Семнадцатого января шестьдесят девятого я впервые подвёл своих родителей.
Глазастая соседка Валя, прикусив гармошку «Казбека», обходила маму кругами и прицельно щурилась на её раздутый живот.
— Груша! – наконец, веско сплюнула она. – Ждите девочку.
Родители облегчённо вздохнули.
Вале верили. Без карт и кофейной гущи она с лёгкостью предсказывала: казённый дом, долгую дорогу и бубновую разлучницу. Не говоря уже о таких мелочах, как пол будущего ребёнка.
— Жанночка! – удовлетворённо протянул мой будущий папа. – Помощница!
Мама осветилась сытой улыбкой.
***
Мечта о дочке лелеялась в семье без малого восемь лет, поскольку после рождения первенца, Валя строго наказала родителям — обождать четыре года.
— Цикл должен завершиться! – пояснила соседка, держа в руках банку с солёными огурцами. – Это как оборот на сто восемьдесят... – прокрутила она хлорвиниловую крышку. И родители ахнули.
Мама — заворожённо, папа — растерянно.
— Что же это – теперь четыре года ни-ни? – оторопело пробормотал он.
На что провидица, попыхивая пахитоской, ответила: «Вам решать — моё дело маленькое». А мама, сложив ручки в смиренном повиновении, не сходя со стула,
приняла монашество.
— Да вы шутите! – робко улыбнулся отец. — Четыре года?!!
— Зато девочка, – вздохнула мама.
— Но...
— Но-но-но! – покачала пальцем суровая Валя.
— Оборот, – виновато развела руками мама. — Ты же сам всё видел.
— Цикл! – поправила её соседка.
И папа покачнулся.
Лишь на четвёртый год строгая Валя вновь дала добро.
— Валяйте! — сказала Валя, и родители начали валять. Вернее, ваять из подручных материалов.
Однако, то ли за время ожидания материал подпортился, то ли ваятели утратили зодческие навыки, как бы там ни было, но меня не получилось. И через три месяца безуспешных попыток Валя скомандовала родителям: «Брейк!».
Подтянув обвисшие штаны, папа попытался возразить, но соседка решительно потянулась к банке с огурцами.
— И что ж теперь? – всхлипнул вновь отлучённый.
— Ждать! – вынесла свой приговор Валя.
И родители прождали ещё четыре года.
А на восьмом всё, слава богу, сложилось.
***
— Жанночка! – всё повторял папа, предвкушая белокурые косички, пышные бантики, вымытую посуду, убранную квартиру, наваристый борщ и благополучную старость. – Помощница!
Нанизанные на спицы розовые нити в маминых руках исполняли замысловатые танцы, сплетаясь в крохотные носочки, кофточки, шарфики и шапочки.
— Ну что – ждёшь сестричку? — возвышался над своим семилетним первенцем улыбающийся отец.
— Братика хочу! – увлечённо слизывая масло с горбушки, отвечал тот.
И папа вскипал.
— Нина, ты слышала?!
— А что он уже такое сказал? – выглядывала из комнаты мамина бигудистая голова.
— Он сказал, что хочет братика! Назло, понимаешь, всегда назло!
— Оставь, он же маленький.
— Братика! – невозмутимо повторял мелкий пожиратель масла.
— Нина, я за себя не ручаюсь!
— Братика!
— Ни-на!!
Мама вставала между отцом и сыном в плакатном размахе Родина-Мать, с тем лишь отличием, что вместо младенца на руках она несла свой собственный живот.
— А что если он прав?! – пылко выкрикивала она, сама же пугаясь произносимого.
— А как же огурцы? – растерянно мямлил папа. — В смысле — цикл!
— Что ж ты от меня-то хочешь?! – плаксиво восклицала мама, и в сердцах кидалась жарить котлеты.
***
— Я, конечно, даже думать об этом не хочу, – шептал отец ночью, – но что, если ты права?
— Ты это назло, да? Назло?! — шипела в ответ мама. – Мне же нельзя волноваться!
— Так и не волнуйся... просто...
— Что просто? Восемь лет коту под хвост, это, по-твоему, просто?!
— Это ты мне говоришь?! – вскипал отец. – Да если что не так, я эту Валю! Я эту...
— Не смей — она святая! – гневно сверкала глазами мама, и папа принимался нервно оглаживать её покатое плечо...
— Сказала же тебе «груша» — чего ещё?! Цикл выдержан. Оборот на сто восемьдесят...
— Да я-то, что? — виновато оправдывался отец. — Это ты сказала: «а если вдруг мальчик?»
— А если мальчик, – голос мамы неожиданно затвердел, – тогда мы назовём его, как Хиля!
— Как?! – ахнул папа. – Какхиля?.. Что это за имя такое — Какхиля? Это что — на идише? Где ты такое слышала?
— Как Эдуарда Хиля, придурок!
— Ничего не понимаю! Хилем, что ли?
— Эдуардом!
— А-а-а! – протянул отец и обессиленный опал на подушку.
Несмотря на пышные букеты ледяных цветов на окне, и густой пар изо рта, ему было жарко.
— Не, не может быть! – шептал он в темноту. – Никаких Какхилей. Жанночка, Жанночка, и всё... цикл же... оборот... — уговаривал он себя, как осу отгоняя навязчивую геометрическую занозу: «два раза по сто восемьдесят – есть не что иное, как возвращение в исходную точку».
Автор: Эдуард Резник
