Лидия Соломоновна и Аркадий Моисеевич поженились ещё во студенчестве. И таки что вам сказать? Не семья получилась, а загляденье! Мало того, что оба интеллектуалы, надежда советской науки, так ещё и смотрелись в паре настолько гармонично, что иной раз их за брата с сестрой принимали. А отношения!..
Скажите, разве бывают такие после двадцати лет совместной жизни?! Лидочка и Кашенька — иначе друг друга и не называли. И всегда рядышком, и всюду вместе. Все курсовые и дипломные работы — пополам, кандидатские и докторские — она диктует, он печатает, или наоборот, друг друга редактировали, из лабораторий не вылезали. В общем, к сорока годам мы имели образцово-показательную советскую профессорскую семью.
Дети (классический вариант — мальчик и девочка) родились и выросли как-то сами собой, между защитами родительских диссертаций. Вундеркиндами, конечно же. Просто замечательно всё было в этой семье!
Из того факта, что Аркадий Моисеевич был человеком, к быту абсолютно не приспособленным, жена трагедии не делала — вызвать электрика, сантехника или нанять бравую ремонтную бригаду не составляло сложности. Поэтому жалобы подруг, для которых отсутствие благоверного в момент бытовых катаклизмов являлось катастрофой вселенского масштаба, были ей совершенно непонятны. Она ведь тоже не образцовая хозяйка, благо, полуфабрикаты в ближайшей «Домовой кухне» не переводятся. И Аркаша никогда не брюзжал и не рассказывал о кулинарных шедеврах своей мамы.
Вот и в тот день, когда канализация в очередной раз засорилась, а старый добрый вантуз не оправдал радужных ожиданий, учёная дама просто взяла телефонный справочник, позвонила в ЖЭК и вызвала соответствующего специалиста. Дети были в турпоходе, супруг — на очередном симпозиуме, где его доклад с изложением нового взгляда на эффект контраста вызвал бурю оваций.
Профессорша как раз перечитывала только что полученную телеграмму с сообщением о мужнем триумфе, оторвавшись от написания статьи, когда снова раздался звонок в дверь. Она открыла и рассеянно спросила:
— Вы к кому, молодой человек?
— Сантехника вызывали? — ответил вопросом на вопрос ладный хлопец с чемоданчиком.
— Ах, да-да, конечно, проходите! — Лидия Соломоновна окинула гостя отсутствующим взглядом, мельком успев отметить, впрочем, сходство с любимым некогда Есениным, неопределённо махнула рукой в сторону ванной, вернулась в кабинет и снова углубилась в статью.
— Готово, хозяйка, принимайте работу!- отрапортовал прямо над ухом приятный баритон.
-Что? А, деньги там, в прихожей, на тумбочке, возьмите, пожалуйста, — не отрываясь от пишущей машинки, бросила она.
— Ага, спасибо... И что, вы всё это прочитали? — удивлённо присвистнул гость, оглядывая бесконечные книжные стеллажи.
— И даже кое-что написали. А что в этом необычного? — профессорша приспустила очки и из-под них взглянула на собеседника.
— Да смотрю, тут не только на русском... Интересно!
— Интеллигентный человек должен знать хотя бы два иностранных языка! — назидательно отчеканила жрица науки и попыталась сосредоточиться на написании труда. Но назойливый сантехник, похоже, уходить не собирался.
— Чайком не угостите? — вдруг спросил он.
— Да, там, на кухне. И в холодильнике, сами найдёте, — и неприветливая хозяйка, облегчённо вздохнув, вернулась в мир формул и синтеза.
— Кушать подано! — предерзкий тип стоял на пороге кабинета с полотенцем, перекинутым через руку, и невыносимо торжественным выражением лица, угодливо изогнувшись. Лидия Соломоновна хотела было рассердиться — до сдачи статьи оставались считаные дни, но не смогла подавить смешка, да к тому же, вдруг почувствовала, что и вправду зверски проголодалась.
— Чёрт с вами, пойдёмте!
Кухня приятно поразила. Скопившаяся за несколько дней груда посуды была перемыта, стол радовал вполне эстетично расставленными тарелочками с тонко нарезанными докторской колбасой и сыром, в закрытой сковороде вздыхал пышнейший омлет, а на плите закипал отдраенный чайник.
В профессорской семье никогда не создавалось культов. Ни еды, ни чистоты. Здесь царили иные ценности — духовные. И удивительно тёплая дружеская атмосфера, чем хозяева небезосновательно гордились. И они сами, и их частые гости чувствовали себя весьма комфортно в этом «творческом бардаке», как добродушно именовалось хроническое состояние дома. Иногда приходила мама Лидии Соломоновны, горестно воздевала руки, поражаясь безразличию дочери к быту, затем приводила квартиру в порядок, изредка даже подключая внуков, и покидала её с чувством выполненного долга. Лидочка только пожимала плечами, не видя никакого смысла в материнских усилиях.
Поэтому удовольствие, которое наша героиня испытала при взгляде на чистую кухню и красиво накрытый стол, немало удивило её саму.
— А это откуда? — кивнула она на салат. — Вроде овощей я не покупала.
— Отсюда, — указал добровольный помощник на чемоданчик. — А если точнее, с огорода. Прихватил вот на тормозок. Да вы садитесь! Кстати, меня Александром зовут. Можно Саша. А вас?
— Защитник, значит? — и добавила ехидно: — Спасибо за приглашение! А я Лидия. Лидия Соломоновна.
— Ух ты! Это вашего папу зовут, как библейского царя? — парировал гость.
— Надо же, какой нынче сантехник образованный пошёл! Да ещё и домовитый, — усмехнулась хозяйка.
— Я просто читать люблю, — не обиделся Саша. — А делать всё умею, потому что дом на мне с детства — мама работала с утра до вечера, а денег на разносолы не было. Потому и учиться не пошёл, помогать надо было. После восьмого класса — в фазанку.
— У меня всё совсем по-другому было, — задумчиво протянула Лида.
Ей почему-то было весело, легко и интересно с незнакомцем, и это удивляло. Лидочка выросла в очень интеллигентной семье, где снобизм справедливо считался проявлением мещанства. При этом негласно существовало понятие «своего круга», которое никоим образом не культивировалось, просто с самого детства её окружала исключительно научно-творческая элита.
И темы общения были соответствующими: народ, толпившийся на их маленькой кухне, мог до хрипоты ночь напролёт спорить о методах решения уравнений и доказательствах теорем, очередном научном открытии, о литературных и киноновинках, о последних театральных постановках. Тут же что-то непонятное. Вот ведь, казалось бы, и поговорить не о чем, а беседа так приятна... И ей уже вовсе не хочется, чтобы закончилась и чтобы он ушёл наконец-то, оставив её наедине с вычислениями и выводами.
— Лидия Соломоновна, а давайте накатим за знакомство!
— Что сделаем?!
— Ну, выпьем по маленькой. У меня с собой есть! Да нет, вы не подумайте, я не алкоголик — от благодарных клиентов, — и он извлёк из чемоданчика бутылку «Арагви».
— Разве что по маленькой... — сдалась она.
— А давайте на брудершафт? — осмелел Саша после того, как тарелки опустели полностью, а бутылка на треть.
— А давайте! — лихо махнула рукой профессорша.
Он коснулся её неожиданно нежно и трепетно. И губы его были сухими и тёплыми. И запах от него исходил очень приятный, мужской. По всему телу разлилось какое-то неведомое ранее блаженство, и она с ужасом поймала себя на мысли, что теперь хочет только так, только с ним, с этим странным сантехником. Что больше не сможет отвечать на мокрые поцелуи лучшего в мире умнейшего Кашеньки, не позволит обнимать себя его потным рукам...
— Лида... Лидочка, я, кажется, влюбился... С первого взгляда... — его хриплый голос на мгновение вывел её из забытья.
— И я... я тоже. Неужели так бывает? — пролепетала звезда советской науки.
— Марик! Марик, за что она так со мной?! Чего ей не хватало?! Почему?! — Аркадий Моисеевич рыдал на плече у друга семьи. Они сидели в лаборатории Марка Давидовича. На столе живописно расположились наполовину опорожнённая колба со спиртом и две мензурки. Натюрморт дополняли зельц и полиэтиленовый пакет с винегретом. — Представляешь, я приезжаю, счастливый — прямо летаю! Мою концепцию эффекта контраста на ура приняли. А она замок в дверь своей комнаты врезала! И говорит:
«Кашенька, прости, милый, я полюбила другого!» Как в дешёвой мелодраме... Сначала думал, это Казанский с органики своего добился — он давно к ней неравнодушен, я видел. Но Лида, Лида-то какова! Она же дальше своего синтеза никогда ничего не видела! А тут... сантехник! Ты представляешь?!
Нет. Ни Марк Давидович, ни кто-либо иной и представить себе ничего подобного не могли. Речь шла не только о внезапном распаде идеальной семьи, но и последующем чудовищном мезальянсе. Разговоры о том, «что станет говорить княгиня Марья Алексевна», не смолкали. Княгиня посерчала, конечно, и к начальству Лидию Соломоновну не раз вызывали, и о том, какой пример неокрепшим студенческим душам подаёт, вещали, и даже из партии исключить грозились. Но пронесло: заслуги перед наукой оказались важнее. И даже самые суровые судьи не могли не отметить, как расцвела и похорошела профессор Л.С. Бронштейн.
Торжество, посвящённое бракосочетанию Лиды и Александра, было скромным. И многие из присутствовавших, прежде чем прийти, выдержали нешуточную борьбу с собой: не хотелось обижать Аркадия Моисеевича, но ведь и Лидия Соломоновна тоже их друг, хоть и некрасиво поступила, ох, некрасиво! Слушайте, да что же там за сантехник, что она на такое решилась?! И сила любопытства одерживала убедительную победу над робкими потугами рассуждений о дружбе и солидарности.
К концу вечера скептически поджатых губ и косых взглядов не осталось — Александр очаровал всех.
— А он мил, очень мил! Лидочку, пожалуй, можно понять. Такой открытый и непосредственный, — ворковали дамы в кулуарах.
— Отличный парень! — пришли к единогласному мнению мужчины, во время перекуров получившие от жениха несколько дельных рекомендаций по техническим вопросам.
Когда же под занавес Саша, остававшийся самым трезвым, взял гитару и запел, чем покорил почтеннейшую публику окончательно, индульгенция Лиде была подписана.
Родители новобрачной, стоически пережив скандал, смирились с выбором дочери. А после того, как новый зять сделал ремонт в их квартире, выложив кафелем кухню и ванную с туалетом и сменив сантехнику, он стал полноправным членом семьи и самым желанным гостем.
Зализав раны, Аркадий Моисеевич тоже вскоре устроил свою судьбу: он перевёлся в столичный НИИ и женился на прелестном юном существе — лаборантке вверенной ему кафедры. У Лидии Соломоновны после известия об этом радостном событии как гора с плеч свалилась.
Через несколько лет уже знакомый нам Марк Давидович навестил молодожёнов. Гостя традиционно принимали на кухне. Совершенно счастливая Лидочка с сияющими глазами сидела на коленях у своего любимого сантехника и болтала без умолку. Впрочем, нет, это был уже не сантехник, а инженер проектного института. По настоянию жены Саша закончил вечернее отделение политехнического, и теперь, по её же уверениям, отечественные коммуникации находились в надёжных руках...
Ольга Меклер
