушаешь? И торопиться не нужно, еды у нас много, всем хватит. Но если ты в своей деревне много привыкла есть, то ведь у тебя было много физической работы в доме и на огороде. А здесь ты все время сидишь и не двигаешься, смотри – растолстеть можешь.
Потом я приловчилась днем, когда дома никого нет и я сама себе хозяйка, супчик на всех сварю и сама наемся. Но они с работы придут, после своих ланчей мой суп не едят! Я его сама на следующий день доедаю. Потом стала немного варить только для себя. А я их пиццу и суши в рот брать не хочу. Сноха обижается, вроде получается, что я всегда недовольна:
– Что вы капризничаете? Все вам не нравится.
Вещи мои: одежда, постельное, что я привезла — так в чемоданах на антресолях и пролежали. В шкафах места для моего добра не нашлось, а своей мебели у меня там никакой нет. А привезла бы – места ей тоже бы не нашли. Невестка, поджав губы, только сказала:
– Куда вы столько всего навезли!
А я поняла:
– Зачем вам теперь одежда? Незачем так наряжаться в возрасте.
Я хотела сыну пожаловаться, что нет для моих платьев места в шкафу. А он не заступился, а сказал:
– Почему ты не можешь поладить с такой же женщиной, как сама. Не хочу быть между вами как меж двух огней
Так и остались мои наряды на антресолях, смятые и ненужные. А у меня в обиходе два платья — одно на мне, второе на стуле во внучкиной комнате, белье в сумке под стулом. Жила как на вокзале
Разговаривать со мной никто не хотел. Не о чем им со мной разговаривать! Я за два месяца ни разу не засмеялась! Не с кем было, да и не о чем. Хотела с внучкой завести разговор, но она так на меня глянула, что я поняла: не любит она меня! Надоела я ей до чертиков в ее комнате, где она раньше полной хозяйкой была. И не нужны ей мои разговоры. Да и сыну не нужны, для него все мои переживания и мысли — просто старушечьи глупости. А про невестку и говорить нечего — я ей человек чужой!
Один раз попросила у сына помощи: сердце схватило! Нужно было оформиться на учет в поликлинику, чтобы попасть к врачу. Сын посмотрел удивленно:
– Мама, ты взрослый человек! Что же не можешь самостоятельно сходить! Я целый день на работе!
Я больная, сама тыкалась по кабинетам в чужой огромной поликлинике, пока одна женщина меня не пожалела и не объяснила, что нужно делать и куда идти.
Больше я никогда и ничего не просила, потому, что из разговоров между ними я понимала, что им вечно не хватает денег. Нужно на продукты, на наряды, на украшения, на развлечения, а на меня уже не оставалось. А пенсию мою, как мы сразу договорились, я должна была отдавать невестке в день получения. Когда я оставила себе на мороженое пятьсот рублей, она очень удивилась:
– Вам зачем деньги? В доме все есть! Вы же у нас на всем готовом живете!
Но я промолчала и всегда себе пятисотку откладывала.
Пыталась помочь невестке в доме прибраться, посуду помыть, но она как-то сказала, то ли сыну, то ли внучке:
– Моете за собой посуду – мойте чисто! А лучше пусть лежит! Я ее в машине отмою!
Я поняла, что сказано это для меня. Наверное, я что-нибудь недоглядела!
Оставалось только сидеть в углу за пальмой. Вот так! Ничего мне нельзя! Я всем мешала. Или мне так казалось?
Ведь никто меня не ругал! Просто я всех раздражала! Меня старались не замечать. Никому я там не была нужна! Даже сыну! Так пожить можно только два дня пока в гостях. А постоянно никакой силы нет!
Про день моего рождения никто и не вспомнил. Я пирожков напекла, салаты сделала, ждала, что сын–то уж поздравит. Но он не то что подарок преподнести и поцеловать мать, а только поморщился и пробурчал, когда я напомнила:
– Как же мама с тобой сложно!
Потом они поели, заговорили о своем, обо мне и забыли. Из-за стола встали и меня не поздравили. Даже спасибо не сказали. А подарка и до сих пор нет! Я не выдержала:
– Сынок, а что же ты меня не поздравишь!
Повернулся, глянул исподлобья и пробурчал:
– Поздравляю.
Я растерялась:
– Ты что меня не любишь?
Он, уже выходя из кухни, не оборачиваясь, сказал раздраженно:
– Да люблю я тебя! Что ты все время ко мне привязываешься?
Лучше бы он меня ненавидел! Я бы знала, что ненавидит! Жила бы одна!
А так он сделал меня неуверенной и неуклюжей, ненужной и робкой. Я, которая растила его одна, могла все! Всю жизнь посвятила его воспитанию! Да, видно, плохо воспитала. Сама виновата!
Поняла я, что не любят они меня! Чужая я здесь! Нужно мне уезжать обратно к себе домой. Иначе я умру у них от тоски, от отсутствия любви! От нелюбви, от безразличия, когда тебя чуть терпят! Это не моя жизнь! Это как приехать неожиданно в гости, а ты там чужая! Но из гостей уехать можно, а здесь жить нужно до смерти!?
А если я еще двадцать лет протяну? Нет, так долго их и себя мучить нельзя! Не стану я детей в грех вводить — смерти моей желать будут! Так я жить не хочу! Вот я от нелюбви и уехала! Дома, хоть и трудно, но зато я самостоятельной буду! И никому здесь не помешаю.
Обвела нас взглядом и наконец улыбнулась:
– Я знаю, что вы мне рады! Вы – моя семья!
Автор: Наталья Руф
