В 1938 году мой прадед по маме, Андрей, вместе с семьёй переехал из только сформировавшейся Луганской области в одну из деревень, находящуюся недалеко от Задонска. Задонск тогда относился к Орловской области. Андрей вступил в колхоз, работал трактористом, получил землю для строительства дома, строился и обустраивался на новом месте. Андрея все считали зажиточным, так как он обрабатывал на своём тракторе несколько полей и за это получал зарплату зерном, мукой и керосином.
Деревня располагалась в поистине живописном месте, с одной стороны к ней подступал небольшой, но красивый лиственный лес, с другой – лог и луга, а за ними бескрайние поля.
И жил в той деревне старик Иван Фёдорович. Старый, как Мир, абсолютно седой, с волосами по плечи и бородой до пояса. Он выглядел, как волхв из «Песни о Вещем Олеге». Ходил всегда с дубовым посохом и корзиной для трав.
Иван Фёдорович имел прекрасный сад рядом с домом и собственную пасеку. Детей у старика не было, а жена давно умерла.
Деревенские жители воспринимали его по-разному: некоторые считали его колдуном, некоторые – святым. Но всех объединяло одно: если кто заболеет, или скотина захворает, или совет понадобится, то шли к старику. Иван Фёдорович всех принимал, никому не отказывал. И никому зла не делал, ни приворотов, ни отворотов, ни порчи.
Жизнь в деревне шла своим чередом. А 22 июня 1941 года началась Великая Отечественная война. И уже на третий день Андрей уехал на фронт. Его жена Анастасия, проводив мужа, шла вся в слезах домой. Ещё бы: любимый муж на войне, а она осталась с двумя маленькими детьми и большим хозяйством. И уже на подходе к дому ей повстречался Иван Фёдорович. Старик подошёл к женщине и, приобняв за плечи, сказал:
— Не плачь, внучка, вернётся Андрюша, живой и здоровый, только дома у тебя не будет, заново строиться будешь. Не бойся, мир не без добрых людей. Не бросят тебя. Только и в деревне ты жить не будешь, увезёт тебя Андрюша в край далёкий, но ненадолго.
Сказав это, старик вытер женщине слёзы и отправился дальше своей дорогой.
Гитлеровцы наступали, и вскоре деревня наполнилась беженцами. Анастасия приютила у себя дома семью, беженцев с Украины — мать с шестью детьми. И самый младший из детей, пятилетний Коля, был болен, он был слеп. Не видел ничего, даже свет. В три года мальчик начал резко терять зрение, а к четырём годам ослеп полностью.
Долго Настя пыталась уговорить Марью показать мальчика Ивану Фёдоровичу, да только та все отмахивалась: в Киев возила, лучшие врачи ничего сделать не смогли, а тут какой-то старик неграмотный. Но Анастасия стояла на своём, и Марья сдалась.
Иван Фёдорович осмотрел мальчика, а затем пошёл в красный угол молиться перед образом Господним, зажёг лампаду и поставил чашку с мёдом. Молился старик долго, несколько часов, на коленях, постоянно отбивая земные поклоны, а помолившись, намазал этим самым мёдом глаза мальчика, что осталось в чашке – протянул Марье.
— Дома ещё помажете, — сказал старик.
— Что сказал дедушка? – спросила Настя Марью, когда она вернулась домой.
— А что он скажет? Неграмотный старик. Сказал мёдом мазать, врачи вылечить не могли, а он мёдом хочет вылечить!
— Намажь, — велела Анастасия.
Та ни в какую:
— Врачи сказали, операцию надо делать, да война треклятая.
Тогда Настя взяла и сама сделала то, что старик велел сделать Марье.
Через несколько часов женщины заметили странное поведение мальчика – он забился в самый тёмный угол.
Настя попыталась вывести ребёнка на свет, но Коля отворачивался от окна.
— Что ты видишь? – спросила Настя.
Ребёнок посмотрел вниз и сказал:
— Ручки вижу.
Настя посадила его на стул и накрыла мальчику лицо тёмным платком – пусть привыкает постепенно.
Пришла зима 1942 года. Вечером Анастасия и Марья уложили детей спать, а сами пошли в сарай к скотине. Накормив живность, женщины вернулись в дом и тоже легли спать.
Ночью Марья проснулась от какого-то гудения и, выглянув в окно, увидела какое-то зарево. Что это? Марья открыла дверь в сенцы, а там… ревело пламя, и горел потолок дома и крыша.
— Настя, вставай, мы горим!
Марья кинулась будить детей, а Настя вскочила и, схватив в охапку самых младших, выскочила на улицу, на сорокаградусный мороз. Марья вывела старших детей, а затем обе женщины кинулись спасать добро из погибающего дома. На помощь к погорельцам уже бежали соседи.
Дом сгорел, стены не могли сгореть – они каменные, но изнутри дом выгорел полностью, сгорели потолок и крыша.
Соседка Дуня, несмотря на то, что у самой пятеро детей, приютила у себя до весны Марью и Настю со всеми детьми. Ни одного ребёнка никуда никто не сдал.
А когда пришла весна, то всей деревней отстроили заново Настин дом. Наступило лето 1944 года.
Несколько деревенских мальчишек решили ночью залезть в сад Ивана Фёдоровича и наворовать яблок. Сказано – сделано. И как только густая ночная тьма окутала деревню, мальчишки перелезли через хлипкий плетень и направились к яблоням. Наевшись до отвала яблок и набив ими свои рубашки, мальчишки решили уходить. Да не тут-то было.
Вместо хлипкого плетня ребята наткнулись на частокол, и не перелезешь – на кол напорешься. Откуда он здесь? Мальчишки точно помнили, что весь сад обнесён плетнём, а тут двухметровые пики. Мальчишки пошли в другую сторону и оказались на краю глубокого рва, наполненного зловонной водой. Перепугавшись, ребятишки кинулись в третью сторону, а там… терновник. Шиповник, розы и тёрн, ребята решили продираться сквозь кусты. Раздирая руки, ноги, лицо и спину в кровь, мальчишки пробились сквозь заросли и наткнулись на такие же заросли. Так и метались они по саду до утра.
— Деточки, что вы здесь делаете?
Мальчишки аж подпрыгнули, перед ними стоял старый знахарь.
— Простите нас, дедушка, яблок к вам воровать пришли.
— А что ж не ушли? – спросил знахарь.
— Да у вас, дедушка, сад частоколом был обнесён, и в ров мы чуть не упали, гляньте, всё себе изодрали об ваши кусты.
— Так, где же ваши царапины? – спросил дед. Ни на одном мальчике не было ни одной царапины.
— Ну-ка, ребятки, пойдём канаву посмотрим и кусты колючие, да и на частокол поглядеть мне, старому, охота.
Не было ни рва, ни частокола, ни кустов, был просто фруктовый сад, пасека и огород, обнесённый еле дышащим забором.
— Пожалуйста, дедушка, не говорите нашим родителям, что мы делали.
— Что вы, миленькие, – отвечал дед. — Конечно, не скажу, зачем мне это. Только больше не воруйте.
Так как мальчишки растеряли все яблоки, нарванные ночью, старик нарвал новых и отдал.
— Не воруйте, лучше попросите, всё равно я столько не съем, я ведь не откажу.
Фашистская Германия капитулировала 9 мая 1945 года. Наступило лето. Марья со своими детьми уехала на родину, а мужчины стали возвращаться с войны. Но не было среди них Андрея. Сильное волнение запало в душу Анастасии, и отправилась она в дом к знахарю.
— Дедушка, вы сказали, Андрей вернётся. Что ж не возвращается?
— Жди, внучка. Вернётся. Раз я сказал, вернётся, значит, вернётся.
Андрей вернулся в конце октября 1945 года без единой царапины и с орденами.
В августе 1946 года Андрей вместе с семьёй уехал в Калининград, но через восемь лет, в 1954 году, они вернулись, правда, не в родную деревню, а в Воронежскую область. Так сбылось предсказание Ивана Фёдоровича о том, что Андрей увезёт их в край далёкий, но потом они вернутся.
В 1980 году моя бабушка приехала в ту деревню к своим дальним родственникам и узнала о дальнейшей судьбе старика.
В начале семидесятых годов пришёл Иван Фёдорович к плотнику Петру и говорит:
— Окажи последнюю услугу старику, сделай мне гроб и крест, на совесть сделай.
— Бог с вами, Иван Фёдорович, вы же здоровы как бык, вы ещё поживёте.
— Нет, внучек, уже больше ста годочков мне, отжил я своё. Сегодня утром, с первыми лучами солнца, явился ко мне Ангел Господень и сказал, что Боженька призовёт мою душу через три дня.
Плотник бросил всё и принялся за стариков заказ, через три дня Ивана Фёдоровича не стало.
Хоронили его всей деревней, а крест ставил сам плотник Пётр.
С тех пор прошло более тридцати лет, деревня пережила девяностые без особых потерь.
От святого человека, Ивана Фёдоровича, остался лишь сад, который кормит яблоками и грушами уже не одно поколение людей...
Автор: Сергей
