Серегу Суховеева знаешь? Ну да, этот самый, из отдела снабжения. Так вот, всего три дня его не было дома. Ну, завис в одном месте, у одинокой и безотказной. На работе сказал, что заболел, дома заявил, что в командировку уехал. Да в такую дыру, что сигнал до его мобильника не будет доходить, так что лучше ему не звонить.
А завис, дурак, недалеко от своего дома. И дважды дурак, что на исходе третьего дня сам пошел в магазин – выпить там еще взять, закусить. Подружка отказалась идти, сказала, что она на дедовщину не подписывалась. А только на бабовщину.
Ну, Серега уже все взял, и когда расплачивался, надо же такому случиться – в магазин тот пришла его дочь, восьмиклассница Томка. Хлеб у них с мамкой дома кончился. Раньше всегда Суховеев, когда шел с работы, прикупал хлеб. А тут семейство его весь хлеб подъело, а Суховеева нет – он же в командировке. Вот жена Суховеева и снарядила дочь за хлебом.
А Серега сей момент из виду упустил – ведь никто же в этот магазин из его семейства за хлебом никогда не ходил, кроме него самого. И потому был он одет в тапки на босу ногу и в одной рубашке навыпуск. Не, штаны-то на нем, слава Богу, тоже были. Но плаща не было. И шляпы. И галстука. И туфлей. А тапки. И рубашка поверх штанов.
В общем, совсем до неприличия по-домашнему был одет Серега Суховеев. Как будто только на пять минут выскочил из дома. Да так оно и было. Вот только не из своего дома выскочил Суховеев, а из дома своей симпатичной знакомой, всего за два дома от своего дома. Ну, дочурка Томка его, конечно, увидела. И обрадовалась, и удивилась – все вместе.
— Папка! – кричит. – Ты уже приехал? И сам решил хлеба купить? Молодец! Вот только почему ты раздетый? Вернее, одетый, но не совсем? А, папка?
Серега видит – влип. И хоть дурак дураком, а все же попытался выкрутиться.
— Ты, — говорит, — кто, девочка? И я кто? И чего я тут делаю?
В общем, амнезию стал изображать. А Томка – она девочка умная, даром, что ли, от телевизора не отлипает все свое свободное время. Всяких передач там насмотрелась, в том числе про этих бедных мужиков, которых находят без памяти в разных удаленных от собственного местожительства адресах. Обрадовалась:
— Папка, так у тебя амнезия? Отпад! В школе расскажу — никто же не поверит! Ничего, я на телевидение позвоню, тебя по ящику покажут, и все сразу догонят, какой ты у меня знаменитый, поскольку ни фига не помнишь. Ты и правда ни фига не помнишь?
— Девочка, я тебя не знаю, — уныло подтвердил Суховеев, подтягивая сползающие штаны – так похудел за три напряженных дня. – И кто я сам, тоже не знаю. Ты иди, девочка. И я пойду, куда глаза глядят. Может, вспомню чего.
— Куда это ты пойдешь? – вцепилась Томка в рукав отцовской рубашки. – Пошли домой. Мы тут недалеко живем. Мамку увидишь – все вспомнишь. Она у нас такая. Хотя нет, сразу не вспоминай. Я сначала телевизионщиков вызову, пусть у тебя интервью возьмут. Только обязательно скажешь, что это я тебя нашла, чтобы они и меня сняли. Пусть Ксюха Барбариго лопнет от зависти!
И как ни упирался Серега, Томка все-таки притащила его домой. Ну не калечить же ему было собственную дочь, хотя он отчаянно делал вид, что не узнает ее. Да и народ на них с интересом оборачивался, в том числе один милиционер.
Так вот Серега после трех дней зависания у симпатичной знакомой совсем неожиданно для себя оказался перед ясными и грозными очами своей супружницы. Которую он тут же признал за незнакомую и снова, как давеча в магазине, завел свою шарманку: «Кто вы, женщина? А кто я? И что я тут делаю?»
В общем, решил стоять на своем до конца – авось пронесет. Да куда там! Серегина жена Лизавета, как только глянула на его «прикид», на пакет в руке с шампанским и коньяком с закусью, все сходу поняла.
— Ты – козел блудливый! – закричала она. – А я твоя вдова!
Да как даст Сереге скалкой по башке. И откуда они у них только берутся, причем в самое нужное для них время? И все, Серега в отключке. Что с ним дальше, говоришь? А то – в «дурке» он сейчас, потому как ничего не помнит и никого не узнает. Амнезия у него. Как он и хотел…
