У Бориски случился пожар. То ли уголь из печки выпал, то ли старую электропроводку замкнуло. За десять минут дом из соснового бруса сгорел подчистую.
Сидит Бориска на завалинке, покуривает, размышляет, что дальше делать. Дождик накрапывает. Головешки от дома еще дымятся. Жена во времянке воет.
Тоскливо Бориске.
Подъехали председатель с участковым на красной «Ниве». Посмотрели на головешки, покачали головой.
Участковый заломил фуражку:
— Как же ты, Бориска, дом спалил? Пьяный, похоже, был, на постели курил?
— Не пью я, Петрович, третий год.
— Кто тебя знает. Вчера не пил, сегодня выпил.
— Тебе, Петрович, что до пожара? Ты же милиция?
— Я не просто милиция, я на своей территории орган внутренних дел. Буду составлять на тебя протокол. За нарушение правил пожарной безопасности. И штраф наложу.
— Клал я на твой штраф, — тихо сказал Бориска, и уже громко:
— У меня дом сгорел, а ты протоколом пугаешь!
— И в правду, подожди со своим протоколом, Петрович, — вмешался председатель, — Беда у человека! Сочувствую тебе, Бориска.
— Поможешь, Захар Антонович? – взмолился Бориска, — Зима на носу!
— Гляжу у тебя времянка осталась. Кто голосит там? Машка что ли?
— Времянка летняя, без отопления. В ней зимой не прожить.
— Ладно тебе, Бориска, прибедняться. Небось, на сберкнижке на два дома хватит! – подмигнул председатель.
— Нет у меня сбережений, Захар Антонович. Тысяча была, я её в больницу отнес, когда жену оперировали.
— Нет у колхоза денег, — отрезал председатель, — И стройматериалов нет. Езжай в район, может там погорельцу помогут. Поехали, Петрович.
Не успело уехать начальство, отец Арсений пришел посмотреть на пепелище. Служил батюшка у них меньше года, но уже успел перезнакомиться со всеми сельчанами. Батюшка любил ходить по дворам и вести душеспасительные беседы, за что дали ему прозвище «миссионер». Отец Арсений был высокого роста, речистый, осанистый и розовощекий. Один недостаток – без бороды.
— Мир дому твоему! – пророкотал батюшка, и осекся. Не к месту и времени прозвучало его обычное приветствие.
Бориска вяло кивнул.
Поп молча осмотрел пепелище:
— Дотла! Вот дела… Все дотла, Пречистая Богородица!
Отец Арсений перевел взгляд на Бориску:
— А ты что, душа моя? Приуныл, похоже?
— Плясать мне что ли?
— Нельзя! Нельзя унывать! Благодари Бога, что живыми остались с Марией. Это ли не милость Божия!
Бориска опять вяло кивнул.
— За что мне такое, отец Арсений!
— Не спрашивай за что. Спрашивай для чего. Это тебе, Бориска, ради исправления. Чтобы стал ходить в церковь, молиться, исповедоваться, причащаться.
Начнешь так жить, Боженька станет тебя хранить. А нет – жди новых испытаний.
— Утешил, отец Арсений. И что мне теперь делать? Зима на дворе.
— Главное, чадо, не унывать. Уныние – большой грех. Молись Богу, и он все усмотрит, — поп ободряюще улыбнулся.
— Отец Арсений! У тебя во дворе кирпич лежит, доски, шифер. Слышал, что на строительство нового храма. Я отдам. Все верну. Деньгами верну. Ты же до весны все равно строить не будешь…
— В своем уме, чадо? – улыбка слетела с уст батюшки, — это же церковное имущество! За такую самодеятельность епископ оторвет голову!
— Как же мне быть тогда…
— Пойду я Бориска. Не обижайся. А вот молиться за тебя стану. Не унывай! Уныние большой грех.
Только ушел отец Арсений, подъехал джип фермера Кошкина.
Фермер Кошкин посмотрел на пепелище, присвистнул, покачал головой и снова полез в машину.
— Александр Иванович! – позвал его жалобно Бориска.
Кошкин обернулся.
— Сочувствую. Но помогать не буду. Работал когда у меня – помог бы. Теперь не буду. Нет интереса.
Совсем заскучал Бориска. Никто не хочет помочь. Только языком и сочувствуют.
Встал Бориска с завалинки, собрался было идти во времянку, глянуть, как там жена. Откуда не возьмись – Фрол. Вот уж кому Бориска не обрадовался.
Фрола не любили в деревне, даже остерегались. В деревне появился Фрол три года назад, после того, как освободился из тюрьмы. Слухи ходили, что он отсидел за какое-то страшное преступление. Было ли это правдой, кто знает. Только Фрол вел замкнутый образ жизни, ни с кем не общался, водку не пил. Уже этого было достаточно, чтобы его не возлюбили.
А тут еще странный выбор Фрола, который никто не одобрил. Здоровый, красивый мужик взял в жены кривенькую, некрасивую Варьку, вдову с тремя детьми, будто в селе нет молодых и красивых незамужних девок. Либо сам дурак, либо дюже умный, а все вокруг дураки. В общем, мутный человек.
В чем Фрола не могли упрекнуть, так это в добросовестности. О чем не попросят — он сделает в срок и на совесть.
А работал Фрол в селе плотником.
Фрол подошел к Бориске, моча протянул руку и пошел смотреть сгоревший дом. Обошел вокруг, вернулся.
— Да, беда у тебя, брат. Что делать будешь?
— Шел бы ты, мил человек, куда шел, — зло ответил Бориска.
— Понимаю тебя, брат. Достали тебя пустые сочувствия. Только я не сочувствовать пришел.
Фрол достал из кармана какой-то сверток в целлофановом пакет и протянул Бориске.
— Возьми вот.
— Что это?
— Это вам с Машей на первое время. Посоветовался я с Варенькой, и она поддержала меня: надо тебе помочь.
— Деньги что ли?! Не возьму я!
— Отчего?
— Ни кум я тебе, ни брат и не сват, чтобы ты помогал мне.
— Подожди, не ерепенься, Борис Васильевич. Ты человек. И я человек. А коль мы люди, а не звери, то должны помогать друг другу.
— Не возьму я! – Бориска так растерялся, что слезы на глаза навернулись.
— Положу на лавочку. И еще. Ночи стали холодные. Негоже вам с Машей во времянке ночевать. Нас хоть самих пятеро, но, как ни будь поместимся. А лес я достану, и дом мы с тобой отстроим, я же плотник! Завтра же и начнем.
Вот тебе и Фрол! Не встречал еще таких людей Бориска.
Обнял его Бориска и расплакался. Дом сгорел – слезы не проронил. А тут расплакался.
Автор: Сергей Смирных
