— Смотри, как я умею рисовать.
— Издеваешься?
Степа оттолкнул ее руку вместе с рисунком, как-то неловко, наискось. Девочка ойкнула.
— Прости, я опять забыла.
Она прикусила губу, хотя мальчик уж точно не мог этого увидеть. Он, как и все слепые, чуял.
— Ладно, — буркнул Степа примирительно. — Чего там хоть, расскажи.
Обрадованная девочка снова развернула листок. Палец ее заскользил над картинкой, не касаясь изображения.
— В левом нижнем углу, — начала она, — собака. Она большая, такая, что может лизнуть в нос, встав на задние лапы. Очень мохнатая, если запустить в ее шерсть руки, то можно увязнуть. У собаки раскрыта пасть, видны острые зубы, из пасти валит пар. Это потому что холодно. Пар — это такая вода, которая появляется, если на морозе подышать в ладошки...
Степа повернул голову и немного наклонил ее, будто всматриваясь. Он смотрел чуть левее рисунка, но Лиза стеснялась поправить.
— Вот, а дальше начинается лес. Он густой, за деревьями ничего не видно...
Она запнулась, но Степа никак не отреагировал на неосторожную фразу.
— И туда ушел хозяин собаки, — осмелев, продолжила Лиза. — А собаке велел ждать. Она ждет и волнуется, но с места не трогается. Все-таки, ей так приказали...
— Красиво, — похвалил Степа. — Можно, я сам посмотрю?
Лиза протянула мальчику листок. Тот коснулся рисунка самыми кончиками пальцев и пробежал ими от нижнего до верхнего края, а затем слева направо.
Девочка наблюдала за этим, затаив дыхание. Каждый раз казалось, что Степа ее разыгрывает. Как могут пальцы смотреть вместо глаз?
Мальчик вернул ей листок.
— Правда, красиво.
— Но как ты увидел? — не выдержав, спросила она. Самой Лизе, честно говоря, ее творение отнюдь не казалось шедевром.
— Почувствовал.
Степа говорил не намного больше, чем видел, но этого хватало, чтобы убедить любого скептика. Видимо, вся сила несуществующего взгляда ушла в голос.
— Ну... я рада, что тебе нравится, — девочка произнесла это неловко, однако сама вдруг поняла, что говорит правду. Она не просто была рада. Она хотела, чтобы ему понравилось. Хотела, чтобы он попросил...
— Может быть, ты мне ее подаришь?
Не дождавшись ответа, мальчик поднял руку и тронул лицо Лизы, невзначай коснувшись улыбки, которая расцвела на ее лице. Улыбнулся сам.
— Видимо, подаришь.
Счастливая донельзя, она закивала, опять забыв о том, что Степа этого не видит.
Мальчик еще раз погладил рисунок, теперь более уверенно, по-хозяйски. И осторожно прижал его к груди.
— Когда тебя забирают? — помолчав, спросил он.
— Завтра.
В ответе Степа слышал радость, хоть Лиза и пыталась ее скрыть.
— Здорово, — он погладил то место, где, по его ощущениям, была нарисована собака. — Рад за тебя. А вернешься когда, уже осенью?
—...Ой, звонят! Звонят!
Трескучая трель разлилась по двору, залетела в каждый уголок, где мог бы спрятаться воспитанник. Степа вскочил и, зажав рисунок подмышкой, зашарил перед собой руками, нащупывая пластик Лизиной коляски.
— Да я сама... — попыталась она возразить.
— Не спорь, дольше провозимся, — велел Степа, и Лиза замолчала.
Ладони слепого легли на рукоятки, и коляска развернулась под сильными руками мальчика. Он покатил ее ко входу в дом, над которым продолжал надрываться охрипший за годы службы звонок, зовущий воспитанников на уроки. Опоздание на занятие порицалось, причем влететь могло не только медлительному ученику, но и его товарищам, не подсобившим вовремя. Степа помогал не поэтому, хотя никогда бы не признался.
А еще странным камнем на подсознании висело то, что Лиза не успела ответить на его вопрос. Казалось бы — в чем беда? Большинство детей на лето забирают родители, не всем же быть такими, как он. Да, за Лизой в этом году приедут чуть пораньше, но разве это повод беспокоиться?
Он беспокоился. И, едва кончились уроки, задал вопрос вновь.
— Степа... — она начала издалека, но ухо слепого уже чуяло беду. Катастрофу. Конец света.
Он повернулся, напряженный и готовый драться, хоть и не понимая, с чем.
Лиза была расстроена, он чувствовал. И понимал, что сейчас, через несколько секунд, ему будет хуже, чем ей.
— Понимаешь...родители говорят, что есть одна клиника...
Мир поплыл внутри его головы, отдаляясь и звуча эхом, отголосками, перебивающими друг друга словами. «Шанс один на миллион», «сложная операция», «собрали деньги и готовы рискнуть», и, наконец, финальное и страшное «смогу ходить».
Он сжал кулаки, чувствуя, как ногти колют ладони.
— Врачи не дают гарантий, но шанс все равно есть, и клиническая картина соответствует, и...
Она тараторила заученные слова, наверняка услышанные от родителей. Тараторила, боясь дать ему вставить хоть слово.
— Лиза.
Степе казалось, что он произнес имя громко, но на деле он едва шевельнул губами. Она остановилась и неожиданно всхлипнула.
— Ты зачем мне это говоришь? Подготовить к чудесной новости, что ты не вернешься осенью? И зимой? Что ты не вернешься никогда?
Он повышал голос с каждой фразой, пока не закричал. Он кричал что-то ругательное, злое, несправедливое к ним обоим. Кричал, пока сквозь крик не услышал скрип развернувшейся коляски.
Тогда он побежал прочь. Метнулся к себе, не чувствуя привычных стен, углов, проемов и порогов. Споткнулся, врезался в дверь, со злости шарахнул ею — да гореть этой богадельне в аду!
Оказавшись в комнате, Степа ничком рухнул на кровать и тут же подпрыгнул: под грудью что-то зашуршало. Ах да, та самая дурацкая картинка с этой дурацкой собакой!
Это она в насмешку над ним, не иначе! Это ведь она его, его нарисовала — одинокого пса, смотрящего в безлюдный лес в напрасной надежде, что за ним вернутся! Разве не так проводил он первые свои дни в интернате? Разве не стоял часами у ворот, в ожидании, когда родители заберут его домой?! Он тоже «смотрел», и столько же было в этом взгляде пользы!
Мальчик с треском разорвал рисунок и зарыдал, зарывшись лицом в подушку.
Лизе казалось, что она будет ждать приезда родителей целую вечность, но, когда они все-таки приехали, девочка вдруг поняла, что это случилось как-то рано.
Она ждала в коридоре, пока мама с папой заполняли и подписывали документы. Ждала, пока папа заберет собранный и оставленный в комнате чемодан.
Ждала, пока мама отблагодарит каждую из здешних нянечек и воспитателей, которые, в сущности, неплохие люди. Ждала Степу.
Степы не было. Уже отец взялся за ее коляску и толкнул в сторону выхода.
— Я сама, — сказала Лиза. — Вы не знаете здешних секретных мест.
Коварные дорожки только казались ровными. Степа безо всякого зрения знал все выбоины, впадины и камушки на пути. Родители Лизы не могли этим похвастать.
Она направила коляску к воротам. Сегодня колеса крутились особенно медленно.
— Доченька, — окликнул папа. — Может быть, все-таки я? Тебе же тяжело, я вижу.
Она мотнула головой. Ничьи руки не избавили бы от этой тяжести, кроме...
— Лучше я, — раздался за ней голос Степы. — Мне виднее.
Такая реплика от слепого настолько изумила папу, что тот молча посторонился, пропуская мальчика. Степа привычно взялся за рукояти.
— Ревешь, что ли? — насторожился он.
— Нет, — соврала Лиза.
— Ну-ну.
Он покатил ее в сторону выхода, уверенно огибая все сложные места, но не слишком торопясь.
До ворот осталось не более метра, когда Степа остановился.
— Правильно рассчитал? — спросил он.
— Ага.
Родители Лизы, что-то почуяв, остановились в нескольких метрах от детей.
— Значит, сможешь ходить? — Степа запрокинул голову, будто изучая кроны невидимых для него деревьев.
— Может быть, — Лиза тоже подняла голову и тоже ничего не увидела. Зато слезы остались в глазах. — Я хотела бы. Очень.
— Если получится, не вернешься?
Она медленно покачала головой, и тогда Степа повернул голову к ней и улыбнулся.
— Ты опять забыла, что я не вижу, и машешь головой, да?
Лиза фыркнула и тут же зажала рот рукой.
— Понятно, — мальчик кивнул, будто не ожидал другого.
Родители девочки деликатно обогнули их обоих, и направились к припаркованной у открытых ворот машине.
— Лиза, — мама, обернувшись, издалека показала на часы, и девочка неохотно кивнула.
— Ты будешь меня ждать? — задала она наконец самый важный для себя вопрос. — Будешь?
Степа помедлил лишь секунду.
— Нет.
Пауза.
— Я не хочу, чтобы ты возвращалась. Пусть сложится так, что не придется.
Когда ворота с протяжным скрипом закрылись за уехавшими, Степа развернулся и побрел в свою комнату. Там его ждала тишина, темнота и одиночество — теперь уже, как чувствовал мальчик, навсегда. И один яркий мазок: прекрасная рыжая собака, глядящая в сторону зеленого леса. Пусть этот рисунок и склеен скотчем, живым он от этого быть не перестал.
Автор: Рино Рэй
