Татьяна Михайловна сидела за двором на лавочке, поджидая приезда внуков. К встрече она уже приготовилась: встав с утра пораньше наварила и напекла разных «вкусняшек» зная, кто и что больше любит.
Зять привезет их только на две недели, а потом увезет вместе с новой женой, на море.
Хоть и маловато для нее две недели общения, но море — это здорово, сама она ни разу там не была и уже не удастся побывать. Улыбаясь своим мыслям, она представила как они будут там плескаться и бегать наперегонки.
Потом воспоминания стерли таки с ее лица улыбку, удвоив сеточку морщин возле глаз, но совсем загрустить не дала машина зятя, появившаяся из-за поворота соседней улицы.
Выскочив из машины с криком: « Бабушка...бабушка...мы приехали», — погодки Катя и Миша бросились ее обнимать, искренне прижимаясь к ней своими тельцами. Татьяна Михайловна не позволила себе дать слабинку и сумела удержать, хотевшие было выступить, слезы.
Еще чего, новая жена зятя увидит и что подумает: сидит тут рохля нюни пускает, да еще скажет, что с детьми не управлюсь и зять не оставит их, пусть даже и на две недели. Ну нет уж, не дождетесь.
— Ну здравствуй мама... как ты тут... вот привезли тебе, чтобы скучно не было. А с ними не заскучаешь, поверь я знаю что говорю... — нагнувшись, Игорь приобнял ее за плечи и по-родственному, прижался щекой к ее щеке.
— Да сойдет ... бегаю покаместь еще... — проговорив, Татьяна Михайловна перевела взгляд на машину из которой выходила Зоя с полуторагодовалым мальчонкой, держа того за руку.
У нее от напряжения даже спина заболела, ребенок-то совсем чужой ей, не родной ни капельки, не так как эти, свои и любимые.
Это была их первая встреча, она знала, что зять женился, да у нее был с ним разговор на эту тему, но видеться с его женой еще не доводилось.
Татьяна Михайловна немного растерялась, забыв все уроки подготовки к этой встрече. Ей почему-то хотелось понравится молодой женщине, мол, пусть знает какая она и что зять ей, как сын был, есть и будет.
— А ну, детвора, сели на скамейку... а то облепили бабушку, как мухи пряник. — смеясь, Игорь присел рядом.
Зоя не дойдя до скамьи, остановилась в нерешительности, тоже немного пугаясь первой встречи.
А пацаненок, выпростав свою руку из мамкиной и косолапя, как медвежонок, направился прямо к ней.
— « Баба... баба...»- обхватив ручонками ее ногу и старательно заглядывая ей в глаза, поднимал свою ножку, желая залезть ей на колени.
Взгляд мальчонки заворожил Татьяну Михайловну, сковывая все ее движения и она не отрываясь смотрела в его глазенки, так напоминавшие ей, почему — то, глаза умершей дочери.
А теперь с самого начала... У ее родителей было четверо детей, четверо дочек, ну не дал им Бог почему-то сыновей.
Трое из них были красавицами, все в мать и только Татьяна была вылитая бабка Меланья, мать отца.
Такая же высокая и костлявая, будто впроголодь держали, да еще с длинным тонким носом, как она сама шутила: " Я, на бабку — ёжку в молодости похожа . "
Правда от этой шутки ей хотелось горько плакать, сетуя на свой вид и свою судьбу. Стесняясь высокого роста, она сутулилась, вбирая по-молодости голову в плечи, а привыкнув так и осталась ходить с небольшим наклоном вперед.
Единственным аргументом у нее были длинные шелковистые волосы, каких не было у сестер и, что вызывало у них глубокую зависть.
Татьяна ходила с подругами в клуб на танцы, или когда фильмы привозили, но назад же шла почти всегда одна, подруги находили себе провожатых, а на нее никто не обращал внимания.
И однажды, шагая в гордом одиночестве она мысленно решила, что у нее будет самый лучший и самый красивый, муж.
Она еще докажет всем своим подругам, что не только в красоте счастье, а есть еще и другие факторы, понадежнее и по жизненней.
А осенью, в колхоз приехала автоколонна военных на уборку зерновых, так было каждый год. Но эту осень, в чем Татьяна была уверена, она зацепит сердце самого — самого и выйдет за него замуж.
За искрило в сердечках у сельских девчат, не знали какое платье надеть, чтобы закадрить себе жениха, все перебирали в поисках лучшего. Только Татьяна ходила загадочно улыбаясь своим мыслям, не разрешая никому себя провожать.
Не разрешала потому, что уже приметила того, кого надумала сама себе и ждала с ним встречи.
Она похорошела от своих мыслей, спина выпрямилась изменив походку, стала ходить с распущенными волосами, закалывая их немного сбоку красивой брошью. Улыбка красила ее лицо, а глаза, которых раньше никто не замечал какого они цвета, светились изумрудом счастья.
Тот самый был высокого, под стать ей, роста, светлые коротко подстриженные волосы напоминали ей белого ежика, видела она такого когда-то в журнале.
Тогда она еще сильно удивилась, мол, разве бывают такие.
А теперь твердо знала, что бывают, вон стоит ее «ежик» возле радиолы, перебирая пластинки.
Найдя нужную, он неспеша заменил ее и плавно опустил иглу.
Любимая мелодия « Серебряной гитары,» бальзамом разлилась по ее душе, она обожала эту музыку и слова этой песни. Поправив, ловким движением, ремень гимнастерки он направился через все фойе, прямо к ней.
— Разрешите пригласить...вы танцуете... — и не дожидаясь ответа, взял ее за руку.
— Да... я люблю эту музыку... и танцевать люблю. — она смело, будто знала его сто лет, положила руки на его плечи.
Его звали Костей, и был он самым красивым изо всех прибывших военных, а может ей только так казалось, и танцевал он все танцы только с ней. В разговоре они не подыскивали очередные слова, не думали что сказать, а разговаривали свободно, буднично.
Он много шутил, умело рассказывал интересные истории, а она искренне смеялась, каким-то новым смехом, счастливым смехом.
Месяц пролетел незаметно, одним днем пролетел. Они встречались каждый день, им не скучно было вдвоем, но ожидаемое расставание все чаще и чаще заполняло грустинкой ее зеленые глаза.
— Татянка, так он по смешному называл ее, не грусти...помни мои поцелуи и жди меня... тут служить-то осталось всего ничего, каких-то полгода... пролетят они и не заметишь... а я обязательно приеду и увезу тебя к себе...знаешь какие у меня родители хорошие...все у нас будет хорошо...ты только жди.
«Ежичек ты мой родненький, да куда же я теперь без тебя, прикипела ведь, как накипь на чайнике.»- но так она только думала, а вслух не могла сказать, робела.
Однажды его ласковые поцелуи чуть не довели ее до греха, помутился у нее разум, и пропал, одно сердечко только бухало, разбивая душу на осколки.
Но Костя сумел вовремя остановиться, и глядя на нее горящим взглядом, произнес с хрипотцой: " Все Татянка, мне бежать надо, про дела чуть не забыл... " , — и ушел не оглядываясь, а после говорил, что боялся оглянуться и снова вернуться к ней, боялся обидеть.
Письма от Кости приходили чуть ли не каждый день, а в них великие планы на их дальнейшую жизнь, даже имена детей придумали: он для сына — Сергей, она для дочери — Людмила.
Так все и вышло, как они планировали. Отслужив Костя приехал сначала к ней, потом повез к родителям, которые радушно ее приняли.
Сыграли свадьбу, родили первенца Сережку а потом Людмилку, и совсем ничего не предвещало беды, но счастье длинным не бывает, как не береги его
Раковая опухоль в голове, за считанные месяцы, унесла дочь из жизни. На возмущения врачей, что поздно обратились, она лишь беспомощно раскрывала рот стараясь сказать, что они и сами-то были не в курсе.
Терпела Людочка адскую боль не желая расстраивать близких, терпела, пока однажды не потеряла сознание на работе и скорая увезла в больницу, где все и выявилось.
Игорь оформив отпуск ни на шаг не отходил от нее, не доверяя никому и весь уход за дочерью был на нем. Она до глубины души была благодарна за это зятю, ибо дочь покинула мир, видя только любовь и заботу.
За время болезни дочери Игорь стал ей как сын, да не как, а просто сынок, по другому она его и не называла.
Горе сблизило их, а не удалило друг от друга, хотя бывает и так: разбредутся родственники по своим норкам и горюют, сходят с ума в одиночестве.
Каково же было ее удивление когда, примерно через полгода, он заявил о женитьбе на другой женщине.
Жил он с родителями, они во всем помогали ему с детьми, а на лето она брала внуков к себе, желая как-то притупить боль утраты, занимаясь с ними.
Заявление зятя ошарашило ее, она даже не придумала что ответить, только заморгала часто, прогоняя набежавшие слезы.
— Как же так, сынок...ведь только полгода прошло...а у тебя уже другая..., — она тщательно подбирала слова, стараясь не наговорить грубостей и обидеть зятя.
— Ну я понимаю...ты молод, но не жениться ведь сразу... а как же дети...вдруг не примет их... — слезы уже произвольно, сами по себе, бежали по ее щекам, солено касаясь ее дрожащих губ.
— Мама...Зоя хорошая женщина...вы познакомитесь и ты сама все поймешь... — разволновавшись Игорь хотел приобнять ее, как бы успокаивая, но она отвернулась от его рук, выражая всем видом несогласие с ним.
Так они впервые разошлись во мнении, ссора-не ссора, но чувство отчуждения и непонимания все таки проскользнуло меж ними.
Игорь приезжал как и раньше, хотя теперь и не так часто, привозил детей погостевать и чуть погодя приезжал за ними мотивируя, что они скучают за ними и им без них плохо.
" Ну как же, — думала она, — особенно чужой тетке плохо без ее внуков...как же...особенно ей...
Вжившийся в душу червячок буравил ее, заставляя считать правдивыми ее мысли и понимание происходящего.
На приглашение на вечер — свадьбу, она не ответила, так как считала предательством дочери и любимых внуков.
Следующий год общения прошел меж ними натянуто, хотя она старалась угодить зятю, как и прежде, видя боль отчаяния в его глазах, но получалось « как-то не очень» или « ну что же это я дура делаю».
Потом все как-то пригладилось: внуки приезжали довольные мамой Зоей, величать так их никто не принуждал, сами стали, видать она и впрямь не такая уж и плохая.
А там дед заболел и слег, доставая ее своими разговорами о примирении, о том, чтобы не осталась одна, как ветер в поле со своим упертым характером.
И что жизнь-то, мол, продолжается и надо жить, а не обиды копить грузом себе на старость.
Несколько дней подряд ходила она к дочери на могилку и разговаривала, прося совета и правильного решения.
А потом приснился ей сон, мол, идет Людочка под руку с молодой женщиной, и такие обе веселые, счастливые, прямо загляденье.
Остановившись, не подходя близко к ней, Людочка сказала, чтобы она не обижала новую маму ее внуков, что она сама очень скучает по ним, но тут, мол, нельзя о них грустить, ибо им там, на земле, будет очень плохо.
Да ей тут и не скучно, что скоро она будет не одна, мол, отец прислал письмо, что первым самолетом вылетает к ней. Сказала — и пропала.
Резко проснувшись ото сна, она вскочила протягивая руку до стакана с чаем, стоящего на тумбочке на всякий случай.
Выпив его залпом, не ощущая, ни запаха, ни вкуса, она вновь упала на подушки, переосмысливая приснившееся.
Так и вышло: дед промучившись еще неделю, улетел первым утренним рейсом к дочери, оставив ее одну со всеми ее нажитыми, ею же, проблемами.
Игорь тогда сильно помог с похоронами, она и поныне благодарна ему, тут тот вещий сон, да еще и страх за себя, вдруг и впрямь теперь осталась одна, совсем подкосили ее и помощь Игоря была очень кстати.
На похороны он приезжал только со внуками, новой жены не было, так как недавно она родила зятю еще одного сына.
После, провожая зятя и внуков домой, она попросила у Игоря прощения, мол. не обижайся на нее, просто пойми, и в следующий раз приезжайте все вместе, она будет только рада.
Татьяна готовилась к приезду, чего уж тут скрывать, и так и этак перебирала слова, какие скажет Зое. Ну что-нибудь хорошее она скажет, только вот как мальца на руки взять, что-то не ушло из ее души, он мог и дочкиным быть сыном, если бы, да не абы.
А малыш, смешно карабкающийся на ее колени, враз переписал весь ее сценарий по-своему.
— Баба... баба...на... — деловито усевшись , он разжал свой кулачек и протянул к ней ручонку с раскрошенной печенюшкой.
Подхватив его на руки, в порыве нежности прижимая к себе, Татьяна дала волю новым словам, совсем не по придуманному замыслу, а тем, что лились из души, очищая ее этим и омолаживая.
— Да что же мы уселись и сидим... Зоя, детки...сынок, проходите во двор... там под яблоней стол накрыт и стынет ведь поди все... проходите... проходите...
Автор: Марина Каменская-77
