Больше всех праздников маленький Витька любил Пасху и Рождество. Настоящий праздник живота, когда вкусностей полный дом. Он обожал минуты ожидания, когда собравшиеся в одной хате женщины пекли куличи, от запаха которых начинал урчать живот, а рот наполнялся слюной…
Нет, они не голодали, хоть маме приходилось нелегко с двумя подросшими мальчишками, но и не жировали как впрочем, и большинство людей в шестидесятые годы прошлого столетия.
Отец отказался от них и уехал из станицы, когда брату Вовке было десять, а Витьку почти пять лет, что, как и почему он не знал, просто видел осунувшееся лицо тридцатилетней матери и слышал, как по ночам она плакала в подушку.
Забежавшая на «минутку» сердобольная соседка, долго о чем-то шепталась с матерью, закатывая вверх глаза и жестикулируя руками, а та согласно кивала в ответ, вытирая горькие слезы. Утром, принарядив пацанов, она повела их к местному фотографу, а через пару дней упаковала готовую фотку в конверт, и довольная понеслась на почту. Ответ не заставил себя долго ждать.
— Мария, ты дома? – услышала она голос однорукой почтальонки Катьки, — тебе письмо, так что пляши Маруська!
Мать покрутилась пару раз вокруг своей оси и, схватив конверт, убежала в дом. Стоящая вокруг тишина страшно испугала Витьку и, осторожно ступая, чтобы не скрипнула половица, мальчик заглянул в мамину комнату. Она лежала на кровати и, уставившись пустым взглядом в потолок сжимала в руках пустой конверт, а на полу снимком вниз валялась продырявленная фотография.
Витька тихонечко подобрал ее, вышел на кухню и, подойдя к окну, посмотрел на снимок. Это была та самая фотка, на которой они, с братом обнимаясь, улыбались в объектив, только вместо их глаз насквозь зияли сделанные чем-то острым дыры, …бросив фотографию на пол, Витька помчался в матери.
— Мама, мамочка, — шептал маленький мальчик, гладя по голове и целуя ее лицо, — я так люблю тебя, мамочка! И Вовка тебя любит! А папка нам совсем не нужен, что мы не мужики, мы тебе во всем помогать будем, вот увидишь, мы справимся! Я ненавижу его и он мне не отец!
Мария обняла сына и прижала его худенькое тельце к себе. Слезы, градом покатившиеся из глаз, наконец-то принесли долгожданное облегчение ее душе и сердцу.
— Спасибо сыночек, конечно, мы справимся, с такими защитниками и бойцами можно и в огнь и в воду идти! — и ласково потрепала его кудрявые волосы.
И они, действительно помогали. Как могли, убирали в доме, все вместе сажали огород и пололи грядки. Было трудно, особенно с одеждой, но-потом начали помогать соцопека и школа, дети стыдились этого, но по-другому было никак. Питались очень скромно, но сытно.
Витька любил прибегать к маме в школьную столовую, где она работала кухрабочей. Добрый повар Семеныч всегда давал мальчику его любимое блюдо: большую и сочную котлету с картофельным пюре и соленым огурчиком. И не было ничего вкуснее на свете этого угощения!
Летом мама подрабатывала на сборе лепестков роз и лаванды, а дети работали вместе с ней, чтобы собрать побольше. Хитрован Вовка вечно отлынивал от работы, придумывая разные причины, а десятилетний Витек с большой холщовой сумкой наперевес старался не отставать от проворно работающей мамы и был всегда на подхвате.
Он мазал зеленкой поцарапанные шипами руки и ноги, никогда не ныл и не жаловался на усталость, ведь он обещал маме быть настоящим мужиком и всегда старался держать свое слово.
Потом все женщины работали на прополке, где маленький Витя со своим другом Митяем подрядились быть водоносами и разносить питьевую воду. Ведра заполняли наполовину, чтобы дети могли их нести по длинным и узким проходам между делянками, и они носили, слыша крик, — воды, — то с одной, то с другой стороны поля.
Когда не было работы, ребенок день и ночь проводил время с друзьями на улице. Он был их негласным атаманом и пользовался авторитетом у местной ребятни. Любимым местом их игр было кладбище, находившееся почти в центре станицы. Дети собирали угощения, оставленные на могилках, рвали и ели фрукты с растущих на кладбище деревьев, и несмотря на родительские запреты играли на кладбищенском поле в футбол.
Как-то мама попросила Витьку сходить в магазин за хлебом. Поздоровавшись с учителем физики, стоявшим впереди, он встал в небольшую очередь, крепко зажав в кулачке монетки, и замер в ожидании.
Физик Иван Петрович сделал покупки и, отойдя в сторонку, открыл трехлитровый баллон сметаны. Приложившись к горловине он, шумно глотая пил ее прямо из банки, облизывая испачканные губы и кряхтя от удовольствия.
А смотрящий на него Витька глотал собравшуюся, почему-то ставшей горькой слюну и думал о том, что когда вырастет, купит десять таких баллонов и угостит своего учителя, а остальную раздаст всем тем, у кого нет денег, чтобы купить эту жидкую, но такую вкуснющую сметану...
Через два дня Пасха, крестная бабушка Луша подарила Витьке новые туфли и китайский свитер в кубики, так что в церковь он пойдет красивый и обязательно займет свое любимое место на ступеньках возле иконостаса.
А потом они все вместе пойдут на кладбище, где все станичники будут угощать друг друга куличами и пить по сто грамм, а ни с ребятами будут биться крашенками и катать их. В прошлом году он три десятка набил и накатал, а мама хвалила и называя его добытчиком.
Лежа на печи, Витька вспоминал Рождество и то, сколько угощений и денег он принес домой, когда они с ребятами ходили по станичным хатам и пели колядки, которых он знал великое множество. Темноволосого и кудрявого мальчишку с большими зелеными глазами и тонкими чертами лица любили все, а когда он пел, то станичные бабы просто таяли от умиления, давая кто копейки, а кто и рублики.
— Витек, слезай с печи, — окликнула его баба Луша, — крошки от калачей, можешь, съесть, да молочком запивай, — крестная погладила его по голове, — Господи, вылитый папаша, как душа у ирода не болит, своих кровиночек бросил, а на бабе с дитём женился, паскудник, прости Господи мою душу грешную, — перекрестилась она на икону.
— Не нужен он нам, крестная, — понурив голову, сказал Витька, — он мамку обижал, а нас бросил! Только, вот когда вырасту, обязательно с ним встречусь, чтобы в глаза ему посмотреть. Куплю машину и на ней к нему под хату приеду, пусть посмотрит, что мы и без него справились!
Брат Вовка ушел в армию, там, где служил, познакомился с будущей женой, да так и остался жить далеко от дома изредка приезжая в гости.
А Виктор вырос став настоящим мужчиной и маминой гордостью. Он хватался за любую работу: пас и стриг овец, мастерил обувь, учась у сапожника дядьки Саши, а потом выучился на токаря и пошел работать в мастерскую. В армию его не взяли, порок сердца и приговор врачей не годен парень пережил тяжело, но руки не опустил.
Виктор рано и не очень удачно женился. Валентина ему понравилась с первого взгляда, а их страстная любовь закончилась беременностью. Жена не ладила с мамой, а он метался меж двух огней, потому что любил обеих. Валя была из довольно обеспеченной семьи, которая не хотела зятя голодранца и безотцовщину, но дочка была беременна, а стыд-то прикрыть нужно, станичники острые на язык и охочие до сплетен такого не спускают.
— Ох, и дура моя Валька, — завела за столом разговор будущая теща, когда они пришли с мамой свататься, — разве ж такого мужа мы ей желали, дурынде!
Выпитая беленькая развязала ей язык и свашеньку понесло.
— Дочь техникум заканчивает, а он только овцам хвосты крутить горазд! Обдурил девку, думаете, приданого за ней много дадим, ничего не получите! Накось выкуси, — и скрутила дулю.
Мать, молча, встала из-за стола, придвинула на место стул и пошла к выходу, потом остановилась и, повернувшись к сыну, кивнула, словно успокаивая и давая ему силы.
— Ты сваха моего сына не тронь! – Теперь глаза матери горели яростью и, вся она в своем гневе натянулась как струна, — парень у меня золотой и порядочный, твою дочь замуж берет, а не зайцем в кусты сиганул. А добро это дело наживное и без ваших подачек не пропадут! – и ушла, не закрыв за собой двери, показывая этим, что последнее слово осталось за ней, а они пусть делают выводы.
Виктор самый первый из всех друзей купил мотоцикл, а потом машину. Он четко шел по намеченному пути, доказывая всем, что сам добился всего, о чем мечтал в детстве и очень гордился своими достижениями. Он ездил к отцу, но тот так и не вышел из хаты, а потом написал заявление в милицию, прося оградить его от бандита. На этом все и закончилось.
Виктору предложили работать на нефтяных скважинах. Предварительно отучившись в бурсе, как они с друзьями между собой называли училище, он работал вахтовым методом месяц через месяц, а через два года переехал в город, где ему дали квартиру.
Мама осталась жить в станице и, хотя он мотался к ней при каждом удобном случае, мучившая совесть за то, что оставил мать одну, не давала спать по ночам.
Он смутно помнил, как за мамой ухаживал овдовевший колхозный бригадир и звал ее замуж, но Вовка, вставший на дыбы и, заявивший что уйдет из дома разрушил все ее надежды на семейную жизнь. И вот теперь и он, и брат, женившись, ушли, а их мама осталась, совсем одна…
А тут еще на работе предложили поехать за границу и, прикинув, что к чему он согласился. Две дочери погодки решили поступать в университет, а это стоило денег и немалых. Мама, благословила сына в дорогу, взяв с него слово, что будет осторожным, попросила беречь себя и часто писать ей письма.
Он писал, высылал свои фотографии и посылки, которые она показывала всем соседям, гордясь тем, что сыночек не забыл о ней, вон какие туфельки прислал, и угощала подруг заморскими сладостями.
Вовка умер в канун нового 2000 года, не дожив до своего пятидесятилетия три месяца, а Витька об этом узнал только через месяц после его смерти. Тогда не было мобилок, а связь была по цене героина. Брат умер мгновенно от остановки сердца, вот ведь как бывает оно болело у него, а умер Вовка. Виктор очень тяжело пережил эту потерю, первую в его жизни, но такую несправедливую.
Мама долго плакала в телефонную трубку, когда он, договорившись с соседями, чтобы позвали ее к телефону, позвонил чтобы хоть как-то успокоить и поддержать ее в этом горе. Авральная работа не позволяла бросить все и поехать домой, чтобы побыть рядом с самым родным на свете человеком.
А через год умерла мама. И опять Виктору сообщили только после похорон, хотя он специально купил дорогущий мобильный телефон, как только они появились в продаже. В тот же день он взял билет на самолет и, собрав нехитрые пожитки, полетел домой.
Родной дом встретил его пугающей тишиной и, бросив свои вещи, Виктор отправился на кладбище. Он шел по знакомым с детства местам и скупые мужские слезы падали на протоптанные дорожки. Могилка матери была расположена недалеко от березок, почти на краю того самого поля, где они играли в футбол.
Виктор встал на колени, а потом рухнул, обнимая дорогую сердцу могилу, не переставая шептать срывающимся голосом, — прости меня родная, прости меня мамочка…прости за то, что не сдержал своего слова и оставил тебя одну, прости, что подвел тебя, что не приезжал домой так долго. Прости, прости, прости…
Его никто не обнял и не приласкал успокоив, как когда-то в детстве и только поднявшийся ветер, ласково трепал его волосы, а шум листвы на деревьях словно шептал cы-ноооок, сы-нооочек…
Сороковины собрали вместе и друзей и соседей. Щедро накрытый стол и ритуальные подарки для всех станичники отметили сразу, благодарили, покидая их двор, говоря о том, каким большим человеком стал Витька, зазря сваты вечно им покойной Марии глаза кололи.
Сосед, что жил в доме напротив и куда иногда звонил Виктор, чтобы поговорить с мамой, попросил зайти к нему для разговора.
— Витек, я долго не решался тебе сказать, но и совесть молчать не позволяет. Мария долго болела, но не разрешала тебе об этом говорить. Расстраивать, да и с работы срывать не хотела. Я незадолго до ее смерти тещу твою в магазине встретил, сказал ей, что и как, а она только отмахнулась, сама говорит еле живая и болею. Не до свахи мне.
Сосед грустно улыбнулся и продолжил, — а как почтальонша ее мертвую в доме нашла, — то родственнички твои перво-наперво пожитки, что получше стали в узлы паковать и на подводу грузить, что тестюшка твой у дружка взял, даже трубы из сарая уволокли тьфу ты! – И смачно плюнул на землю. – Я им и говорю почто все выгребаете, Витька нужно дождаться, а они растащат ведь все, а у нас понадежнее будет. Ну, я все сказал, а ты думай, сынок.
— Да бог с ними, — махнув рукой, сказал Витька соседу, — главное, что фотографии все целые и невредимые, а добро дело наживное, как маманя говорила.
Спасибо вам за все. – И низко поклонившись, пошел домой.
Жена долго выговаривала ему за расточительство, а Виктор молча слушал и понимал, что не его она человек, не егоооо…надо расставаться.
Он многое успел сделать, а главное, поставить маме памятник. Все отговаривали, ты что, только после года можно, могилка осядет и памятник завалится, но он никого не слушал. Заказал памятник в мастерской, покумекал, как оно лучше сделать, потом собрал друзей детства и, купив трубы и цемент, за два дня сделал с могилкой порядок.
Памятник получился душевный. Мама смотрела прямо ему в глаза, и казалось, что сейчас скажет свое любимое, — А ну, мальчишки, быстро доедайте борщ, эх, сразу видно, что не воевали! Нам бы, когда в ваши годы окопы рыли такого борщика...
Прежде, чем уехать, Виктор вспомнил, что есть у него еще одно не выполненное обещание. Он нашел в подвале трехлитровый баллон, вымыл его и, купив в магазине сметану и сладости, пошел к своему учителю физики. Друзья рассказали, что жена его умерла три года назад, а дети, уехавшие в город, совсем забросили отца, который еле ходит.
Он постучался и, не дождавшись ответа, открыл двери. В сгорбленном и неухоженном старике Виктор с трудом узнал Ивана Петровича. А тот, прищурив слезившиеся, глаза отозвался скрипучим, но твердым голосом, — аааа…это ты Витек, заходи гостем будешь, ты уж извини старика не прибрано у меня нынче, сил совсем не осталось, — и удушливо закашлялся в ладонь, — а я тебя сразу узнал, я всех своих учеников помню.
Виктор, молча, снял крышку и протянул учителю банку, положив на стол остальное угощение.
Он стоял и смотрел, как Иван Петрович чуть не захлебываясь и кряхтя от удовольствия пил свою любимую сметану, а из его глаз по сморщенным и обвисшим щекам катились крупные прозрачные слезы…
