Наверное, все ели конфеты из красивой коробки с изображением возлежащей на кушетке дамы, которая только свесила ручку, как к ней приклеился кавалер? Все ели. А кто вырезал эту картинку и вешал на стену? Моя бабушка.
У печки, в окружении чугунков и банок, на стенке всегда висела эта картинка с коробки. Бабушка ее протирала тряпочкой и разглядывала, как в музее, в котором она никогда не была. Иногда, будучи не в духе, усталая бабушка, замешивая тесто, строго отчитывала даму с коробки:
«Ох ты, шельма, развалилась на подушках-то. И не стыдно, тунеядке. Взяла бы лучше тряпку да гнала бы в шею всех кавалеров. Лучше б вона пирогов напекла аль щей наварила. А то ляжит. Ишь. Срядь бела дня, стыдоба. А на башке-то гняздо навинтила, чай в парикмазерской химяю делала. Прям как у Дуськи прическа-то, у продащицы. А кавалер-то ни рыба ни мясо. Неуж нормального мужика не могла найти».
И так, побухтев, бабушка сама варила щи или пекла пироги. Если настроение у бабушки было хорошее, то и дамочке перепадало бабушкиного одобрения. В этом случае ее хвалили за чистое нарядное платье – правильно, чай, сама шила-стирала. Мы с Аленкой никогда не могли сойтись во мнении, что происходит на картинке. Аленка была уверена, что бедная тетя умирает, и дядя держит ее за руку и просит прощения.
— За что прощения-то?
— Ну мало ли за что. Может, он зарплату потерял, и у нее разрыв сердца от этого. Или чашку разбил.
— Да неет, она, наверное, болеет, и он ей пульс щупает. И говорит: «У вас пульс уже пятьсот ударов, вам надо лежать». А она отвечает: «Я и так лежу». Видишь, и название – «Визит». Это когда врач приходит. Когда умирают – не визит.
Бабушка же считала, что «девка, чай, весь огород перепахала, раз завалилась средь бела дня». А мужчина, значит, ее усовестивает, чтобы она не позорилась и не валялась на кровати. Озвучивая эту сцену, бабушка отвечала мужчине словами бедной женщины: «Ох, штой-то я нынче не валдашная. Валандаюсь-валандаюсь, а ничаво не сделала».
Мамы, слыша наши инсценировки и споры, смеялись: «Да ну вас! Наверное, ей руку и сердце предлагают». И бабушка, и мы с Аленкой вытаращивали глаза от такого предположения. Я говорила: «Ну вот, точно больная. Руку и сердце ей пересаживать надо». А бабушка кипятилась: «Да на што ей яво руки да сердце?! Такого стригулиста и даром не надоть».
Стригулист – было самое страшное определение в устах бабушки. Мы с Аленкой удосуживались этого ругательства за самые разрушительные хулиганства. И оставалось только гадать, что натворил этот приличный на вид дяденька: может, бегал, где не надо или сломал чего.
Но что неизменно вызывало наше восхищение и бабушкино осуждение – макияж этой лентяйки. Бабушка была уверена, что так размалевать можно только пугало огородное.
А мы с Аленкой молчали, потому что собирались так же размалеваться, когда вырастем.
Однажды маме дали журнал «Бурда». На один день, потому что очередь. И мама до полуночи срисовывала выкройки. А мы с Аленкой разглядывали, как красиво раскрашены все тетеньки, прямо как на коробке. Как раз недавно маме подарили коробку косметики «Тет-а-тет». Мама ею почти не пользовалась, и нам не давала. Но мы все равно доставали коробку, нюхали тени и лизали помаду, как леденец. Аленка уверяла, что она пахнет макаронами с тушенкой, но до меня явственно доносились нотки «Мишки на севере». Когда никого не было дома, мы достали косметику и начали наводить красоту.
— А какой тенью глаза мазать? Синим или зеленым? — задумчиво ковырялась в коробке Аленка.
— Давай один синим, второй-зеленым.
— Ой, какие у нас губы маленькие, надо помадой нарисовать побольше.
И мы рисовали чувственную линию рта почти до носа, плавно переходя на щеки. Наш мейк-ап затмил собой Марфушеньку в фильме «Морозко», и мы остались очень довольны. А чтобы зря не пропадать такой красоте, мы решили пройтись по деревне. Как всегда, когда нам хотелось быть прекрасными дамами, мы вырядились в бабушкины комбинации и отправились гулять. Первой нас увидела соседка баба Галя:
— Ой, батюшки светы! Святые угодники! Хто это?
— Это мы, теть Галь.
— Ааа, понятно. Вы в клоунов что ль играете?
— Нет. Мы в красоту играем.
Ванька с Колькой оценили нашу боевую раскраску, решив, что мы вышли на тропу войны, и тоже побежали за маминой помадой. Их мы тоже сделали красивыми, как нас. А потом мы все попали под дождь, и наши лица стали точь-в-точь, как маски инков. Стоит ли говорить, как мы устали бегать и пугать людей, а все ахали при виде нас. Придя домой, мы с Аленкой свалились от изнеможения на кровать.
— Все-таки она просто устала, — сонно пролепетала Аленка.
— Кто? — еле шевеля языком, спросила я.
— Тетя с коробки. Красилась, бегала-играла… и устала.
— Аа… Ну да. От того и померла...
Автор: Наталья Пряникова
