Вовка ехал к деду. Вовкин дед, отец отца, семидесятипятилетний Иван Демьяныч, жил где-то на одном из островов великого озера Чаны. В начале прошлого века, как знал Вовка, дедовых родителей переселили на окраину страны, где они и обжились. И именно там, вдалеке от цивилизации, жил Вовкин дед, Дунай Иван Демьяныч.
У деда день Ангела. Прожорливое время, как говорил дед, съело его дни быстро и безвозвратно. Он не поддался на уговоры детей уехать в город, считая его какой-то бедой, где люди мечутся, не зная места. А он это место знает, у него на этом месте дом, он здесь живет и работает. И вот теперь он вдруг написал письмо, в котором просил сына приехать в гости на день рожденья. Но сын, врач по профессии, приехать не смог, поэтому к деду едет внук Вовка. Сам Вовка, двадцатилетний студент педагогического института, по деду всегда скучал. Поэтому раз, а то и два в год бывал у него.
В детстве было просто интересно наблюдать за работой деда и его друзей-рыбаков, ловящих и сортирующих потом рыбу, или гонять по камышам на дедовой долбленке диких уток с утятами, а по вечерам слушать дедов «трёп», как говорила жившая тогда еще бабка. Трёп был интересный, «за рыбацкую трудную жисть», со всякими отступлениями о великих, пойманных дедом рыбах, о красивых русалках с щучьими хвостами и женскими грудями, зовущими рыбаков в камыши. Сказок и прибауток дед знал великое множество, и Вовка не мог понять, как дед никогда не повторяется, часами рассказывая их. А бабка, посмеиваясь над его удивлением, говорила, что дед сочиняет их сам. Но Вовка деду скорее верил, потому что уж очень красиво и живо старик всё описывал. Как по правде.
А год назад умерла бабушка Галя или, как её звал дед, Галка – птичка.
Иван Демьяныч так запереживал после ее смерти и похорон, что сам чуть Богу душу не отдал. Вовка почти все лето провел с дедом, обросшим и потерянным, ходил за ним по пятам и теперь уже по-взрослому понял и зауважал этого жесткого, но по-своему доброго и хорошего человека...
Поездке он обрадовался, и по поводу дедова праздника решил подарить ему свой видеопроигрыватель, устаревший для него, но наверняка диковинный для деда, и несколько, неплохих на его взгляд, видеофильмов.
Поездка в эти места утомительна. «Неблагонадёжных» в годы репрессий засылали почти на верную погибель. Если еще учесть, что ехали со всем скарбом, с малыми детьми, на голодных, почти пропащих лошадях и, что самое главное, неизвестно куда, то то, что многие выжили и обжились здесь — чудо.
***
На поезде Вовка добрался до областного города, затем на юрком ПАЗике до бывшего центрального совхоза, а уже затем на перекладных, через полуразрушенную дамбу, на огромный, гектаров в двести остров, где стояла дедова деревушка.
Деревня находилась в самом конце идущего на заужение острова, поэтому была узкой, в две улицы. Между улицами находился магазин, небольшой старый клуб, времен Хрущёва-Брежнева, и семилетняя школа. С обеих сторон деревни расползлись узкие огороды, в основном под картофель, и сразу через камыши – великое озеро Чаны.
В конце деревни на самом заужении, на взгорочке, вставало вдруг кладбище, небольшое и огороженное прогнившим штакетником, с незакрывающимися, наклонившимися на обвисших столбах воротами. И именно недалеко от этого не совсем радостного места стоял еще добротный, построенный при «последних» коммунистах, дедов «форпост».
Вовка почти забежал в знакомый до мелочей дом. Дед сидел на корточках у печки, а изба была полна синего, с пролесами дыма.
Увидев Вовку, Иван Демьяныч, как бы продолжая начатый разговор, стал объяснять:
— Тяги нет! Скоро холода, думаю, зольники прочищу, да испытаю, язви её... А она вовнутрь топится, будто у нее трубы нет, — и, встав, с лукавой улыбкой обнял Вовку, — Уважил, внук, ну уважил старика на старости лет...
Вовка, нисколько не стесняясь, тоже крепко обнял пахнущего дымом и зольной горечью деда...
Вечером, напарившись в баньке, маленькой из-за отсутствия на острове вволю дров, но горячей, Вовка и дед сидели за столом. Вовка рассказал все, какие знал, новости, дед рассказал свои и вспомнили о CD-плеере.
— Дед, а давай я тебе кино хорошее включу? Красивое, про жизнь и любовь?
— Русское? — дед чуть-чуть хмельной, прищурил левый, с хитринкой глаз.
— Нет. Но дублированный, как русский.
— А кто главный?
Дед имел в виду, кто в главной роли, и, поняв это, Вовка прочитал аннотацию.
— Джек Николсон, один из самых скандальных актеров Голливуда. Желтая пресса приписывает ему сексуальные отношения с двумя тысячами женщин. Много семейных пар распалось из-за любви к актеру... — Вовка не закончил.
— Каво ты сказал? — с дедова лица пропала ироничная улыбка, и он приподнялся на кулаках над столом, — Сколько женщин? Я не ослышался по слабости слуха? Две тысячи?! — дед осел, — Он что конь, этот твой Николс? И кто у него со свечкой стоял, считая?
Дед смял рукой скатерку и в упор смотрел на Вовку. Вовка растерянно молчал.
— Был у нас в совхозе жеребец-производитель, медалист. Ему особых жеребух, молодых кобылок приводили. Дак тому что? Стой, жри комбикорм,
пей подслащенную водичку, да жди! Подведут, ткнут носом, да еще и подержат. Делай дела!
А здесь же женщины, не кобылы, как их может быть две тысячи?! С ними же пожить надо, узнать её, полюбить. Ей же одной все огороды перетопчешь, цветы таская... Из-за неё, морду тебе раз пять-десять разобьют ухажёры её, иты тоже им. И пока она поймёт, что ты не просто к ней, пока поймёт, да решится на шаг…Это сколько же ему лет? Двести что ли? Жеку твоему?
Вовка был обескуражен дедовым напором.
— Да ты не понял, у них все проще, там не надо шибко ухаживать, цветы там дарить... Просто пробежала искра и всё, и это, в постель... — Вовка запутался, покраснел и замолчал.
— Ах, не надо, говоришь? Значит, и впрямь как у коней? А ты знаешь, что одной кобылке, Ивой звали её, не понравился наш ЖЕРЕБЧИК. Так она ни в какую! А он в охоте, возьми, да прикуси её за холку. Так она изловчилась и так ему дала задними копытами, что отлетел наш производитель! И больше не подошел к ней. А ты говоришь, ухаживать не надо! У меня в жизни было три бабы. С двумя так намучился, столько крови пролил и зубов потерял, что если бы не твоя бабка, Птичка моя, погиб бы молодым. А она полюбила меня, и я её. Полюбила и ждала из армии пять лет. И как в пятьдесят восьмом поженились, так и прожили вместе больше полувека. А ты говоришь, без любви... Просто так... Гадство! — И дед плюнул сухо в сторону.
Пять минут стояла звонкая тишина. Дед налил в рюмку половину своего самогона, выпил, заел захрустевшим во рту огурцом и снова заговорил.
— А где он здоровье на них берёт, скажи мне? На них ведь тоже здоровья надо немало. И спроси у него, сможет ли он, вон, машину дров за день изрубить, которую мне Гришаня, сосед, с большой земли привез? Спроси! — И, убеждая Вовку, что не сможет, дед засмеялся.
— А я за световой день её сделаю, всю, до последней чурочки. И комельки подберу... И не лыбься! Завтра и начну! Посмотрим на силу ихнюю и нашу! А то сказать-то можно всякое, а ответить за слова... Вот что трудно.
Дед встал, чуть качнувшись, и, пожелав спокойной ночи, ушёл в горницу... Вовка еще посидел чуток, улыбаясь дедовому возмущению, и тоже засобирался спать. Завтра к обеду нужно быть в райцентре, чтобы к понедельнику – в институте.
Утром его разбудил дед.
— Вовка, болею что-то шибко сегодня с похмела. Толи самогон не удался?
Вовка открыл глаза. Напротив, на кровати, сидел дед в старых китайских, с завязками кальсонах, лохматый, и с жалким лицом, обросшим за ночь седой щетиной.
— Так похмелись.
— Нет, отлежусь. Только ты это, давай спор перенесём на послезавтра, а?
— Какой спор?
— Про дрова, — и дед вытер дрожащей рукой слезящиеся глаза.
— Ты что серьёзно, дед? Перестань. Через неделю приеду на выходных с другом и переколем.
— А, ну ладно, — и дед, облегчённо вздохнув, лёг лицом к стене и подогнул ноги.
Через час Вовка, попрощавшись с лежавшим дедом, уехал в город.
P.S. В понедельник вечером в квартире Вовкиных родителей зазвонил телефон. Трубку взяла Вовкина мать и, поговорив минут пять, крикнула Вовке, чтобы он взял параллельный. Подняв трубку, Вовка услышал деда:
— Слышь, внук, доколол я дрова. Сам доколол. За день, как и спорили. Так что позвони своему Жеку и скажи, что конём многие быть могут. Надо еще уметь быть мужиком, и по-моему этого-то он и не умеет... Так-то...
И дед положил трубку...
Автор: Игорь Кожухов
