Вот уже второй год Шурка лежал в больнице. Улучшений не было никаких. Доктора пилили и пилили ногу. Когда он спрашивал у врача, а будет ли он ходить вообще, доктор опускал глаза и говорил:
-Шура, если бы я верил в Бога, то ответил бы тебе- на все воля божья. Но я коммунист. Партийный я, понимаешь. Не могу так сказать. Науке мало что известно об этом заболевании. Кость гниет, Шурка, и мы не можем остановить этот процесс.
А однажды Шура случайно услышал разговор двух медсестёр между собой. Он понял, что говорили они о нем! И одна из них сказала, что доктор не уверен, выживет ли парень вообще.
Шурке стало очень страшно. Вот уже много месяцев он совсем один.
Нет, ну конечно и Аня, и Нина, и Валюша приходили к нему. Но понятное дело, когда человек лежит неделю или месяц в больнице, к нему ходят каждый день, а то и дважды. Носят вкусненькое, подолгу сидят на краешке кровати, рассказывают новости. Но когда человек лежит второй год, то конечно визиты становятся редкими, а потом и вовсе прекращаются.
Старшая сестра Аня приходила раз в неделю, Нина и того реже. Муж у неё теперь. К нему уехала, о нем заботиться надо. Больной он. Фронтовик.
Брат Борька в армии. Младшая Валюшка совсем редко бывает. Теперь весь дом на ней, а она сама невзрослая. Четырнадцать лет всего.
Все Шурка понимал хорошо, всех ему жалко было, но так ему порой одиноко становилось. Семья большая, а никого нет. А когда услышал он о том, что умрет, наверное, так ему страшно стало, и так жить сильно захотелось.
Появились у него конечно друзья в клинике. Все, не только он, лежали подолгу. Они становились одной семьей, друзьями на всю жизнь, если выживали.
Всю ту ночь Шурка рыдал. Тихо, в подушку, чтобы никто не слышал. Маму просил и отца помочь ему с небес.
«Мамочка, так жить хочу! Какую войну тяжёлую пережили, как голодно было, неужели же сейчас, когда сорок восьмой год уже, умру я? Помоги, мамочка»
И увидел Шура под утро сон. Мама к нему пришла такая красивая, молодая. И сказала:
-Шура, борись! Ради себя не хочешь, ради меня живи и борись. Колю, брата твоего я похоронила, и сама за ним ушла. Хватит, Шурка, мой любимый, ты должен жить! Операций много ещё будет, а ты пой. Катюшу пой, сынок. Помнишь, как я тебя учила?»
Проснулся Шурка, и так ему легко стало. И точно он знал теперь, что выживет. Что будет ему лекарство.
Врачи , не смущаясь, стали говорить, что надолго ему жить-то , бесполезны операции, от берцовой кости почти ничего не осталось. А Шура смеялся и пел.
Катюшу пел.
Вскоре Шуру вся клиника знало. За голос его задорный. За нрав веселый. А ещё волосы у Шуры ярко-рыжего цвета были. И все стали называть его — Лучик наш, золотой.
А через два с половиной года врач один в отделение приехал, добровольцев набирать на апробацию своего нового метода лечения костных заболеваний.
Рентгеновскими лучами. Шурка сразу выкрикнул: «Меня возьмите!»
-Погоди, парень. О последствиях нового лечения не знаю. Могу только предполагать. Детей точно иметь не сможешь.
-Согласен, — ещё раз твёрдо ответил Шура.
-Сколько лет тебе? Согласие родителей нужно.
-Нет родителей. Никого нет, — соврал Шура, — сам себе хозяин.
Был Шура в свои восемнадцать лет низкорослым щуплым пацаном. Болезнь, многочисленные лекарства и анестезия остановили рост.
Врач, усомнившись, проверил документы, и, увидев, что совершеннолетний , пригласил на беседу.
-Александр, должен вас ещё раз предупредить. Последствия неизвестны. Но одно могу сказать точно. Вам облучение придётся делать в области детородных органов. Детей не будет точно.
-Доктор, а у меня их и так не будет, — с напускным весельем ответил Шура.
-Как так? — не понял врач.
-Так помру ведь, — пожал плечами Шурка и продолжил , — ещё пару лет назад смерть то пророчили. Так что зажился я порядком. Давайте ваши лучи.
И доктор забрал Шуру в клинику, где он проводил испытания.
Первых три сеанса дали положительную динамику. Снимки показывали значительное улучшение состояния кости. Хотя снаружи раны были огромны, и все по-прежнему гнило.
Но через некоторое время, раны и снаружи начали затягиваться. И впервые за длительный срок Шуре дали отпуск, позволили побывать дома.
Он испытал двойственные чувства. С одной стороны он соскучился по своей родне, а с другой он чувствовал обиду.
Да, понимал он, что у всех своя жизнь. Дети малые у обеих сестёр, Борька в армии, сверхсрочно остался, Валя вообще в свои шестнадцать лет — хозяйка в доме.
Все на ней. Хозяйство-то теперь небольшое. Но все же.
В общем не поехал он домой. А поехал в своё отделение, где лежал долго. На своих пошел так сказать. Ну как на своих? На костылях конечно поковылял. Но был он безумно этому рад. Доктор обещал, что дело тростью обойдётся. Не будет костылей. Научит он его с тростью ходить. Хороший физиотерапевт есть. Он потом Шурой заниматься будет.
Шура был счастлив, за долгое время впервые оказавшись на свободе. Он радостно подставил лицо солнцу! Оно уже не было таким жарким. Лето было на исходе. Он с удовольствием вдыхал аромат зелени.
-Эй, земляк, — обратился он к проходящему мимо, — помоги мне, пожалуйста, на траву лечь. Хочу полежать на земле.
Мужик помог Шуре прилечь.
-Как же поднимешься потом?
-Да, попрошу кого-нибудь.
-А давай-ка я подожду , пока ты лежишь. Посижу вон на лавке, кликнешь меня потом.
Мужик этот во всем помог Шуре. И до клиники доставил даже.
Ох, как обрадовались ему там. Все, кто мог ходить, вскочили, а ко всем лежачим в своём отделении он сам подошёл. Всех ребят с таким же диагнозом очень подбодрил Шуркин случай.
Тут прямо в то самое время , к Ивану, закадычному Сашиному другу, мама пришла. Доктор разрешил забрать его на недельку.
-И меня на недельку отпустили, только не хочу я домой, — с грустью сказал Шура.
-Как же так, Саша? Они ждут тебя наверное? — спросила Ванина мама.
-Нет, тетя Лида. Они даже не знают, что я уже в другой клинике побывал. Давно не было никого. Месяца три уж наверное. Я волновался сначала, думал, может, что случилось. Но потом понял, что ежели беда, так точно бы сообщили. Нина работает тяжело, Аня с Петей тоже. А Валя за Юркой смотрит и за хозяйством.
Куда им ещё и ко мне бегать. Лежу и лежу.
Тетя Лида горестно вздохнула, жалко ей Сашку стало. Матери нет — и не нужен никому особо.
Вот ее Ванечка тоже уж второй год лежит. Так она каждый день ездит, с работы пришлось уйти. Хорошо муж зарабатывает. И огород огромный. В районе они жили. Земли десять соток, корова, куры.
-Шурка, а поехали к нам? Мам, давай Шурку к себе повезём? Шур?
-Поехали! — быстро согласился Шурка.
Домой Шурка пришёл только тогда, когда доктор ему сказал:
-Шура, болезнь полностью отступила. Ты здоров. Теперь нужна хорошая физиотерапия. Я тебе ее обещал. Будешь приезжать дважды в неделю. Иди домой, Шура!
Шурка сидел на кушетке в кабинете доктора. После этих слов он как-то отстранённо посмотрел на Ивана Алексеевича и сказал:
-Цветы какие у вас все-таки красивые на подоконнике. Света их поливает. Я видел. Не раз.
Затем Шурка поднялся и без костылей сделал один прыжок до доктора. Доктор близко сидел. Он обнял доктора так крепко, как обнял бы в этот радостный момент отца. Он прижался к доктору так сильно, как прижался бы к матери, прося у неё защиты.
Шурка молчал, он не мог говорить. Что можно сказать человеку, который спас тебе жизнь и сохранил ногу. Да, она была почти на двадцать сантиметров короче. Но это не Иван Алексеевич сделал ее такой.
-Иван Алексеевич, я буду ходить! Сам! Я не могу встать сейчас на колени, у меня не получится. Доктор, что там колени, я бы вам весь мир подарил!
Иван Алексеевич держался до последнего, но потом тоже прослезился, но, быстро взяв себя в руки, сказал:
-Отставить! У нас ещё много работы! Отправляйся, Шурка, домой!
Ходить на костылях было очень трудно, но Шурка не замечал этой боли, ему казалось, что он бежит! Он летит.
Когда он подходил к бараку, то издалека приметил Валю. Она вешала белье.
Увидев Шуру издалека, она вскрикнула, бросила своё занятие и побежала навстречу брату.
-Валька, егоза, не урони меня, — рассмеялся Шура.
Валька стрекотала как из пулемета. Она задавала столько вопросов, что Шурка после пятого перестал отвечать.
Тогда Валя крикнула:
-Ну ты что не отвечаешь? Рассказывай все. Ты насовсем?
-Да, Валя, я здоров.
На следующий год Шура поступил в техникум. Выучился на бухгалтера. В техникуме он встретил девушку. Сыграли свадьбу. Прожили пять лет. Шура сразу, ещё до свадьбы рассказал о себе все и сообщил , что детей не будет. Хохотушке Ольге было все-равно. Но в двадцать пять лет Оля почувствовала острое желание иметь детей. Как было ни тяжело, но с Шурой пришлось расстаться.
Долго Шура жил один.
В двадцать восемь лет стал так хорошо зарабатывать, что ушёл из барака, снял комнату.
В тридцать лет снова женился на женщине старше себя на семь лет. Детей у неё не было и не могло быть. Шурка был счастлив. «Ну вот и встретил я свою половинку, как хорошо». Но счастье продлилось недолго. Наташа сильно запила. Шура долго боролся. Советовался с любимым Иваном Алексеевичем, но все тщетно. Наташа пила и пила, с работы выгнали, и она открыто, не таясь, стала заливать своё горе, начиная пьянку с утра.
Шурке было очень больно смотреть на все это, но тратить свою жизнь снова он не хотел. Он и так с глубокой болью вспоминал о трёх годах, проведённых по больницам. Шурка хотел жить и радоваться жизни. А постоянные Наташины запои не способствовали этому.
С Фаечкой Шуру познакомила сослуживица. Александр Дмитриевич работал тогда в бюро судебно-медицинских экспертиз бухгалтером.
Фая была разведена. У неё была доченька пяти лет. И Саша подумал, что это очень здорово, что есть ребёнок. И Фае хорошо, и у него есть возможность стать отцом. Аленку он сразу удочерил. А Фае честно сказал:
-Фаечка, деток у нас не будет. У меня было очень много операций. Много облучения. Врачи сказали, что бесплоден.
Фая не расстроилась.
Шура перевёз свой нехитрый скарб — один небольшой чемоданчик и две связки книг. И стали жить-поживать.
А через пару месяцев случилась у Фаечки командировка в Новосибирск. Длительная. На месяц ее туда отправили. И вот в этой самой командировке Фая вдруг поняла, что она беременна. И ее охватил ужас. Муж сказал, что детей не будет, а оно вон чего, ещё и в командировке. Как можно быстрее завершила дела, отпросилась у начальства срочно уехать. По семейным обстоятельствам.
Приехала на две недели раньше. Сама не своя. Как сказать мужу? А вдруг не поверит? А вдруг скажет, нагуляла?
Что делать? Посоветовалась с мамой своей. Екатерина Григорьевна очень полюбила Сашу. И он платил ей тем же. Сразу стал называть мамой, а Фаиного отца папой. Выслушала мама Фаю и сказала:
— Скажи просто, как есть. Беременная, мол. Что делать будем? Откажется, сами вырастим. Где одно дитё, там и двое. Только не думаю я, что откажется. Шурка очень хороший мужик. Повезло тебе.
И вот вечером, когда улеглись спать, Фая, собравшись с духом, шепчет на ухо мужу:
-Ты знаешь, вот ты говорил, что не можешь иметь детей, а я-то беременна.
Шура молчал. Ничего не отвечал.
-Что будем делать?
Снова нет ответа.
-Мне что аборт делать? — не выдержала Фая, — Почему ты молчишь, Саша?
Шура крепко-крепко обнял жену. И тут она почувствовала, как его грудь содрогается от рыданий.
-Спасибо, любимая , -прошептал он, — я так мечтал о дочке Танечке.
-Откуда ты знаешь , что будет дочка?
-Я уверен , — сказал Шура, — я очень дочку хочу. Да и Аленке будет подружка.
Родилась дочка перед Новым годом. Теперь Шура был в командировке.
Он не смог, к сожалению , вернуться к выписке жены из роддома. Когда он приехал, доче было уже десять дней от роду.
-Как назвали? — спросил он.
Фая удивлённо ответила;
-Танечка! Ты же хотел дочку Танечку.
Автор: Татьяна Алимова
