Как-то, решив побаловать себя жареным петушком, я взял топор и, поймав во дворе моего Петю, положил его на пенек; но, едва замахнулся, тот, видимо, почуяв неладное, замахал крыльями и, вырвавшись из моей руки, дал стрекоча. Однако не успел я сделать и нескольких шагов, как появившийся невесть откуда Ванька-дурачок, прыгнув, словно кошка, схватил петуха и помчался прочь…
Это был немой душевнобольной подросток, от которого врачи-психиатры давно отказались. Мол, вылечить его нельзя, а держать в стационаре – зря продукты переводить. Среди односельчан он ''славился'' тем, что нередко воровал у них всякую живность. Его и стыдили, и милицией пугали, — все бестолку! В конце концов терпение людей настолько иссякло, что многие из пострадавших от дурака стали всерьез угрожать Агафье расправой над ее ''непутевым'' отпрыском.
Вот и я, не на шутку разозлившись, решил воришку проучить. Тем более, что петух был у меня единственный, а в чем-либо себе отказывать я не привык…
По пути встретил двух своих соседей, которые, узнав о случившемся, взялись пособить мне в поимке беглеца.
— У меня недавно старуха утенка раздавила, — сказал Семен, — я и решил его псу скормить, не пропадать же добру. Так пока ходил в избу за сумкой, Ванька моего желторотика хвать — и в овраг!..
— Он и кошатиной не брезгует, — отозвался Илья. – В прошлом месяце вышел я в огород кота порешить: он какую-то заразу подхватил и начал по углам гадить… А у меня с похмелья руки тряслись. Пальнул – лишь брюхо ему распорол … Гляжу – катается Барсик по земле, орет… Пошел я за патронами. Возвращаюсь – Ванька его уже в охапку, и только пятки засверкали…
— С этим, мужики, — говорю я, — надо что-то делать. Разве не обидно? Пока пашешь с утра до вечера, семь потов спустишь! А этот за счет чужого добра хочет прожить!..
— Может, и грешно так говорить, — промолвил Семен, — но неужели нельзя идиотов еще в материнской утробе распознавать и не давать им на свет появляться? Ведь эта братия – огромная обуза для государства! Даже убийцу и насильника можно заставить работать, а от дурака пользы – как от козла молока!
— И уже родившихся не зазорно того..., — вспыхнул Илья, — все одно ничего не поймут, а значит, не осудят!.. Почему бы, например, нашему Ваньке не впрыснуть хорошую дозу снотворного? Заснет парень сладко – и никаких страданий ни ему, ни окружающим…
Узнав от нашего пастуха Василия Кондратьевича, что сорванец помчался в сторону заброшенной охотничьей сторожки, мы направились туда… И вскоре возле избушки, в кустах репейника увидели воришку (его приспичило).
Взяв длинный прут, я незаметно подкрался к паршивцу сбоку и саданул его по рукам (слышал, таким образом в нашей деревне раньше наказывали за воровство). Ванька взвизгнул и вместе с петухом кинулся было наутек; однако увидев, что мужики его окружили и убежать ему не удастся, сорванец внезапно подбросил петуха кверху. Тот взлетел на ветку сосны.
Дурачок стал размахивать перед ним руками: мол, улетай!
— Ты что, — прошипел я, — ни себе, ни людям?!
И сделал шаг в сторону моего Пети. Но Ванька схватил лежавшее рядом полено и, громко замычав, замахнулся им на меня.
Я отпрянул.
— Тебе башку разбить?! – крикнул Илья, подняв с земли увесистый камень.
И вдруг из сторожки выбежал его кот, у которого зеленкой было густо замазано простреленное брюхо; а вслед за ним заковылял хромой Семенов утенок с перебинтованной лапкой.
Мы остолбенели…
А дурак взял на руки перепуганного Барсика, крепко прижал его к своей груди и, источая обильные слезы, надрывно захныкал:
— У-у!..
Автор: Владимир Кузин