У старушки Стефании в доме напротив уже два дня не горел свет. Я с тревогой смотрела на тьму в её окнах, запорошенных снегом, и прихлебывая какао на кухне, думала: «Дети в город увезли или что плохое случилось?»
— Вообще странно, — пожал плечами Тим в ответ на мои переживания, обуваясь в коридоре. — Не видел я, чтобы кто-то приходил за ней. Да и кошек кто кормит тогда? Думаешь, других попросила?
Я обеспокоенно пожала плечами и отставила кружку с какао. Стефанию в нашем посёлке чурались. Типичной престарелой каргой её никто не считал — нет, скорее, слишком навязчивой для местной молодёжи, которая разучилась терпеть старческую болтливость. Поэтому лишних бесед с ней никто не заводил: увидят на лавочке у калитки — и бочком от неё, бочком, чтобы голову не забила. У нас же выбора не было — на правах соседки она частенько наведывалась к нам за помощью, иногда угощала яблоками из сада и как бы между прочим заводила ностальгические разговоры.
А тут молчок. И свет не горит.
— Не знаю даже. Сходить к ней что ли, постучаться? — неуверенно спросила я.
— Ну постучись, — ответил муж. — Вдруг что.
Проводив машину Тима глазами, я втиснулась в садовые валенки, схватила связку старых ключей и вышла на улицу. Снег валил уже третьи сутки без продыху, накреняя ветки деревьев, и из-за него это тёмное раннее утро казалось ещё холоднее.
Калитка Стефании еле отперлась — она утопла в снеге, покрытом толстой коркой.
— Бабу-уль! — стукнула я пару раз ржавым кольцом от ключей по обшарпанной двери.
Тишина.
— Стефания-я, вы дома?
В её предбаннике было так холодно, что изо рта валил пар. Как только я оказалась в маленьком тёмном коридорчике, увешанном рваным тулупами, в мой нос ударил запах ладана.
— Бабуль!
— Кто там, — услышала я хриплый голос Стефании через стенку, и у меня отлегло. — Дорочка, ты?
— Да-да, это Дора. Вы что в темноте делаете-то?
Я пошла на голос и, завернув за угол, увидела, как Стефания сидит в маленьких сенях перед кухней, укутанная в меховую жилетку. На заваленной набок тумбе рядом с ней были расставлены догорающие церковные огарки и старые письма — судя по бумаге, армейские, от сына.
— Да я тут… это… — стыдливо пролепетала она. — Дорочка, всё хорошо, ты иди…
От недоумения я покачала головой.
— Вы же тут мёрзнете! Давайте свет вам включу. А печку что ж не разожгли? Ну позвонили б нам, что вы… — я толкнула пальцем выключатель и спустя секунду подняла глаза на «молчащую» лампочку на потолке. — Чего это со светом у вас, бабуль?
Стефания охнула.
— Дорочка, да денег нет у меня, за свет энтот заплатить.
— Как же!
— Так Петя написал на днях тут, Эленка его девчушку родила.
Я вскинула брови. На моей памяти, её младший сын Пётр за последние несколько лет заделывал уже как минимум пару девчушек, причём разным женщинам.
— И что ж теперь?
— Ну как, — робко буркнула Стефания, посмотрев мне в глаза. — Денег попросил. Не пропадать же им там, в городе. Арэнда дорогая. Петюшке пока с работой не везёт.
— А вы что, всё отдали? На дрова даже не оставили? Зимы ещё полмесяца, вы же тут замёрзнете!
— Ой, Дорочка, ну а как сыне не помочь.
— И сын ваш знает, что вы тут без свету, без тепла? — взорвалась я. — Окочуриваетесь.
— Оой, — отмахнулась она. — Да я ж потерплю, шо мне. Он знает. За меня ты не волнуйся, я тут в сенях тёплых, вона читаю Петюшкины письма старые, из армии мне писал ещё — юморной, не представляешь! И мне аж на душе тепло.
— А кормит вас кто? Вы из дому выходите? — я прошла в сени и оглянулась.
— Так у меня тута всё есть! Почтовка принесла мне недавно. Вон, смотри, кулебяка.
В углу рядом со мной стоял прозрачный кулёк. Я положила на него руку.
— Ледяной.
— Да нам, старикам, чего… Ты иди-иди, — замахала рукой старушка. — Небось Тимка ждёт там тебя. А я ничего, не сломаюся. В войну и не так жили. Пару деньков и того гляди солнце проглянет, потеплеет. А… одна просьба к тебе, Дорочка. Мурке купишь требушки или консерву? Я тебе всё верну, как только пенсию дадут…
Я поджала губы.
— Очертенел ваш Петька. Мать родную без денег оставить в холоде.
Стефания что-то грустно пролепетала в ответ.
В большой пакет я завернула пряников, два контейнера плова, банку солёной капусты, пару толстых свечей. Подогрела молока, оттащила их в бабушкин дом. Тим, вернувшись с работы, натаскал наших дров ей в лачугу и печь затопил. Хотел дать старухе тыщу, но я не разрешила — отправит же сыну своему и даже взглядом не поведёт.
— Грустно смотреть на это, — протянул он, пока я выкладывала Мурке консервы в блюдце. — Детей целый табор, а никому не нужна.
— Скажешь тоже, — недовольно буркнула я. — Будь она ненужной, уже б давно пoмеpла...
Автор: Полка С рассказами
