– Батюшка, возьмите Дениса к себе на приход! Мы ничего сделать не можем. Он нас не слушает. Уже неделю пьёт.
Голос в телефоне звучал взволнованно и тревожно. Отец Григорий пытался на ходу сообразить, что сказать, на что решиться. Никакие советы и доводы слушать на другом конце «провода» не хотели, да их у батюшки особенно-то и не было, а придумать, что делать с Денисом, если его привезут на приход, заранее было невозможно.
– Ну хорошо, – согласился батюшка, хотя ничего хорошего от этой затеи не предполагал.
За все годы знакомства пьяным Дениса он не видел ни разу. Жил этот сорокапятилетний одинокий человек на другом приходе, где раньше служил отец Александр, который и познакомил их. После неожиданной смерти своего батюшки Денис потерял не столько покой – его и раньше душе недоставало, сколько себя.
– Отец, ты меня прости, – горячо каялся Денис, понимая, что приехал к малознакомому батюшке в непотребном виде.
Тем более, вовсе и не приехал: привезли и выгрузили как мало к чему пригодную тару.
– Что же босиком-то? – упрекнул отец Григорий симпатичную блондинку с напряжённым лицом, которая сопровождала Дениса. – Ботинки-то почему не взяли?
– Так быстро собирались, что не успели собрать его, – смутилась спутница. – Боялись, что передумает и откажется ехать.
По большому счёту, отцу Григорию было всё равно, в ботинках ли был Денис или без. Его недовольство было связано с самой идеей «подбросить» ему Дениса: на, батюшка, занимайся несчастным, а мы умываем руки! Но хоть доволен ты, хоть недоволен, деваться тебе, батя, некуда. Не прогонишь же бедолагу, для которого ты… ну или твой приход – последняя надежда.
– Найдите ему какую-нибудь обувку, а мы привезём…
Водитель из машины даже не выходил, и женщина юркнула на переднее сиденье, чтобы туда не успел водрузиться вдруг передумавший оставаться Денис. И потому же – быстрее уехать.
Но он и не передумывал. Наоборот, очень хотел остаться, поскольку верил: помочь ему может только отец Григорий.
– Не бросай меня!.. Ты мне вместо отца Александра… Мне с ним было очень хорошо. Классный был батя!.. Теперь у меня никого не осталось. Не бросай меня!
– Не собираюсь я тебя бросать, – перебарывая неловкость, отвечал отец Григорий. – Живи тут. Но тебе придётся слушаться меня.
– Я на всё готов. Только не бросай…
Отец Григорий вынес старенькие, с истончившейся подошвой, кроксы. На дворе стоял уже август, причём далеко не жаркий, и батюшке не хотелось, чтобы гость ещё и простудился.
А летом в тёплые ласковые дни отец Григорий сам любил бродить босиком. Выходил из дома на рассвете, брёл по росистой прохладной траве, подвернув брюки и подрясник. Молитва в эти минуты была чистой, как воздух, и прозрачной, как роса. Не было в душе батюшки ни житейских попечений, ни каких-то меркантильных просьб, порой не было и самих слов, но душа, которая чувствовала Бога, говорила с Ним своим бессловесным способом. И через пробуждающуюся природу Бог тихим дуновением отвечал.
Из-за леса, погружённого в молочный туман, пробивались солнечные лучи, птицы затевали утреннюю многоголосую перекличку, мокрая трава покалывала босые ноги и всё-всё, что окружало бредущего по полям Божия служителя, наполняло его дух. Возвращаясь через протянувшееся между лесом и рекой поле, отец Григорий радовался детской радостью, когда вдали, на горизонте вдруг появлялся крест колокольни, потом блиставшая в первых солнечных лучах золотистая луковка, а затем вырастала вся колокольня и за ней – храм. Неужели земля в самом деле круглая? – улыбался сам себе батюшка. – Может, она ещё и вращается вокруг Солнца, а не наоборот?.. Дивны дела Твои, Господи!
Денис был похож на живой труп, как каждый человек, растерявший благодать Духа. Требовалось помочь ему: прежде всего, остановить потерю, а потом создать условия для наполнения. Дух дышит, где хочет, и голос его слышишь, а не знаешь, откуда приходит и куда уходит… Теперь-то, после пришествия Спасителя, знаем откуда. Как говорят святые отцы, надо только иметь решимость.
– Отец, ты по-о-о-пойм-м-м-и-и-и… – в трезвом виде Денис никогда не заикался, видно, его просто корёжило и это проявлялось в его речи.
Из сбивчивых, значительно удлинённых из-за заикания фраз отец Григорий понимал, что надо несчастному поправить здоровье. И делается это никак иначе, кроме как принять сто грамм, которые требовалось налить. Это было для батюшки не внове. Более того, он знал, какие последствия могут быть у запившего человека, если он не получит в нужный момент пополнение отравой. По меньшей мере, могла начаться белая горячка, по большей, – наступить смерть.
После недавнего приезда гостей у отца Григория оставалось полбутылки водки. Он с лёгким сердцем дал её Денису, который обещал сидеть тихо, по селу не колобродить и выпивать помаленьку.
На следующий день просьба с заиканием повторилась, но за отсутствием водки в ход пошёл медицинский спирт. И на третий день тоже.
Иногда на стук в дверь выходила матушка Ксения или кто-нибудь из новых гостей – приехал племянник матушки с семьёй. По дому бегали дети, играли в мяч, батюшка пробирался между ними и вёл на крыльце переговоры о количестве спиртного. Он понимал, что Денису без лечебных доз не выбраться, и шёл на эти подачки с пониманием, без недовольства.
Денис с каждым днём свежел, заикался всё меньше, но больше и больше задумывался о себе, о жизни и своём месте в ней.
– Отец, не знаю, что делать… Запутался я совсем!..
– Ты ведь много лет в рот не брал? – отец Григорий видел, что Денису трудно решиться на откровенный разговор, и намеренно отводил его от главной темы.
– Да, когда отец Александр был у нас, я совеем не пил. И при отце Феодосии тоже. Я попал на приход, когда там игумен Феодосий служил. Ты знал его?
– Нет, только слышал.
– Отличный батя был. Молитвенник! Благодаря ему я церковным стал. Раньше я же к церкви совсем никак… А теперь в миру не могу. Приезжаю к матери в город и больше двух дней находиться там не могу… Дочь сама ко мне приезжает. Взрослая уже.
– А развелись почему?
– Из-за меня. Пил, гулял – всё было. Ужас какой-то! И опять я запутался. Не понимаю…
– А отец Александр что тебе говорил?
– Говорил: живи, как живёшь. Признай свои немощи перед Богом. Смирись. А как смириться?.. Я себя ненавижу порой!
Денис высказывался настолько, насколько мог, уходил, получив уже совсем малую дозу, и через какое-то время или на следующий день приходил опять.
Дети племянника всё также предпочитали играть дома. Бегали, прятались, устраивали под столом жильё, а в коридоре – футбольное поле.
– Идите в сад, – уговаривал их хозяин. – Посмотрите, какой там простор! Погода сегодня хорошая – дождя нет. Играйте там, во что хотите. А здесь же развернуться негде. В футбол дома не играют…
Дети не возражали, но и не уходили. Нужен был человек, который вывел бы их из домашнего «плена». Как всегда, эту роль брала на себя матушка Ксения.
– И что батюшка возится с этим Денисом? – удивлялась жена племянника. – Столько время теряет!..
– Ну как же, – объясняла Ксения, – несчастный человек пришёл. Иерейский долг – помочь ему.
– А что ему помогать?! Это человек, который живёт в своё удовольствие. Любит только себя…
– Ты, Анечка, возможно, не лишена прозорливости, – уговаривал матушка, – но в том-то и дело что человек мучается. Ищет выхода. Может, в результате он будет лучше понимать самого себя. А значит, и изменится.
– Никогда не видела, чтобы человек в результате разговора, изменился в лучшую сторону.
– Дело, конечно, не в разговоре. А в благодати Божией, которая только и даёт силы человеку…
Батюшке хотелось и в тишине побыть, почитать, и посетителей принять: то рабочие, красившие ограду, зайдут, то о крестинах договориться, то Денис… Когда матушка уводила гостей на речку, отец Григорий немного приходил в себя и поговорить им удавалось более содержательно.
Посвежевший Денис с каждым разом открывался больше, упоминал о некоторых подробностях и сам понемногу успокаивался. Хотя проблемы его от этого не разрешались.
– Запутался я, – вновь, но уже без надрыва, говорил он. – Эта женщина, которая приезжала сюда, любит меня…
– А ты её?
– Понимаешь, мне нравится с ней посидеть, кофе попить, поговорить… Но мне никто не нужен! Я никого не люблю, кроме себя! – начинал он рвать себе душу. – Никого!.. Мне никто не нужен!.. Такая я скотина… Только пользуюсь… Только себя люблю!..
– А жениться, не думал?
– Нет, не могу. Не хочу!.. Мне нравится другая. Она замужем. Её тоже Алёна зовут… Я понимаю, что между нами ничего не может быть, но в разговоре невольно намекал… И получил, фактически, согласие… Такая я скотина!..
– И что теперь?
– Нет. Это невозможно! Я вчера позвонил ей и сказал, что мы можем быть только друзьями. Извинился за тот разговор. Она молодец. Всё поняла. Сказала: конечно, будем друзьями.
Они сидели в саду за небольшим столиком для летних чаепитий под черноплодной рябиной, ягоды которой начали темнеть. Изредка налетали августовские комары, потерзать отвыкших уже от писка и уколов людишек. А то садились на стол жирные мухи, в надежде поживиться остатками сладостей, но поверхность была чисто вымыта. Тогда они наскакивали на человека. Нежаркое солнце катилось к западу и не докучало.
Отец Григорий достал из кармана ключи, чтобы чем-то занять руки, и увидел, как всё сильно перепуталось: большой ключ от входной двери, брелок-ободок в виде рыбы – символа Христа, ключ поменьше от второй двери (который не использовался, но так и висел здесь), кольцо и совсем маленький ключик от банковского ящика для выписок. Попытка мимоходом разъединить ключи закончилась неудачей.
Батюшка переключил часть внимания с разговора на металлический «узел», но, сколько ни бился, сколько ни пытался просунуть хоть один из ключей через кольцо или ободок брелка, чтобы освободить их из «плена», ничего не получалось. Как же они так сами переплелись? – недоумевал отец Григорий. И ему на ум невольно пришло сравнение этого узла с жизненной ситуацией Дениса.
– Вот видишь, – показал он ему ключи, – как они так смогли?.. Вот запутанность! А ты говоришь!..
– Ну-ка дай, – Денис взял перепутанную связку и попытался привести ключи в порядок. Конечно же, безрезультатно.
Большой ключ от входной двери торчал сквозь брелок и это обнадёживало: вставить его в замок можно было и так, а значит, и отпереть, повернув весь узел.
– Ладно, потом что-нибудь придумаю, – взял батюшка ключи у Дениса. – Главное, тебе надо распутаться. А для этого в первую очередь понять, – что ты сам хочешь?
– Ничего я не хочу! – с ходу, не раздумывая, выплеснул эмоции Денис. – Понимаешь, ничего… слушай, может, мне у тебя на приходе пожить? До весны. Возьмёшь?
– А там обойдутся без тебя?
– Обойдутся! Сейчас я съезжу, доделаю там котёл – я обещал. Окна тоже надо пропенить, утеплить. Как сделаю всё, что обещал, приеду…
– С жильём только не знаю, как будет. В приходском доме иногда много людей собирается, а на веранде, где ты сейчас, холодно будет.
– А-а-а, неважно, – Денис загорелся идеей переезда и в этом видел выход, поэтому детали не интересовали его. – Слушай, отец!.. Я просто люблю тебя! Веришь, нет? Люблю!.. Ты мне вместо отца Александра, не бросай меня…
– Хорошо-хорошо… А женщины твои как воспримут твой отъезд?
– Нормально. Я сделаю, что обещал, и всё!..
– А Алёна – та, первая, – хотела бы, чтобы ты женился на ней?
– Хотела бы… Но знаешь, мне ничего не надо. Поговорить, чаю-кофе попить – хорошо…
– Почему же на ночь остаёшься? Она просит?
– Ну да, фактически…
– Не можешь отказать?
– Не могу. А потом противно становится. Я же не люблю её!.. Я никого не люблю! Только себя… Я уродлив внутренне, но… помолись за меня, мне это необходимо.
Они сидели молча. Лёгкий ветерок шевелил листву черноплодной рябины, прилипчивые мухи, не разобравшись, пикировали то на руки, а то на лицо. Денис не замечал их назойливости, углубившись в размышления, а отец Григорий отгонял. Он не размышлял, не пытался что-то придумать. Собеседник, как это всегда бывало, сам до всего дойдёт, сам увидит выход, надо только не мешать ему, не перебивать ход внутренней работы своими словами и советами. Надо то, надо это!.. А кто знает, как и что надо?! Один Господь. Вот пусть Он и вразумляет!
– Слушай, отец! А может, мне в монахи уйти? – Денис загорелся каким-то новым вдохновением.
Когда на отца Григория наваливались всё новые и новые дела и их череда казалась бесконечной, он, бывало, в бессилии вздыхал:
– Всё! Дальше так жить невозможно, уйду в монастырь.
По-настоящему об уходе он не мечтал, тем более не планировал, поскольку это было бы нечестно по отношению к матушке, но вот как мечтательную мысль допускал. А Ксения, для которой вздыхал отец Григорий, спокойно отвечала:
– Хорошо. Только внуки скоро приезжают, надо в город съездить, продуктов купить.
– Да? – переключался отец Григорий на отрадное. – Надо съездить… Послушание, говорят, выше поста и молитвы. Особенно – своей матушке.
И батюшка уже мечтательно представлял, как внуки будут носиться по дому, прятаться, играть (они ведь тоже городские дети и домашние забавы предпочитают уличным, даже если эта «улица» – цветущий сад), вечерами он будет им читать, а в хорошую погоду пойдут по грибы. Да, – понимал отец Григорий, – от внуков ему ни в какой монастырь не уйти…
– Монашество – дело хорошее, – сказал он Денису, – да только оно само по себе проблем не решает. Это путь. И как на каждом пути, на нём много трудностей, искушений, как говорят монахи. Это путь непрерывной внутренней борьбы.
– Знаю. Понимаю, что от себя не уйдёшь, но… хотелось бы попробовать.
– Давай, ты зиму поживёшь у нас, а там видно будет. Почувствуешь силы, пойдёшь в монастырь. Не почувствуешь… Господь положит тебе на сердце другое решение.
Успокоенный и воодушевлённый Денис ушёл. Теперь у него была надежда, была, если не дорога, то тропинка, которая выведет его из запутанной ситуации…
Отец Григорий подошёл к двери, достал ключи, думая, как приловчиться открыть замок… Никакого узла не оказалось, все ключи и брелок висели на кольце по отдельности и никакой проблемы запутанности не создавали.
– Дивны дела Твои!.. – воскликнул батюшка и вставил ключ в замок.
Игумен Варлаам (Борин)
