Тот год я запомнила, как бесконечный холод. Если внимательно подумать и вспомнить, осень и зима были не такими уж и суровыми, но работа, которая меня изматывала и усталость, постоянная усталость, она въелась мне в кожу, проникла в кости и свила мерзкую паутину в голове, остужали меня, холодили и я бежала домой, чтобы немного отогреться перед тусклым светом старого телевизора.
Я врывалась в свою крохотную квартиру и пыталась отгородиться от всего мира. Он был враждебным и неуютным. Несмотря на свою молодость, я не видела себя в будущем. Коряво звучит, но верно. Меня там не было. Я собиралась умереть? Нет, конечно. Я была больна? Тоже неверно. Меня мучило некое предчувствие конца. Нет, не так. Перемены. Я словно собиралась сбросить кожу и стать кем-то другим. Кем я и сама не знала.
В тот вечер я как всегда возвращалась очень поздно. Моя остановка была конечной и там всегда дул ветер, я не знаю, почему. То ли местность такая была, то ли черти там резвились, но не было во всем городе места противнее. Продувало насквозь, как бы тепло я не была одета и я стремилась поскорее добраться до большого супермаркета, всегда ярко освещенного холодным, безжизненным светом. Но это был свет и после темени остановки и пронзительного ветра магазин казался островком счастья. Обычно я забегала туда за бутербродами и пельменями.
Я была молода и вечно голодна, работа забирала все мои силы и я ела много, не боясь потолстеть.
Он окликнул меня, когда до света витрин оставались считанные метры.
— Девушка, — раздался из сугроба слабый голос. Я повернула голову. Бомж, грязный и вонючий, таких гонят отовсюду, их сторонятся и презирают, лежал на снегу.
— Девушка, — повторил он, — вызови мне скорую, плохо, помираю.
Я удивилась, ожидала, что он будет клянчить деньги или даже попросит купить ему бутылку.
— Что у вас болит? — я не стала близко подходить к нему, меня не оставляло подозрение, что он хочет меня обмануть, возможно даже ограбить.
— Сердце, болит сильно, вызови, не бери греха на душу.
Он был мне противен. Опустившийся на самое дно человек, да и можно ли его назвать человеком? Я колебалась. Вызови я скорую, мне придется ждать ее, а я устала, страшно хотелось есть, хотелось домой, в свою привычную и скучную обстановку. Он почувствовал мою нерешительность.
— Девушка, я тебе крестик отдам, он золотой, вызови, умоляю, — он говорил уже намного тише и слабее, дышал со странным свистом, а я все никак не могла решиться, а потом вдруг вспомнила кое-что и вытащила телефон.
Как я и предполагала, меня попросили поехать в больницу, я отнекивалась, говорила, что он мне никто и я знать его не знаю, но этот грязный, оборванный человек схватил меня за руку, неожиданно цепко и попросил:
— Пожалуйста, я тебе крестик отдам, не бросай.
— Не нужен мне ваш крестик, — я была зла и на него и на себя, поддалась на уговоры, а есть хотелось зверски, живот подвело от голода и мне казалось рычал он так оглушительно, что заглушал вой сирены.
Бомжу поставили капельницу и ему то ли стало полегче, то ли он потерял сознание и затих. Мертвенный свет внутри машины, вонь от немытого и оборванного человека, запах лекарств и сирена создали какую-то свою вселенную — неприятную, но реально существующую, с четкими границами. Мне стало казаться, эта машина и есть весь мир, а за окном лишь дешевые декорации. Я погрузилась в непонятный трас и очнулась только когда открыли двери машины и холодный ветер смял все запахи.
— Фамилия, полис, паспорт, — спросила меня медсестра.
— Я не знаю, я просто шла мимо, он попросил вызвать скорую, сказал, сердце болит, — ответила я.
— Понятно, — вздохнула девушка и куда-то ушла.
Я сидела в пустом коридоре приемного покоя и свет ламп, я всегда воспринимала его как мертвый, он всегда такой в больницах, я не знаю, почему я так думала, ведь там людей лечат, так вот, этот свет сначала резал мне глаза, а потом стал почему-то убаюкивать и я сама не заметила, как заснула.
— Девушка!
Молодой врач тронул меня за плечо.
— А!
Я проснулась слишком быстро и чуть не упала со стула.
— Девушка, пациент скончался. Вот.
Он протянул мне дешевый металлический крестик на веревочке.
— Это вам, он ненадолго пришел в сознание и попросил передать.
Я покрутила крестик в руках. Мама строго запрещала мне брать чужие крестики, говорила я так чужой крест нести буду. Но он же просил...
— Почему вы ему помогли? — неожиданно спросил врач.
— А вам какое дело? — огрызнулась я. Мне хотелось спать и есть, завтра была все та же выматывающая душу и тело работа и мне хотелось поскорее добраться домой.
— Большой город, здесь никто никому не помогает.
— Какая разница, какой город. Люди везде одинаковы.
— Одинаковы плохи?
— Я так не говорила. Просто одинаковы.
Он внимательно посмотрел на меня.
— Хотите чаю или кофе? У нас есть целая кастрюлька котлет, у коллеги юбилей вчера был, мы доедаем остатки с праздничного стола.
Я хотела было отказаться, но желудок так рыкнул, что врач рассмеялся.
— Пойдемте, халат только накиньте.
Он привел меня в ординаторскую, что, конечно же, было против всяких правил. Налил большую чашку кофе и положил на тарелку целых пять больших котлет. Они были холодными, я не смогла даже дождаться, пока он разогреет их, мне слишком хотелось есть, еще минута промедления и я начала бы жевать выданный мне халат.
— Вас как зовут? — он смотрел, как я быстро глотаю большие куски, трех котлет как не бывало, а меня все еще раздирал голод.
— Вика, а вас?
— Ярослав, можно Ярик, меня так все зовут. Вика, почему же вы не прошли мимо?
Я торопливо проглотила еще одну котлету и решила немного подождать. Блаженное чувство сытости все никак не наступало и я подумала, надо дать себе время, чтобы мой желудок наконец-то осознал, что в нем уже живут четыре котлеты и полчашки кофе с молоком и сахаром.
— Маму вспомнила. Несколько лет назад она переходила дорогу, было очень скользко, она упала и, как потом оказалось, сломала ногу. Встать она не могла и ей пришлось ползти к тротуару. Ее объезжали машины и ни одна не остановилась. Представляете? Ни одна, просто ехали мимо и даже сигналили, как будто она специально ползет так медленно. Вы можете в это поверить?
— Могу, отчего же нет. Этот мир бесконечно жесток и также бесконечно милосерден.
— Милосерден? Вы ничего не путаете?
— Нет. Вы же не прошли мимо.
— Какая разница, он все равно умер.
— Разница огромна. Он умер в тепле и свете, зная, что не безразличен одинокой девушке, спешащей по своим делам, абсолютно незнакомой девушке.
— Но это же неправда! Мне нет до него никакого дела, я даже имени его не знаю!
— Но вы не прошли мимо, хотя были голодны и торопились домой, так ведь?
— Так... вы говорите, умер в тепле и свете. Это разве что-то значит?
— Значит, Вика, очень значит.
Я вытащила из кармана подаренный мне крестик.
— Как вы думаете, что мне с ним делать?
— Не знаю, это же ваш крестик теперь, — он почему-то печально улыбнулся и сказал, ему пора. Я быстро доела последнюю котлету, допила кофе и, неловко попрощавшись, поплутав по бесконечным коридорам, вышла на улицу. Было совсем поздно и я подумала, пока я доеду до дома, пока лягу...
— Ярослав, Ярик, — я ворвалась в ординаторскую, где пять минут назад ела котлеты. Там было пусто и я подумала, врач ушел к пациентам и я могу его подождать. Я хотела попроситься переночевать в больнице, я подумала, это сильно не по правилам, но Ярик был так добр ко мне, наверное, он не откажет и в этой просьбе. Я просто прилягу вот на эту кушетку, свернусь калачиком и...
— Девушка, девушка, вы что тут делаете? Кто вас пустил?
Кто-то слишком громкий тряс меня за плечи и даже легонько хлопал по щекам. Я с трудом открыла глаза. Яркое солнце светило в окно и я не сразу поняла, где я и почему я сплю одетой.
— Вы кто такая? — пророкотал надо мной грозный бас.
— Вика, — я ответила машинально и тут же подскочила на кушетке. Надо мной нависал грозный усатый дядька.
— Ты что тут забыла?
— Меня Ярослав пустил, — отважно соврала я, уверенная в том, что он действительно пустил бы меня, если бы я успела его попросить.
— Какой еще Ярослав? — дядька становился все недовольнее.
— Врач, молодой, в зеленом.
— Мы все тут в зеленом, — неожиданно рассмеялся дядька так громко, что у меня уши заложило.
— Ярослав, врач, — повторила я и пересказала события прошедшего вечера и ночи.
— Вот, — как доказательство я вытащила крестик на веревочке.
— Погоди, Вика, того самого бомжа принимал я, в реанимацию отвозил я и могу тебе сказать, в сознание он не приходил. Так что ты тут мне эти сказки не рассказывай!
Он снова начал злиться.
— А котлеты? — я пыталась хоть как-то зацепиться за реальность.
— Котлеты? — переспросил дядька и полез в холодильник, вытащил глубокую тарелку, накрытую крышкой, снял ее и задумчиво посмотрел на цветок, нарисованный на дне тарелки.
Она была пуста.
— Котлеты, девица, ты действительно стрескала. Теперь с тебя десяток котлет.
— Я только пять съела.
— А проценты?
Я поняла, что это он так странно шутит. Хотя, почему странно, обыкновенно.
— Ты не виляй, рассказывай, почему и как ты здесь оказалась и объела меня дочиста.
Я послушно повторила свой рассказ, уже начиная сама думать, что мне все это приснилось. Но вот же крестик и в животе у меня котлеты и кофе. Я ничего не могла понять.
— Не иначе больничный тебя за нос водил.
— Кто?
— Фильм помнишь? Есть домовой, есть вагонный, а у нас больничный, — захохотал дядька, радуясь своей дурацкой шутке, а я задумалась. Лицо Ярослава я уже не помнила, хотя сидел он напротив меня и говорили мы долго. Что за чертовщина такая!
— Так, девица, диктуй свой номер телефона и уматывай, тебя тут быть не должно, — сказал мне дядька.
— Зачем вам мой телефон?
— Как зачем? А котлеты? Как я с тебя их стребую, если ты сейчас смоешься и ищи потом тебя по всему городу, — дядька мне подмигнул, а я вдруг увидела, что не совсем он и дядька, вернее, не такой старый, как мне показалось сначала, даже можно сказать немножко молодой. Я продиктовала ему номер, а он мне немедленно перезвонил и настоял, чтобы я его записала.
— Так и пиши, Боря котлеты, — дядька неожиданно поцеловал мне руку, смешно пощекотав усами и проводил до дверей больницы.
— Тебя одну нельзя отпускать, еще коробку конфет у медсестер съешь. Ты, кстати, какие любишь?
Он вывел меня на улицу и несмотря на холод стоял и смотрел, как я иду к автобусной остановке. Я несколько раз оборачивалась и махала ему рукой, а он махал мне в ответ.
На работу я в тот день опоздала, а когда начальник цеха пригрозил мне лишением премии, я показала ему крестик и рассказала все, что со мной произошло.
— Я всегда знал, что вы странная девушка, — ответил мне наш цербер и милостиво отпустил трудиться.
В тот день я отпросилась с работы пораньше. Мне нужно было нажарить.
Автор: Оксана Нарейко
