Артем отложил в сторону девятое прочитанное им письмо и внес в список очередной загаданный подарок – большущую красную машину и обязательно с пультом управления.
Машину просил семилетний мальчишка Семен, не поленившийся для наглядности нарисовать огромный красный внедорожник вместо оленей, запряженный в сани Деда Мороза.
Что ж, с этим желанием проблем не возникнет, как, впрочем, и с остальными восемью в списке.
Отдел закупок крупной корпорации, в которой Артем занимал должность директора по развитию, уже завтра отправится по магазинам, осуществляя мечты маленьких жителей столицы. Именно с его подачи в почтовый ящик компании вот уже как месяц почтальон заносил письма, написанные Деду Морозу верящими в него ребятами. А серьезная секретарша Нина Владимировна со свойственной ей скрупулёзностью делила письма на равные стопки и разносила по участвующим в новогоднем флешмобе сотрудникам.
Сегодня очередь поработать волшебником выпала Артему. И в перерывах между основной работой он бегло читал детские письма, улыбался незатейливым рисункам и вносил в список очередную машинку или куклу, которую совсем скоро получит написавший письмо ребенок.
Время подходило к шести, когда закончивший работу Артем наконец -то смог уделить внимание последнему, лежавшему на краю стола, конверту. Написанный четким, совсем не детским подчерком адрес, сразу привлек внимание мужчины. А выпавшие из конверта фотографии заставили непонимающе нахмуриться. Отложив в сторону снимки, Артем развернул сложенный вдвое тетрадный лист:
«Здравствуй, Дедушка Мороз! Меня зовут Женя, и я давно в тебя не верю. Но знаешь, мне больше не к кому обратиться, поэтому я все равно сижу и пишу это дурацкое письмо. В конверте ты найдешь фотографии. Быть может, они расскажут тебе гораздо больше, чем строчки, которые так усердно вывожу я. Одиннадцать маленьких жизней – я понимаю, что прошу у тебя невозможного. Но тогда, в детстве, когда я еще верила, мне говорили, что ты — Волшебник. Пожалуйста, подари мне чуточку твоего волшебства. Самую маленькую частичку. Потому что без волшебства я не справлюсь. Две недели до Нового года – все, что у нас есть... Твоя глупая, взрослая Женька»
Артем несколько раз перечитал письмо и, наконец, взял в руки выпавшие ранее из конверта фотографии. Шесть совершенно разных и в то же время абсолютно одинаковых снимков, на которых у большого металлического забора в снегу копошились смешные лопоухие кутята всех оттенков золотой осени. И только на последней, на седьмой, посреди этой припорошенной снегом детворы, с закрученными в бублики канатиками-хвостиками была запечатлена одетая в красный пуховик, грустная молодая девушка, обнимающая за шею худую непонятного цвета дворнягу с ярким белым пятном на остроносой морде.
Быстрый взгляд на настенный календарь показал, что от указанных в письме неизвестной Женькой двух недель осталась ровно половина. Еще один взгляд — на фотографии, и Артем раздраженно выдохнул. Для исполнения этого желания требуется не просто волшебство – настоящее чудо. А он…
Ну какой из него Дед Мороз? Нет. Одно дело чувствовать себя героем детских сказок, оплачивая за счет далеко не бедствующей компании игрушки местной детворе, и совершенно другое — исполнять желания какой-то безумной незнакомой девицы, озадачившейся судьбой целого собачьего семейства без роду-племени. На такое он точно не подписывался.
Мужчина смял исписанный бумажный лист и точным броском отправил его в мусорную корзину. Пестрившие рыжими кутятами фотографии полетели следом.
Неделей раньше...
— Я что-нибудь придумаю, обещаю.
Женька зарылась в колючую от снега шерсть Ладушки, наблюдая, как в прокопанном под забором лазе скрывается последний щенок.
Щенки родились в конце октября. Одиннадцать смешных комочков всех оттенков золотой, теплой осени. Закрученные бубликом хвостики, лопушки-уши и смотрящие на мир с любопытством черные бусины глаз. Их мама, самая обычная дворняга с покрытой пылью пегой шерстью, белым пятном на остроносой морде и мудрыми добрыми глазами, вылизывала их шершавым языком и тихонько поскуливала, если вдруг один из малышей отползал от деревянной, грубо сколоченной будки дальше, чем на несколько метров.
Будка была их домом. Быть может холодным, тесным и совсем не рассчитанным на такое, ставшее вдруг невероятно большим, семейство, но все же единственным. Ее сколотили из грубых досок строители. Самые обычные работяги-мужчины, однажды пожалевшие прибившуюся к стройке ласковую дворнягу.
Женька познакомилась со щенками случайно. Нет, слышала, конечно, от дворовых кумушек, что на стройке вдруг появилось огромное собачье семейство, но видеть не видела. Да и разве разглядишь что-то за высоким забором, который был выше Женьки на целых два метра.
Но то, что не разглядеть с высоты, имеет свойство неожиданно появляться снизу. Так, в один из осенних дней, прямо к ногам неспешно идущей из магазина девушки через подкопанную под забором дыру вдруг выкатился забавный рыжий колобок. Озадачено тявкнул, повел носом и, совершенно не обращая внимания на растерявшуюся Женьку, шустренько скрылся в лазе, чтобы спустя уже пару минут вылезти обратно в сопровождении целой щенячьей компании.
На второй вылазке Женька не растерялась. Присела на корточки, вытянула вперед руки и в ту же минуту была буквально оккупирована, облеплена со всех сторон радостно повизгивающей малышней. Чесала лопушки-уши, гладила рыжие спинки и, кажется, смеялась до икоты, когда очередной неуклюжий собачий детеныш вставал на задние лапки, пытаясь взобраться на Женьку, но, не выдерживая притяжения толстой попы с виляющим бубликом-хвостом, плюхался обратно на землю.
С того самого дня все Женькины маршруты пролегали через стройку. Она закидывала в большой пакет обеденный паек для хвостатой детворы, крадучись подходила к прокопанному под забором лазу и, тихонько посвистывая, просовывала в земляную дыру кусочек вкусно пахнущей сосиски, на который, как пчелы на мед, тут же слетались голодные кутята. И все бы было хорошо. Так и продолжалась бы ставшая уже привычной человечье-собачья дружба...
Если бы однажды Женька не узнала, что первого января стройка закончится. Уберут уходящий железными листами вверх забор. Введут в эксплуатацию новое построенное здание очередного бизнес-центра. Разъедутся по теплым странам мужчины-рабочие, и совершенно никому не будет дела до большой собачьей семьи, ютившейся в грубо сколоченной будке.
Да и будки тоже не будет. Разве впишется она, эта будка, в гудящий человеческий мир?
И будто щёлкнуло что-то в голове в тот момент. Лопнуло, окатив с ног до головы страхом за одиннадцать рыжих комочков и ласковую пегую дворнягу. И Женька поняла – времени осталось месяц. Месяц на то, чтобы спасти двенадцать ставших почти родными жизней. Месяц, чтоб потом до конца жизни не винить себя за собачье горе. Месяц, чтобы сделать невозможное…
И понеслись наполненные работой дни. Фотографии, посты, видеоролики. Бесконечные группы пристройства в социальных сетях, усталость.
Бусины черных глаз, в самую душу заглядывающие, и горячий, шершавый язык дворняги, слизывающий с обветренных щек непрошенные слезы. Женька чувствовала, что собака все понимает. Видела, с каким страхом смотрит на полупустые вагончики строителей. Как просительно заглядывает в глаза каждому прохожему, протискиваясь сквозь узкий лаз в попытке найти спасение для своих детей. И как понуро кладет узкую морду на ее, Женькины, ладони, понимая, что все без толку.
Не поймать им своего чуда. Не дождаться. Не нужны они этому миру. И вместе с концом стройки наступит и их конец. И тем более горьким было чувство Женькиного бессилия. Тем больнее ранило людское равнодушие и молчащий, будто заколдованный, телефон. И как бы не хотелось верить, что еще не все потеряно, что просто не увидели Женькины объявления те самые люди, что у рыжих вихлястых комочков все еще впереди – руки опускались. А обливающееся кровью сердце не на шутку болело.
Идея написать письмо Деду Морозу пришла к Женьке, когда до окончания стройки, а вместе с ней и до Новогодних праздников, осталось пара недель. Глупая идея, наивная. Но после категоричного запрета хотя бы временно приютить бездомышей в снимаемой Женькой квартире, девушка отчего-то вцепилась в нее, как голодный клещ в собаку.
Поверила, как когда-то в далеком детстве, прониклась. Несколько часов подбирала слова, писала, зачеркивала. Плакала. Отшвыривала скомканные, исписанные дерганным почерком листы, ругала себя, глупую. Но, спустя минуту, уже снова держала в руках ручку и, размазывая по щекам соленые слезы, выводила все новые и новые предложения, вкладывая в рваные строчки всю душу, все отданное хвостатой семье сердце.
Понимала, конечно, что глупостями занимается, ничего не выйдет. Ну, какой Дед Мороз в тридцать лет? Но поделать с собой ничего не могла. А потому, опуская письмо в почтовый ящик, замерла и от всего сердца пожелала, чтоб оно все-таки дошло до адресата…
Тридцать первое декабря выдалось снежным. Казалось, природа решила одним днем вывалить на землю все припасенные на долгую зиму запасы пушистых сугробов. Не успевшие закупиться прохожие пробирались через снежные завалы подобно упрямым ледоколам, раскидывая в стороны ворох не прекращающих кружиться снежинок.
Женька тоже пробиралась. Сжимала в руках невероятно быстро остывающую кастрюлю перловой каши с плавающими в ней кусочками мясной тушенки, отфыркивалась от залепляющей глаза и нос белоснежной крупы и счастливо улыбалась, представляя, как умилительно виляя хвостами сбегутся на теплое угощенье подросшие за два месяца кутята.
Как благодарно заглянет ей в глаза худая дворняга, получившая от Женьки имя Ладушка. Как фыркнет призывно, встряхнется, заскачет вокруг пританцовывая. И тихонько благодарно заскулит, видя, как вокруг кастрюльки с угощением, толкая друг дружку круглыми боками, повизгивая и потявкивая, устроят потасовку одиннадцать отмеченных осенними красками кутят. И только потом, когда малыши утолят свой голод, вылизав синюю кастрюльку до зеркального блеска, она подойдет к Женьке сама. Прильнет к ноге худым серым боком, ткнется в теплую ладонь мордой и тут же получит приготовленную специально для нее вкусную, с мясными волокнами, косточку.
Рыжики встретили девушку всей толпой. Женька даже до лаза дойти не успела, как по белому снегу к ней метнулось одиннадцать солнечных пятен. Замершая у забора неприметная дворняга лишь приветливо гавкнула, наблюдая за спешащими к девушке детьми. Десяти минут не прошло, как вылизанная до блеска кастрюлька снова оказалась в Женькиных руках. А в колени привычно уткнулась мордой Ладушка.
И совершенно не хотелось верить, что все это в последний раз. Что уже завтра утром ставшая привычной за два месяца жизнь изменится навсегда. Что не будет в ней ласковой собаки и ее шебутных проказливых щенков. Не будет наполненных радостью встреч и тоскливых, до следующего дня, расставаний. Ничего не будет. И виновата в этом она — Женька. Потому что не справилась. Не смогла. Не сдержала обещание…
Уходить было тяжело. Смотрящие вслед двенадцать пар преданных глаз кинжалами впивались в закутанную в пуховик спину. Не просили, нет. И даже не осуждали. Благодарили. За наполненные добротой два пролетевших месяца, за согретые теплыми ладонями ершистые спинки. За душу, которую Женька, не скупясь, вкладывала в каждую встречу, в каждое поглаживание, в каждую наполненную теплой, наспех сваренной кашей, кастрюльку. За короткую счастливую жизнь, в которой они успели побыть нужными, важными. Почти домашними. Побыть Женькиными.
Девушка сжала озябшие руки в кулаки, смахнула порывистым жестом выступившие слезы. К черту елку! И дразнящий аромат рассыпанных по столу мандаринов… Она вернется.
Вернется, чтобы встретить Новый год с ними. Потому что не сможет по-другому. Не простит себя. Потому что только так правильно. Только так честно. Потому что упрямое сердце верит, что где-то там, на другом конце мира, наивное детское письмо, написанное взрослой девушкой, держит в руках Дед Мороз. И Новогоднее волшебство обязательно случится! Не может быть по-другому! Просто не может!
Без пяти двенадцать мир замер в ожидании. Сияющие гирляндами в окнах елки, наполненные шампанским хрустальные бокалы, искрящийся снег и миллионы загаданных желаний, готовые вот-вот со вздохом сорваться с губ. Занесенная снегом, скрытая за железным забором будка, обнимающая Ладушку Женька и окружившие ее, словно бусины — нить, рыжие щенки.
Первый удар курантов и скрип снега под чьей-то уверенной поступью. Еще невнятные, словно специально приглушенные обрывки фраз и прорывающийся сквозь них веселый детский смех. Ярко вспыхнувший фонарь и настороженный рык навострившей уши Ладушки. Показавшиеся из-за угла забора нестройные тени и какой-то неприлично счастливый визг встрепенувшихся, еще секунду назад жавшихся к Женьке, щенков.
Женька даже удивиться, как следует, не успела, когда на вытоптанном пятачке у железного забора оказалась целая толпа. Улыбающиеся взрослые, смеющиеся дети. Новогодние красные колпаки и разрывающие морозную тишину вспышки бенгальских огней. Скрытый за накладной белой бородой, неотрывно смотрящий на нее мужчина, взволнованный собачий лай. Какофония ворвавшихся в уши звуков. Отбивающие последние удары куранты и … вот оно? Волшебство?
Подобрать другое название творившемуся вокруг нее действу Женька бы не смогла. Лишь чувствовала, как посиневшие на морозе губы растягиваются в шальной, не верящей улыбке, в то время как возникшие из ниоткуда люди с азартом делят прыгающих вокруг них щенков.
Секунда — и вот уже первого, самого смелого рыжика прижимает к груди красивая молодая пара, совершенно не обращая внимания на испачканную снегом и щенячьими слюнями дорогую шубу. Удар сердца — и суровый, с военной выправкой мужчина надевает на другого вихлястого проказника забавную, крупной вязки, кофточку, к спинке которой легким карабином крепится длинный плетеный поводок, протянутый ему улыбающейся миловидной женщиной.
Пробившие предпоследний раз куранты – и двое очередных рыжиков, повизгивая, лижут красные от мороза носы мальчишкам-близняшкам, в то время как стоящие рядом с ними родители достают из карманов горсти вкусно пахнущих собачьих лакомств, а ошалевшая не меньше Женьки Ладушка растерянно оглядывает творящееся на вытоптанном пятачке безобразие.
Одиннадцать кутят. Одиннадцать таких разных и, в тоже время, чем-то неуловимо похожих семей. Одиннадцать исполнившихся с последним ударом курантов желаний…
Женька изо всех сил зажмурилась, отгоняя совершенно неуместные сейчас слезы и, наконец, посмотрела на замершего рядом с ней мужчину в костюме Деда Мороза. Повинуясь сиюминутному желанию, протянула руку и, стащив с его головы несуразную красную шапку вместе с ватной бородой, засмеялась. Ее персональный Дед Мороз был рыжим! Таким же отмеченным осенью, как счастливо повизгивающие на руках своих хозяев кутята. С россыпью веснушек на красных от мороза щеках и какой-то совершенно обезоруживающей улыбкой.
В руках он сжимал длинный кожаный поводок, который непонятно когда успел прицепить к одетому на Ладушку яркому красному ошейнику. Женька даже подумала, что сделал он это какой-то невероятной хитростью, потому как пегая Ладушка чужих не признавала совершенно.
Но уже в следующую секунду все мысли выветрились из головы девушки под натиском ледяного, пробирающегося за шиворот снега. Минута потребовалась на то, чтоб понять, что виновницей их с рыжим падения оказалась Ладушка, невесть как обвившая вокруг ног молодых людей крепкий поводок и повалившая их, стреноженных, на землю.
Еще минута ушла на тщетную попытку выпутаться из объятий друг друга и скинуть с себя тяжесть целой своры вырвавшихся из объятий людей щенков. Женька поняла — сопротивляться бесполезно и тихонько хихикнула, чувствуя, как до безобразия холодный нос, на котором, по самым скромным подсчетам, было не меньше сотни рыжих пятнышек веснушек, ткнулся ей в щеку. И куда-то незаметно пропала неловкость.
И в возникших вдруг в поле зрения глазах Ладушки отразился миллион отлетающих от бенгальских огней искорок. И холодный морозный воздух показался упоительно сладким, а крепко обнимающие ее незнакомые руки бесконечно родными. И в самом удаленном уголке Женькиного сердца вдруг пробился росток настоящего счастья. Морозного, искрящегося всеми оттенками золотой осени. Волшебного. Такого же чудесного, как наставший мгновение назад Новый год.
Они так и встретили его, лежа в сугробе и сжимая в руках поводок лукаво смотрящей на них дворняги. С головы до ног облепленные рыжими щенками и купающиеся в смехе окружающих их счастливых людей. Еще совсем незнакомые, но уже бесконечно родные. Связанные Новогодним Волшебством.
И пусть Женька даже не догадывалась, что ее личным Дедом Морозом оказался самый обычный программист. Что неделю назад, невесть откуда взявшимся порывом ветра, перевернуло мусорную корзину в кабинете директора по развитию одной крупной корпорации, где обнимающий ее сейчас Рыжов Кирилл допоздна чинил забарахливший вдруг компьютер высокого начальства.
Что разлетевшиеся по полу цветные фотографии, с которых на мир смотрела грустная девушка в компании окруживших ее рыжих щенков, сейчас лежали в нагрудном кармане забытого на работе пиджака, а разглаженное, сотню раз прочитанное письмо, было надежно спрятано в верхнем ящике стола.
Что, возможно, уже завтра, за их первым совместным завтраком, этот самый программист уснет за столом, и даже ворчливый Ладушкин лай не заставит его проснуться. Потому что, проведенная парнем за неделю пиар-компания, раскалившая докрасна интернет-пространство, совершенно не оставляла времени на сон. Как не оставляли его бесконечные переговоры с потенциальными хозяевами и подготовка такого обыденного, но такого важного чуда для смотрящей на него с фотографии неизвестной Женьки.
Они поговорят об этом потом. Потому что сейчас, глядя в искрящиеся счастьем глаза друг друга, Женька с Кириллом вдруг поняли, что на разговоры у них будет целая жизнь…
Новый год, сменив ушедшего предшественника, вступил в свои права. Пробежал шаловливым щенком по засыпанным снегом дорожкам, бросил ворох снежинок в замерших у окон своих квартир людей. Подмигнул уличными фонарями распаковывающей подарки детворе и задумчиво вывел морозный узор прямо перед носом застывшего у окна гостиной и отчего-то грустного Артема.
Крутанулся вихрем снежных хлопьев, сверкнул серебром и, хмыкнув про себя, пообещал вернуться. А потом отправился дальше. Нежной лаской коснулся одиннадцати рыжих и одной пегой спинок. Осыпал россыпью снежных брильянтов лопушки-уши и, проказливо куснув холодные от мороза носы, счастливо рассмеялся.
Впереди его ждет столько всего интересного! Но к этой смешной компании он еще обязательно заглянет! В конце концов, он отлично проделал свою работу – исполнил единственное, от всего сердца, желание большой собачьей семьи. Самое заветное желание бесконечно преданных смешной девчонке пегой дворняги и ее осенних вертлявых щенков.
И совсем не важно, что собаки не умеют писать письма. Они могут гораздо больше – бескорыстно отдавать самих себя, ради счастья дорого им человека. Мигнув светом уличного фонаря и в последний раз обернувшись на веселую, пеструю компанию, собравшуюся у высокого металлического забора, Новый год умчался вперед. На этом вытоптанном пятачке снега в его помощи больше не нуждались, а вот там, на соседней улице…
Кажется именно оттуда он успел расслышать настойчивый, возмущенный «мявк»?
Автор: ОЛЬГА СУСЛИНА
