Жил в большом селе Захар-кузнец. Вдовый мужик, остался с одной девчонкой махонькой, Таиской. Матушка Захарова перебралась к ним, чтоб за внучкой приглядывать, так они и жили втроем.
Матушка у Захара хорошая была, добрая, только уже старая совсем. А по старости, известное дело, человек то не в разуме, то не в памяти, то в дремоте.
Захочет, бывало, Таиска с подружками побегать, бабаня не пускает:
— Маленькая, заблудишься, леший из лесу выскочит, украдет тебя.
Захочет девчонка воды набрать, опять бабаня держит:
— В колодце Колодезник сидит, утащит тебя к себе.
Захочет курам покрошить, и тут бабаня:
— Куры глаза подерут. не ходи к ним.
Так и росла Таиска, ничего делать не умела, да пуще того, всего на свете боялась.
Вот померла бабаня, стала Таиска с отцом в кузню ходить. Отец работает, она рядом крутится. Раз просит Таиска:
— Тятька, можно я на другой конец села сбегаю? Я только туда и обратно по улице!
— Что ж, беги. — разрешил отец. Уж он и сам видел, что девчонка всего пугается, а тут — сама погулять просится, как не позволить!
Мачеха и сиротка
Побежала Таиска по улице, весело ей стало! Солнце светит, лето в разгаре, приволье, и совсем не страшно! Добежала до конца села, все ей в диковинку, все ново да любо.
Глядит Таиска — по улице женщина идет, никак из лесу. Оробела Таиска, а все ж любопытно ей. Отбежала чуть в сторонку и спрашивает:
— Ты, тетенька, куда же ходила? Не в лес ли?
— В лес. — улыбается та.
— Да как же ты, тетенька, не забоялась? — спрашивает Таиска. — Ведь там же отшельник жил, мне бабаня сказывала!
— Что ж, — отвечает женщина, — Раз святой человек в лесу жил, значит, земля там намоленная, страху никакого нету.
— Ишь ты! — подивилась Таиска. — И вправду!
— Ты чья такая будешь? — спрашивает женщина. — Что-то я тебя раньше не видала.
— Я — Таисья Захарова, кузнеца дочь. — отвечает Таиска, — А тебя как звать?
— А я — Прасковья Михайлова. — засмеялась женщина. — Коли хочешь, то попросись у отца, и приходи ко мне завтра, вместе в лес пойдем.
Обрадовалась Таиска! Прибежала к отцу, давай упрашивать. Тот рад-радехонек, видит же, что скучно девчонке одной-то, да и в кузне ей не место.
Так и стала Таиска к Прасковье каждый день бегать. Та по хозяйству хлопочет, и девчонка при ней. Всему ее Прасковья учила: и полоть, и кашу варить, и рубаху зашить, и грибы-ягоды находить. Девчонка смышленая оказалась, всему быстро училась. И Прасковье в радость. Своих детей у нее не было, очень она тому печалиалсь, а тут и прикипела к девчонке.
— Как это, тетенька, у тебя ловко все получается! — скажет Таиска.
— И у тебя так получится, вот погоди-ка!
— А ведь, и правда, вовсе не трудно! Как же это бабаня меня ничему не учила-то? Я бы уже вон сколько всего умела!
Вздохнула Прасковья, но отвечает так:
— Бабаня у тебя жалостливая была, Таюшка. Она сама тяжелую жизнь прожила, вот и хотелось ей тебя поберечь. Ты не серчай на нее, а всегда за нее молись, и за матушку твою.
Добрые люди на такое дело глядели да радовались:
— Прасковье Бог дитя послал, а сиротке — матушку.
А злым-то людям чужая радость, известно, спать не дает.
Вот как-то тетка Кротиха, первая на селе сплетница, подкараулила Прасковью у колодца:
— Здравствуй, Прасковеюшка! Ты, что ли, к кузнецу в няньки нанялась?
— С чего бы это?
— А с того, что к тебе Захарова дочка зачастила, неспроста ведь!
— Что ж с того? — отвечает Прасковья.
— Да люди бают, мол, Прасковея кузнеца через дитя приманивает.
— Мне в том нужды нет, тетка Пелагея. В мои лета детей женят, а не себе женихов приискивают.
А у тетки-то Пелагеи свое на уме было!
Мачеха и сиротка
Захар дома стал примечать, что изба подметена, каша — какая-никакая — а сготовлена, в огороде лучше, куры с голоду не квохчут. Девчушка его все что-то хлопочет, и не пугливая стала. Спрашивает отец:
— Кто тебя кашу варить выучил? Али сама?
— Нет, тятя, это тетенька Прасковья мне показала. Она и латать меня научила, и прясть, и печку топить!
— И на колодец ходить не боишься? — смеется Захар.
— Нет, тятя, не боюсь теперь! Тетенька Прасковья говорит, что в колодце зла нет, а только вода свежая да студеная, и что в Божьем мире все светло и радостно.
— Вон как! — подивился Захар. — Что ж, умная, знать, твоя Прасковья.
— Вот бы, тятя, она к нам погостить зашла!
— Позовем как-нибудь. — пообещал кузнец, а сам думает: должно быть, Прасковья эта — старушка какая набожная, надо бы проведать ее.
Мачеха и сиротка
Много ли, мало ли прошло, а стучится тетка Кротиха к Прасковье в избу.
— Прасковеюшка, а я к тебе, голубушка, пошептаться бы нам с тобой!
— Проходи, тетка Пелагея, потолкуем, коли надобность есть.
— Ты, вишь, Прасковеюшка, с Захаровой девчонкой больно сошлась, уж она тебя за матушку привечает, поди. — начала Кротиха.
— Далась же тебе, тетка, Захарова дочка!
— Да я не про то, Прасковеюшка, — залебезила Кротиха. — Я по делу. Хочу я, голубка моя, свою Маланью за Захара спроворить.
Прасковья смеется:
— Чем же я тебе помогу? Захару у меня не спрашиваться, Маланье твоей тоже.
— Да, вишь ты... — мнется тетка Кротиха, — А вот кабы, Прасковеюшка, Таиска к тебе жить перешла?
— Как — ко мне? — ахнула Прасковья, — Чай, у нее отцова изба цела!
— Экая ты недогадливая! — раздосадовалась Кротиха. — Молодым-то девчонка только помеха! А тебе своих деток Господь не дал, так и бери себе Таиску, да и живите вдвоем!
— Вон оно что! — смекнула Прасковья. — Ты свою Маланью замуж, а девку — вон из дома!.. Что же, и Захар согласен родное дитя выгнать?
— Экая ты, Прасковья! — лебезит тетка, аж ужом вьется, — Да ведь я тебе об чем толкую? Не выгнать, а к тебе, значит. Экая ж ты баба несговорчивая, право слово!
— Ладно. — поднялась Прасковья. — Некогда мне с тобой болтать. Коли сладишь свое дело, так я согласная. Пусть Таисья у меня живет.
— Вот и хорошо, голубушка ты моя! — засуетилась тетка, — Уж как вам хорошо вместе-то будет!
Спровадила Прасковья тетку Кротиху и задумалась.
Каков этот Захар-то! Сам женится, а родное дитя из дому гонит! Оно, конечно, привязалась она к Таиске, как за свою дочь ее почитала, и место в избе ей найдется... а все не по-людски!
Решила Прасковья сама сходить в кузню да пристыдить Захара.
А уж тетка Кротиха давно в кузне, прямо от Прасковьи туда и побежала.
— Здравствуй, Захар Тимофеевич! Дело у меня к тебе, уж такое важное!
— Ну, говори, Пелагея Ивановна.
— Ты, чай, слыхал про Прасковью-то Михайлову от своей девчонки?
— Слыхал, — отвечает Захар, — Любит она ее.
— Вот и люди то же говорят! Уж как хорошо им вдвоем-то было бы, чего лучше!.. Знамо, девчушке без женского пригляду никак нельзя.
— Так-то верно. — согласился Захар.
— Да ведь, Захар Тимофеевич, и то сказать: тебе самому без жены, поди, тоскливо.
— Ну, тоскливо — не тоскливо, а уж я не молодой. Вдовый да с дитем.
— Так я об чем и толкую тебе, Захар Тимофеевич! — наседает тетка Кротиха. — Таиску твою Прасковья возьмет, да с радостью! А ты бы и женился тогда. Да вон хоть на моей Малаше, чем тебе не невеста!
— Ишь как! — усмехнулся Захар. — Твоя Малаша девка хорошая, Пелагея Ивановна, да только молодая больно. На что ей такой, как я?
— Ты не думай, Захарушка, я добра тебе хочу. Ну, как вам с Таиской одним жить? А то бы она с Прасковьей, а ты — с Малашей, на что ладно!
Спровадил Захар тетку Кротиху и задумался.
Прасковья-то эта уж не работницу ли дармовую ищет на старости лет? Ужо привязалась к девке, что и в избу взять готова! А ну, как он женится, а Таиска, и впрямь, захочет к Прасковье перейти? Эх, не по-людски это, из родного дома, от отца бежать!
Решил Захар сам сходить к Прасковье да все разузнать.
Мачеха и сиротка
Вот вечером только хотел Захар кузню запереть, глядь, идет кто-то. Пригляделся Захар — женщина, незнакомая. Думает: погожу, может, ей работа какая нужна. Подошла она, остановилась.
— Не ты ли будешь Захар Тимофеевич? — спрашивает.
— Я самый. Тебе сработать чего?
— Я поговорить с тобой пришла. Прасковьей меня звать, я за излучиной живу.
— Наслышан я о тебе от Таиски. — говорит Захар, — Спасибо тебе за девку! Без матери ведь растет, сама знаешь...
— То-то, что знаю! — накинулась на него Прасковья. — Без матери, да еще и отец из дому гонит!
— Что ты! — удивился Захар, — Кого это я гоню?
— Ты как хочешь, — говорит Прасковья, — а я тебе в глаза скажу! Коли женишься, так это дело доброе. Да только где это видано, чтоб жена в дом, а дитя из дому?
— Сдурела баба! — только и развел руками Захар. — Да не ты ли сама девку сманиваешь?
— Али ты пьяный без праздника? — всплеснула руками Прасковья.
«С чего я решил, что она — старуха?» — дивится про себя Захар. — «Молодая еще, статная, красивая».
«Я-то думала, худой он человек, а он, гляди-ка, и не таков вовсе.» — дивится Прасковья.
Мачеха и сиротка
Стоят они этак, а тут как раз Таиска с подружками пробегали. Увидала их Таиска, кричит подружкам:
— Вон мои тятя с матушкой, побегу я, милые! — и помчалась к Захару с Прасковьей.
— Слыхала? — улыбнулся Захар. — Что скажешь, Прасковья?
А что тут долго говорить, по осени и свадьбу справили!
Тетка Кротиха тогда — уууух, и злилась! Так злилась, что аж Малашку свою стала ругать. А Маланья ей отвечает:
— Пусть себе кузнец женится, на ком хочет! Меня вон Гришка сватает, люб он мне, за него только и пойду!
Хорошая девка была Маланья! И Гришка хорош был. Ладно они зажили, а как внуки пошли, так и тетка Кротиха повеселела, души в детках не чаяла.
А Захар с Прасковьей и Таисью вырастили, и других деток им Бог послал. Младшие дети Таисью во всем слушались, так им Прасковья велела. Таисья ее уже не тетенькой звала, а матушкой, как и положено в семье. А семья у них большая была, дружная, всем на загляденье. Долго они жили, а сколько — того никто не считал. Внуков дождались, а сказывают, и правнуков даже!
