У моей бывшей гражданской свекрови, помимо волнистого попугая Константина — Повелителя Тьмы, был хомяк. Хомяка изначально звали просто и лаконично — Снежок.
При этом окрасу он был классического — уныло-коричневого. Но зверь, кроме нестандартно-огромных размеров (бабка его явно согрешила с волкодавом), имел ещё одну особенность. В нем бродила кровь какого-то кочевого народа. На месте, в клетке хомяку категорически не сиделось, и он регулярно устраивал побеги из своего аквариума.
Первую самовольную амнистию, буквально на второй день жизни в доме, он отпраздновал в шкафу, где хранили муку. Обвалялся ею, как пельмень, за что, собственно, его и назвали столь, на первый взгляд, не логично.
Дальше попытки животного уйти на вольные хлеба вошли в рецидив. И за упорство и веру в свои силы Снежок получил новое имя — Федя, в честь Федора Конюхова.
Со временем к нему приклеилось дополнение, и теперь хомяка звали Федя-Дичь. Тоже, в общем-то, весьма в контексте. Очень моя гражданская свекровь уважала «Бриллиановую руку», а тут все совпало.
Федя, в отличие от попугая, относился ко мне индифферентно. Если мелкая птица, любовно воспитанная матерью моего тогдашнего мужчины, люто меня ненавидела и прицельно срала в бреющем на ту, что портит жизнь хозяйкиному сыну, то хомяку, я была совершенно не интересна.
У Феди была своя война и свои фашисты.
Лишь однажды я попала под раздачу. Мы остались ночевать в квартире свекрови, и я чуть не хапнула инфаркт, когда Федор тевтонским рыцарем во тьме прошёлся по моей ноге под одеялом. Мне как-то сразу тогда перехотелось спать и захотелось водки.
А зверушка просто опять гуляла.
Как-то зимой, кажется на новогодние праздники, мы в очередной раз были у свекрови в гостях. Время близилось к двенадцати, кое-кто уже почти превратился в тыкву, нужно было срочно уходить огородами.
Пуховик у меня был оверсайз — большой и мягкий, на вырост, с шикарными карманами. Рюкзака не надо с такими карманами, чисто Ноев ковчег. Я его надела и стояла, потела, ждала, пока все расцелуются.
Несостоявшиеся родственники долго лобзались, наконец закончили друг дружку вылизывать, сухо со мной попрощались и мы таки вышли к такси.
В машине мы с бывшим сидели молча — тихо переваривал салаты и почти отходили ко сну, пока я зачем-то не засунула руку себе в карман.
И трезвые позавидовали мертвым.
Как я орала, как же я орала. Орала и седела. А потом по цепной реакции орал и седел водитель, когда мы чуть не врезались в автобус, вслушиваясь в мою арию.
Федя-Дичь раздвинул таки границы возможного, нагнул систему и покинул тюрьму хомячьей клетки, тихо заныкавшись в просторах моего пуховика.
Лохматый диверсант прогрелся и уснул в импровизированном троянском коне, а я получила моральную травму и покусанный палец.
Разворачивать такси было уже поздно. Калика перехожий доехал таки до моего дома, даже переночевал трехлитровой банке, в ванной — на его счастье котом Мольбертом я ещё пока не обзавелась.
Но утром, как пострадавшая, выдвинула ультиматум, что я мол тут вам не прогрессивная Европа, беженцы мне не нужны — депортируйте. И пригрозила всем перебинтованным пальцем. За что в очередной раз голубиной почтой получила от гражданской свекрови характеристику «психическая».
Как будто мне не хватало ее волнистого попугайчика...
Автор: Полина Иголкина
