Вообще я зашел за лимоном. Вчера поздно вечером мне понадобился к чаю лимон. Без лимона никак. А все магазины уже закрыты. Но я вспомнил: минутах в десяти есть большой, круглосуточный. В нем я раньше и не бывал.
Дошагал. Уж очень хотелось лимон.
И лимоны увидел сразу, у входа. Взял посимпатичней и – к кассе. Но задумался: магазин огромный и пустой, неужели я вот так просто уйду, сжимая лимон в холодной ладони? Нет, не уйду.
Овсяные хлопья! Еще мне нужны овсяные хлопья, они дома закончились. Где хлопья? Вот они, их очень много, столько разных коробок приятных расцветок. Возьму эти хлопья… нет, эти. Хотя лучше вот эти. Но вон же неподалеку и соки. Хочу сок. Гранатовый сок. Если магазин пустой и огромный, надо пользоваться этой удачей. Сейчас я один, я властитель пространства и времени. Дальше были зубные пасты (одной хватит), салфетки (дома есть, но эти зелененькие очень милые), мыло «цветок апельсинового дерева» (да, я понюхал). Но потом я увидел витрину с сырами, колбасами, ветчинами и сардельками. Они мне не нужны, я ими любовался.
Я отходил чуть подальше, затем приближался, выстраивал ракурс. Мне же никто не мешал. Витрина блестела, это было величественно и красиво. И взял-таки крохотный уголок швейцарского пармезана. Теперь мне пришлось вернуться к дверям и вооружиться алой корзиной – до того я всё нес на усталых руках. Теперь я уже совсем не хотел покидать тот магазин, где я обрел внезапное счастье в осеннюю ночь. Я бродил вокруг стеллажей лунной походкой, я выхватывал глазом то, что нравится, что радует и утешает. Одинокий мужчина в пустынном магазине – он философ, мечтатель, эстет.
Далее в корзину устроился стиральный порошок, потом – творожный сыр с зеленью. Затем – пластиковая упаковка со спаржей по-корейски. Она мне была совсем ни к чему, эта спаржа, она просто удачно вписалась в натюрморт мелкими складками.
У меня не было никакого дурацкого списка, врученного хлопотливой женой. Я был сам по себе. Я свободен был в выборе.
Я ощущал, что постигаю нечто высокое, товарно-трансцендентальное.
Кажется, в лучших музеях Европы я не переживал такого. Даже у полотен любимого Рембрандта. Да и к черту ваши музеи, когда вот они, креветки мороженые, пастила клюквенная и шампунь облепиховый. Здесь – мой «ночной дозор».
Дальше был набор разноцветных губок, зеленый горошек в маленькой банке с кружочком-зацепкой, розовый напиток «Барбарис» с подзаголовком «Натуральные продукты». И наконец я увидел ее. Скумбрию горячего копчения без головы. Тут и случился катарсис.
Она мне на хрен сдалась, эта скумбрия. Что я хорошо понимал. Но уже ничего с собой поделать не мог. Она была сильней меня, эта скумбрия. Цвета угасшей меди, стянутая маслянистой веревкой. Я отходил и возвращался. Отходил, дышал, пытался отвлечься на шампуры и карамельки, но скумбрия звала. И я попытался спастись. «Скажите, хороша она эта, эта скумбрия горячего копчения?» – спросил с надеждой девушку-азиатку за прилавком. Вдруг девушка шепнет: не очень. Но она улыбнулась мне как русалка: «Конечно!». Эх, поздно метаться. «Давайте быстрей вашу скумбрию!».
Нет, и после скумбрии горячего копчения без головы я не ушел тотчас. Я должен был совершить прощальный круг по залу, по стеллажам, по закуткам. Возможно, я остался бы там на всю ночь. Медитировать и наслаждаться. Однако корзина тянула, корзина была тяжела. К тому же теперь я был обязан спешить, положить мою ненаглядную скумбрию в холодильник. Да и корейскую спаржу с живописными складками.
Автор: Алексей Беляков
