Накануне дня Победы Степаныча пригласили в местную администрацию и объявили, что от имени ветеранов ему нужно сказать на праздничном митинге речь.
Небольшую, минут на десять. Это сообщение очень растрогало и разволновало старика: его не забыли! И какую ответственную миссию ему предстояло выполнить! Все соседи во дворе в этот день только и говорили о визите Степаныча в «белый дом», и о его предстоящем выступлении.
Степаныч жил один.
Жена его, Полюшка, уже лет десять, как оставила его, уйдя в мир иной.
Сын Александр, также как и его отец, поздно обзавелся своей семьей, перешагнув тридцатипятилетний рубеж. Сейчас он обосновался в областном центре и каждую неделю навещал отца, набивая старенький холодильник провизией, и уже в который раз уговаривал перебраться с ним в город. Но старик упорно отказывался переезжать.
В этом маленьком городке каждый уголочек-закоулочек напоминал о недавнем счастливом времени. Здесь он познакомился со своей синеглазой красавицей Полюшкой и навсегда отдал своё сердце милой хохотунье и лучшей певунье в артели.
Раз в неделю, в течение десяти лет, он приходил на её могилку (кладбище было недалеко от дома) и рассказывал о происшедших событиях.
Вот и сейчас, глядя в добрые грустные глаза жены на слегка пожелтевшей фотографии, он вёл с ней мысленный диалог, изредка поддакивая и кивая седой, как лунь, головой:
— Вот такие вот дела, Полюшка… Я вроде бы на попятную, куда мне с моею-то культей, дальше магазина- то и не дойду, а они мне: « Транспорт, мол, пришлем, всё в лучшем виде будет». А Семеныч мне свой костюм принёс, солидный такой, в ёлочку. Ты чай помнишь, у нас один размер. Михална–то его приходила тогда на машинке пальтушку его зарубать...
Да, мало нас, вояк осталось. На днях, вон, Григорича в соседях у тебя поселили.…Оттрубил вояка, мичуринец наш.…Помнишь, яблоньку-то привил у нас к дичку? Пятый год уже плодоносит кормилица, и яблочки целёхонькие, ни одной червоточинки. А как зацветёт, стоит невестушкой, аж светится вся!
Посмотришь на убранство её радостное, на венчики резные белоснежные и тебя вспомнишь, Полюшка, в день нашей свадьбы …
Перед майским праздником к старику из города приехал младшенький внучок, Андрейка — десятилетний мальчуган, с непокорными вихрастыми, такими же, как у Степаныча волосами.
— Весь в деда! — говорила, устало вздыхая, глядя на своего непоседу, сноха Валентина. Но одновременно в голосе её чувствовалась затаённая гордость за сына.
Андрейка, так же, как и его дед, не стремился обосноваться в душном суетном городе и был совершенно равнодушен к поездкам на всевозможные курорты. Он ни за что бы не променял маленькую речку Улыбку на чужеродные красоты Черного моря.
Свое название речка получила за живописные, словно изогнутые в виде человеческого рта, берега, среди которых несла свои воды, искрилась, будто дразня зубами — жемчужинами, сверкая на солнце ослепительными бликами, неугомонная Улыбка…
Андрейка сдружился с местными ребятишками и целыми днями пропадал на речке, возвращаясь к вечеру слегка усталый, но бесконечно счастливый, с обветренными от долгого пребывания на солнце губами и с неизменным судком, в котором шумно плескалась серебристая стайка плотвичек.
— Наша порода! Настоящий Крупнов! — любил поговаривать Степаныч, ероша выгоревшие пшеничные вихры внука. — Вот отец с матерью приедут, а мы их такими подлещиками угостим, куда там жареным рапанам до них!
Степаныч и сам любил порыбачить. Особенно ранним утром, когда пустынные берега ещё в лёгкой парной дымке, река девственно спокойна, не взбаламучена коровами и шумной ребятнёй. И в сонной тишине лишь кубышка поплавка, чуть колыхаясь от мерного дыхания воды, томится в ожидании…
Теперь старик редко ходил на реку. Эхо войны болью отзывалось при каждом шаге: в бою он получил тяжелое ранение ноги, которую потом по колено пришлось ампутировать. Даже сейчас, при прошествии стольких лет, он явственно помнил это внезапное ужасное ощущение, словно десятки безжалостных ос впились в живую плоть, буквально насквозь прошили её, оставив кровавое месиво…
От невыносимой дикой боли он чуть было не сошел с ума, сознание тогда покинуло его, запечатлев в последнем замедленном кадре, мертвенно – бледное лицо и расширенные от ужаса глаза медсестрички Шурочки…
Этот маленький худенький птенчик из последних сил тащил его, рослого, здоровенного парня, разрываясь между ним и раненным в голову рядовым Колесниковым. Васька Колесников, балагур и весельчак, накануне получил из дома радостную весточку: жена родила ему сына, и парень с какой-то неистовой радостью отплясывал «Камаринскую».
— Башню снесло от счастья, — улыбаясь, говорили бойцы. Её и снесло на следующий день, в прямом смысле этого слова. Так и не увидел Васька своего долгожданного первенца, не дотянув до спасительного окопа, несмотря на все усилия Шурочки…
Он затих, устремив глаза в грозовое, нависшее свинцовое небо, судорожно сжимая рукой карман гимнастерки с белым треугольничком, словно пытаясь удержать костенеющими пальцами навсегда уходящее тепло родных ему людей…
«Сколько их, не долюбивших, не допевших, не донянчивших своих детей, приняла в объятья многострадальная земля!»- горестно думал Степаныч, когда ехал утром, девятого мая на митинг.
А подвёз его Припоров Мишка, которого старик знал ещё мальцом. Вроде бы совсем недавно его, голенастого подранка, гонял хворостиной по двору, когда он с ватагой таких же сорванцов совершал опустошительные набеги на сады и огороды. Ан поди-ка тут, — не Мишка, а Михаил Петрович уже! И в администрации не последний человек, раз машина с водителем за ним каждый день заезжает!
Теперь Мишка остепенился, посолиднел, оброс жирком и прочими атрибутами безбедной чиновничьей жизни.
На площади уже было полно народа. Разноликая пёстрая толпа гудела, как пчелиный улей. Пожилые, молодые, ребятня — все были в приподнятом настроении, каждый ощущал себя неотъемлемой частью всеобщего праздника.
Соседи уже заметили Степаныча и ободряюще улыбались ему.
Сердце старого солдата колотилось, будто перед боем. Так много хотелось сказать, не упустить то важное, что навсегда поселилось в душе, с чем просыпался и ложился спать, что будет с тобой до последней минуты, и что ты обязан донести людям от имени тех, кто очень хотел дожить до этого дня…
На трибуне собрался весь цвет администрации. Молоденькая ведущая Леночка, поддерживая Степаныча под локоть, помогла ему подняться на трибуну.
— Иван Степанович, ваше выступление после поздравлений школьников, не пропустите!- прощебетала Леночка и, быстренько процокав на высоких каблучках к микрофону, объявила следующих выступающих.
Степаныч с трудом поднялся по узкой лестнице и замер в ожидании… Ребятишки по очереди читали стихи, с выражением чеканя каждое слово, усердно кивая пушистыми одуванчиковыми головками, задирая кверху серьезные мордашки. Под конец их выступления, Леночка сделала многозначительный знак Степанычу и шагнула к микрофону:
— А сейчас слово предоставляется нашему ве…
И тут, на пути к площади, показался кортеж из нескольких машин представительского класса. По трибуне пробежался нарастающий говорок, и несколько человек, стоящих около трибуны, устремились навстречу выходящим из машин людям.
Маленький городок посетила долгожданная местная знаменитость. Недавно избранный, но уже относящий себя к «сильным мира сего» молодой депутат жил теперь в Москве. И за небольшой промежуток времени уже успел оценить все прелести жизни «народного избранника».
Всё в этом молодом человеке было прекрасно: и дородное холеное лицо, с намеком на незначительный второй подбородок, и стильный , с иголочки, костюм, отливающий на солнце цветом благородного металла… И во всей его фигуре, издалека заметной своими солидными масштабами, была видна уверенная твердая позиция, что этот человек пришел в мир вершителей людских судеб всерьёз и надолго…
Молодой человек в сопровождении своей свиты, не спеша, с достоинством, взошел на ступеньки трибуны, задев богатырским, старательно взращенным в фитнес — клубах плечом некстати стоящего на пути Степаныча. Старик чудом удержался, балансируя на краю ступеньки, и только оказавшиеся рядом школьники, подхватив его, спасли от неминуемого падения.
Леночка в последний момент успела — таки сориентироваться и объявить того, чьё драгоценное время было на вес золота, и не допускало промедления. И теперь молодой депутат поздравлял ветеранов с праздником, не забывая заметить, как много лично он сделал и сделает во имя их блага, и как все должны быть благодарны им за мирную жизнь, и что все мы в неоплатном долгу перед ними…
Его уверенная, отточенная до автоматизма на различных мероприятиях речь, еще долго лила бальзам на душу местной административной элите, (никто из них не посмел бы выделить временной лимит столичному гостю) и только собравшийся на площади народ начал заметно скучать, то и дело нетерпеливо вскидывая ладони для заключительных аплодисментов…
А по аллее, ведущей от площади в городской парк, тяжело ступая на культю-протез, шёл старый солдат…
И во всём его облике, с каждым шагом, чувствовалось, как пригибала, давила на него непосильная ноша. Она не сопоставима была с военными тяготами и личными жизненными лишениями, она была другого порядка, но от этого не менее тяжела. И это откровение, так внезапно обнажившее тщательно запакованную и завуалированную истину, как ушатом сейчас накрыло его, смыв пелену с по-детски беззащитной души…
Но через несколько минут он был уже не один. Стайка мальчишек, во главе с внуком Андрейкой, догнала старика. Он шел в окружении этих скачущих, щебечущих воробышков, и то там, то тут были слышны ребячьи голоса:
— Дед, а расскажи, как вы языка взяли!.. а мы с Лёшкой морзянку выучили…Дед, а мы блиндаж построили, и место дислокации выбрали, как ты рассказывал!..
Дед, а мы Расима и Фархада приняли в свой отряд, и он у нас тоже, как и у тебя интернациональный!
По лицу старика текли слёзы. Они скатывались по многочисленным морщинистым бороздкам, и он широко вытирал их дрожащей жилистой пятерней, прижимая к себе вихрастые мальчишечьи головы. И эта очистительная влага, словно освобождала стреноженную душу, давая возможность вздохнуть, наконец, всей грудью и ощутить целебную силу этого свежего, будоражащего майского воздуха, врачующего раненное людским равнодушием сердце.
Зёрна, опаленные войной, не пропали даром, не оказались бесплодны: они проросли и дали жизнь новой, молодой поросли, которой суждено было отстоять и сохранить этот мир. Мир, в котором никогда не прекращается борьба за высокое звание – звание Человека…
Автор: Марина Фадеева
