Плен

Вся деревня радовалась. Сельчане бегали к дому Бережновых, кто то стоял у забора, кто то забегал в дом. Было шумно и суетливо, как в Пасху.

В самой избе, да и во дворе, готовились к встрече. Пахло варенным мясом и свежими овощами. Два дня назад приехал председатель из райцентра и сообщили добрую весть. Он хотел произвести впечатление. Долго держал паузу, как в кино, и затем начал читать с важным видом официальное уведомление, но в процессе чтения сам растрогался до слёз, спустился с подножки автомобиля, расплакался и обнял Бережновых. Как по команде в голос завыли все присутствующие.

Мишку и ещё пятерых его сверстников из района забрали в армию семь лет назад. И почти сразу всех отправили в Афганистан.

Оттуда вернулся только Пашка из соседней деревни с обоженным лицом. Местные мальчишки украдкой подсматривали в окна за ним. Пашка почти не выходил из дома и глядел на них равнодушным взглядом из под стянутой кожи немигающих век...

Мишку долго считали пропавшим без вести и Бережновы как то сразу постарели, перейдя из людей среднего возраста в пожилые. Головы их заметнее поседели и даже ростом, как всем показалось, они уменьшились, согнувшись до земли.

И вот такая радость через столько лет. Мишку нашли в плену. Долго вели переговоры и наконец вызволили.

В воскресенье приехал ПАЗик. Выплюнул в деревенскую пыль из душной утробы худенького, загорелого, стриженного паренька и уехал, оставив его наедине с земляками на остановке.

Толпа всей деревней молча стояла и не знала как реагировать- радоваться или плакать. Уж больно замученным им показался Мишкин вид...

За длинным столом, под открытым небом, сидели почти все сельчане, которые Мишку знали с детства. Народ уже разговелся и пел песни. Оно и правда, живой, здоровый сын вернулся из армии. Радоваться надо, а не плакать. Пашку тоже пригласили. Он молча сидел, оглядывал радостные, веселые лица и пытался улыбнуться, жутко скалясь безгубым ртом...

Пёс по кличке Арбат, помесь кавказской овчарки ошарашенно смотрел, как шастают люди мимо охраняемой им территории. Иногда, привязанный цепью к своей будке, лаял, иногда выл. Мишку он признал сразу, загодя, учуяв родной до боли знакомый запах. Бросился навстречу, когда тот вошёл во двор, но поводок не пустил, отбросив назад. Потом каждый раз он радостно скулил, виляя лохматым хвостом и вставая на задние лапы, провожая Мишку тоскливым взглядом.

— Ну, что ?! — председатель дядя Гриша пьяно встал со стаканом в руке и все сразу смолкли. Он нежно, по-отцовски посмотрел на парня и опять спросил:

— Как тебе дома, сынок? Может есть, что сказать людя́м про свое геройство?

Все разом повернули головы в сторону Мишки.

Парень медленно встал из за стола. На смуглом от афганского солнца теле, заметно выделялась своей неестественной белизной кожа на шее, выглядевшая инородно. Подняв свой стакан, повёл взглядом по односельчанам. Остановился на Пашке, протянул в его сторону руку и разом выпил содержимое до дна.

Потом также медленно перешагнул лавку и на захмелевших ногах направился к собачьей будке. Арбат заскулил в ожидании, радостно присев на передние лапы.

Мишка подошёл к нему, обнял пса и начал расстёгивать ошейник на его мощной шее.

Арбат освободился и передними лапами упёрся в Мишкину грудь. Парень не удержался на ногах и завалился спиной на землю.

Все ахнули. Кто то привстал со своего места.

Арбат, воспользовавшись случаем, лизал лицо своего хозяина. Мишка гладил слежавшуюся шерсть в месте ошейника и что то говорил ему в ухо. В тишине летнего вечера до сельчан донеслось.

— Никогда больше, слышишь, миленький, не надевай эту цепь... Лучше смерть...