Один и тот же сон...

Мальчик лет пяти, он приходит всегда под утро, смотрит на меня и говорит:

— Дяденька, у меня ножка болит, посмотри, как она распухла, я ударился, когда нас убивали...

Наклоняюсь, пытаюсь помочь, но он исчезает. Потом приходит опять...

— Дяденька дайте мне кусочек хлебушка, я так хочу кушать...

Я знаю, кто это, и знаю почему он приходит, его зовут Савин Коля...

Эта история не даёт мне покоя уже десять, двадцать, пятьдесят, семьдесят четыре года. Да, я не ошибся, уже семьдесят четыре года прошло после убийства детей фашистами под станицей Нижне-Чирская, в 1942 году. Детей — сирот, воспитанников Нижнечирского детского дома...

Моё нежное чудо, моя внучка, это моя душа и моя радость, на этой фотографии я держу её за руку и мы гуляем в парке...

— Дяденька, дайте мне кусочек хлебушка, я так хочу кушать...

Страшно, очень страшно слышать эти слова, пусть даже и во сне, и просыпаясь осознавать, что Коли уже давно нет на свете...

Дети — сироты, дети с не согретой душой, они очень хотят быть чьими-то, они хотят тепла, душевного, материнского, родительского. Они хотят...

Что б папа взял за руку и повёл в зоопарк, на качели, запускать воздушного змея...

Что б мама прижала к себе и поцеловала...

А ещё, что б бабушка и дедушка...

Но хотя бы только мама...

Дети сироты, в их глазах постоянный вопрос — может ты моя мама, может ты возмёшь меня к себе. Я очень хороший...

1942 год, конец лета, детей не успели вывезти, тяжёлое время для нашей страны...

Немец рвался к Сталинграду...

Голодные дети детского дома, для новой власти это обуза, а от обузы новая власть избавляется более чем радикально...

— Буланоф, грузи их в машину...

— Слушаюсь господин офицер...

И предатель Буланов и его подельник Влохин спешно заталкивают, запихивают, закидывают несчастных сирот в машины, в кузов...
— Шнель, шнель, бистро, бистро, — командует офицер, пощёлкивая плёткой-стеком по голенищу своего сапога...

— Быстро сука давай лезь, кому сказал — лезь, и заткнись, не ори, — суетится Буланов, ему очень хочется проявить себя перед новыми хозяевами. Он готов и ногами пинать этих малолетних выродков. Кому они нужны, советы зря возились с ними, но вот новая власть быстро наведёт здесь порядок...

— Куда лезешь, подбери сопли и не скули...

— Ой дяденька не бейте меня, мне больно...

Они убивали их по одному и сталкивали ногой в подготовленную яму...

Детей, из автомата, в голову...

В их глазах ужас, сердечко сжимается от страха...

— Дяденька не стреляйте в меня я боюсь...

— Буланофф бистро, шнель, шнель, не копайся...

— Мы быстро господин офицер, сейчас, сейчас, — суетится предатель, и за ногу тащит маленького Колю из кузова...

— Ой, дяденька, мне больно, — кричит мальчик в ужасе и пытается вырваться из рук убийцы- предателя...

— Куда полез сучонок, — злится Влохин и ногой бьёт ребёнка...

— Аааааа, — плачет маленький мальчик, дяяяядяяя, мне больнооооо...

Хлёсткий выстрел, и Буланов столкнул маленькое тельце в яму...

Их было сорок семь. Сорок семь несчастных сирот, которых не успели эвакуировать в глубь страны. Сорок семь несчастных душ, которые так и не успели познать настоящего счастья... Они ждали, что за ними придёт их мама, а пришёл гестаповец и убийца Буланов...

Их спешно закопали, просто, как кучу навоза, что б убрать с глаз долой, что б не мозолили глаза...

Уже давно закончилась война...

Уже давно повешены убийцы...

А моя память помнит, моя генетическая память совести не даёт мне покоя...

Коля Савин приходит ко мне во сне и просит кушать...

— Дяденька у меня ножка болит, посмотри как опухла...

Это Влохин ударил, и он тоже давно сгнил...

А Коля приходит и просит его пожалеть...

Их не похоронили, мы о них забыли...

Или у нас руки не доходят?

Сорок семь убитых сирот...

Сорок семь забытых душ...

А мы сегодня живём под мирным небом, гуляем в парке, водим своих детей и внуков за руку, в сад, в школу. А они стоят у нашего порога и ждут, когда мы проснёмся, когда заговорит наша генетическая память совести...

— Дяденька у меня ножка болит...

— Дядя не стреляйте в меня, я боюсь...

Они смотрят нам в сердце и ждут, когда до них дойдут руки, когда о них вспомнят...