— Давай прыгнем вниз, — предложила Люська.
— Вниииз, — переспросил Лёшка и пристально посмотрел на Люську, — высоко же?
Мы лежали на краю вышки, а внизу, метрах в шести или семи, блестела водная гладь озера. Когда-то давно, ещё в старину, тут копали глину, потом, или глина закончилась, а может какая другая причина, но карьер бросили, а оставшаяся от разработок яма постепенно заполнилась родниковой водой, которых тут было в изобилии, вот и получилось озеро. Но, по старой привычке его называли ГлинЯнный карьер, или просто ГлинЯнный. Постепенно его облюбовали старшие ребята, сделали различные помосты, ступеньки, что б было удобнее входить и выходить из воды, поставили вышку, и ныряли с неё. Вышка была высокая, а озеро очень глубокое, поэтому нам с Лёхой сюда ходить было строго настрого запрещено. На речку — пожалуйста, но сюда, на ГлинЯнный, ни-ни, мои родители об этом даже слышать не хотели, впрочем, Лёхины тоже, хотя и не так категорично…
На улице стояли последние деньки августа, каникулы заканчивались, скоро в школу, и эти мысли навевали на меня унылую тоску, погода хоть и стояла хорошая, но радостей особенных мне она не приносила. Скоро школа, скоро уроки, диктанты, контрольные, подъём в семь утра, а так не охота. Беспечное лето пролетело, будто его и не было, и остались от него только приятные воспоминания, выгоревшие на голове волосы, облупившийся нос, да загорелая до черноты кожа. Но, учебники в школьной библиотеке уже получены, и стоят стопкой на столе, рядом тетради, дневник, карандаши, ручка, чернила и новый ранец. А мы с Лёхой, сидим на скамейке около дома и ждём Люську, чтоб всем вместе идти на речку.
— Да где же она, — Лёшка с нетерпением поглядывает на окна Люськиной квартиры, — да где же она есть, — опять повторил он, и обречённо вздохнул, — вечно этих девчонок не дождёшься, так и вечер наступит, а мы ещё не искупались. Я сидел молча, облокотив руки на колени и положив свой подбородок на ладони, мне совсем не хотелось идти в школу.
— Лёха, а тебе тетрадки купили, — спросил я приятеля.
— Купили…
— А тебе, сколько штук купили?
— По пятьдесят, а что?
— Ничего, — ответил я, потом глубоко вздохнул и добавил, — и мне тоже.
— Да где же она есть, — Лёха встал и прошёлся, потом опять посмотрел на окна и сел на своё место.
— Лёх, а тебе какую ручку купили?
— Шариковую, с блестящей пимпочкой, чтоб нажимать, и носиком, ух и красивая…
— А мне опять наливайку, — ответил я грустно. Вот же, я даже вздохнул от обиды, Лёшке купили шариковую ручку, а мне опять эту наливайку и ещё чернила эти. Сколько я мамку не просил, купить мне тоже шариковую, она ни в какую, говорит, — у тебя почерк испортится. А у нас в классе уже все пишут шариковыми, один я наверно буду ходить с наливайкой и кляксами.
— Лёх, а портфель какой тебе купили?
— Коричневый, а что?
— А мне опять ранец, а портфель не купили, мамка говорит, что б осанка не портилась. Лёшк, а что такое осанка?
— Не знаю, может Люська знает? Сейчас она выйдет, мы у неё и спросим…
— Не, — я замотал головой, — не надо, может это что-то такое, и она смеяться будет.
— Да нет, она не будет, она, в общем-то, мировая девчонка, хоть и не пацан, – Лёха не успел договорить, как открылась входная дверь и на улицу выскочила Люська. Одета она была в шорты и майку, а тоненькие косички были уложены на голове как два тонких бубличка.
— Ну, что ребята, пошли, — с разбегу затараторила она, — только давайте не на речку, там мелко, да Лёха, там же мелко?
— А куда тогда, — мы даже остановились, — ведь собирались же не речку.
— Колька, — Люська внимательно посмотрела на меня, потом на Лёху, и видимо что-то решив для себя, протянула мне свою сумку и сказала, — держи, будешь сегодня моим рыцарем.
— А почему я, — мне совсем не хотелось таскать Люськину сумку, — пусть Лёха таскает, он сильнее меня. — Лёха, — обратился я к другу, — будешь Люськиным рыцарем?
— Нет, Коля, сегодня будешь ты моим рыцарем, а у Лёшки уже есть одна сумка. Ты не хочешь быть моим рыцарем?
Если честно, то мне вообще ничего не хотелось, даже на речку, мало того, что туда далеко идти, так пока мы сидели и ждали эту принцессу, стало совсем жарко и мне уже и купаться расхотелось, а тут ещё и рыцарем, да ещё и сумку таскать.
— Нет Люсь, рыцарем я не хочу, — ответил я, но сумку продолжал держать в руках, она была совсем лёгкая.
— Ну и не надо, — ответила она, — но сумку всё равно неси.
— Хорошо, — согласился я, отступать мне уже было некуда.
— Так куда пойдём, — напомнил Лёха, — мы же на речку собирались.
— А пойдёмте на ГлинЯнный, там можно хоть поплавать и понырять с вышки.
— С вышки? – Изумились мы с Лёхой в один голос. – Да ты что, с ума сошла, там же высота какая, а если разобьёшься?
— Не-а, — улыбнулась Люська, — не разобьюсь. Я, Лёха, знаешь, как ныряю? Я и ласточкой могу, и солдатиком, и бомбочкой…
— Нееет ребята, я наверно не пойду, — с грустью сказал я, — мне нельзя.
— Да Люся, — поддержал меня Лёшка, — его мамка знаешь, какая строгая, если узнает, ремня ему не миновать.
— Жаль, — ответила она, — давай сумку, я сама понесу…
— Кольк, может, сходим, на ГлинЯнный, ведь ни кто не узнает, а дома скажешь, что на речку ходили…
Я молчал, взвешивая радость от купания и степень наказания. С одной стороны – купаться не очень-то хотелось, с другой стороны – Лёха просит, а если друг просит, значит надо, мы же друзья-приятели, а друга подводить нельзя…
— Хорошо, — согласился я, — только не долго, надо до мамкиного прихода домой прийти, мне ещё посуду помыть.
— Придём, — заверил меня Лёха, и уже переключившись на Люську, спросил, — Люсь, а что такое осанка?
— Ну, это, что б прямым быть и ходить плавно и красиво, а голову вот так держать, — и она показала как, — понятно?
— Нет, — честно признались мы.
— А зачем вам?
— Да мамка Кольке ранец купила, и сказала, что от него осанка не портится…
— Аааа, — улыбнулась она, — тогда понятно, это что б сутулым не быть, и кривым…
— Это как, — не унимался я.
— А так, в какой руке портфель, в ту сторону и будешь гнуться, мне, кстати, родители тоже ранец купили, что б осанку не портить, так что Колька, будем вместе с ранцами ходить. А что, — добавила она, — зато руки свободные…
До озера дошли на удивление быстро. Люська с Лёхой о чём-то весело болтали, а я был занят своими мыслями. Лёшке вон хорошо, — думал я, — его редко ругают, а тем более наказывают. Он, вон какой сильный, он спортом занимается, гантели по утрам поднимает и учится на пятёрки и четвёрки, не то, что я. Моя мамка мне его постоянно в пример ставит. – Вот, — говорит она, — Лёша, хороший мальчик, послушный, учится хорошо и родителям помогает, а ты даже посуду не хочешь за собой вымыть. Так что, Лёхе точно ничего не скажут, что мы пошли на карьер купаться, он примерный, а мне, если узнают, влетит, ремня может и не всыпят, но нотации мамка будет читать весь вечер, а потом ещё и гулять не пустит, и телевизор не разрешит смотреть. Да и ладно, коль обещал пойти на ГлинЯнный, надо исполнять. А гулять? Что гулять, лето, уже считай, закончилось, можно и потерпеть…
Народу на берегу почти не было, только две компании, ребята играли на гитаре, а девушки загорали. Вдоль низкого берега росли редкие сосны, здесь же были лавы с мостком и вышка для ныряния. Мы разделись прямо на мостке и прыгнули в воду. Люська и Лёха сразу же поплыли на середину озера. Я посмотрел им вслед и решил не рисковать, они плавали явно лучше меня. Ну и пусть, подумал я, мне и у берега хорошо, здесь и вода теплее, чем на середине, а от холодной воды может судорога ногу свести. Что такое судорога я не знал, но по телевизору говорили, что ничего хорошего.
— Колька, — Лёха подплыл ко мне, — полезли на вышку, там и загорать будем. Люська, уже почти забралась, видишь?
Я посмотрел наверх, и увидел высоко, на самом верху, машущую нам рукой, Люську.
— Ребята, — кричала она, — лезьте скорее сюда, здесь здорово…
Мы лежали на самом краю вышки и смотрели вниз, внизу, метрах в шести или семи, блестела водная гладь озера. Люди казались маленькими, да и озеро казалось не очень большим.
— Давай прыгнем вниз, — предложила Люська.
— Вниииз, — переспросил Лёшка и пристально посмотрел на неё, стараясь понять шутит она, или говорит серьёзно. – Высоко же…
— Не особо и высоко, я и с более высокой скалы прыгала…
— Врёшь, — не поверил Лёшка. Да и я, если честно сказать сильно сомневался, что Люська может прыгнуть. Такая высотища, смотреть страшно вниз, не то, что прыгать. Я-то, точно не прыгну.
— Нет, не вру, спорим, прыгну?
— На что спорим, — загорячился Лёха.
— Театральный бинокль отдам, если не прыгну…
— Тюуу, театральный бинокль, — скривился Лёха. — Давай на спиннинг?
— Согласна, а ты, если я прыгну, будешь мой ранец весь год в школу и из школы таскать…
— Ранец? – Лёха задумался. У Люськи был классный спиннинг, ей отец подарил на день рождения. Там такая катушка, вся блестящая, плавная, леску не путает. А леска какая крепкая, её даже Лёхины гантели не порвали. И вот Люська каждый раз, когда мы собирались на рыбалку, брала его с собой. Лёшка смотрел на спиннинг, и завидовал.
— Мне б такой, — говорил он, глядя как ловко Люська орудует своим спиннингом, — я бы столько рыбы наловил…
— Ранец? – Ещё раз переспросил он.
— Да, ранец, — Люська улыбалась, — до школы и из школы, целый год.
— А, — Лёха махнул рукой, спиннинг пересилил, — давай. Но если я следом прыгну, я тебе ничего не должен, идёт?
— Идёт, — улыбнулась Люська, — и подошла к краю вышки, постояла немного, посмотрела вниз, потом обернулась к нам, — Колька, ты свидетель, Лёшка будет носить мой ранец. Я молча кивнул головой и сказал:
— Люсь, может не надо, — мне было страшно, — всё-таки высоко. Но Люська уже отошла к заднему краю площадки, сделала два быстрых шага вперёд и солдатиком прыгнула вниз. У меня опустилось сердце. Я посмотрел на Лёху, он испугался не меньше меня и стоял весь бледный.
— Ребята, это здорово, — донеслось до нас снизу, — прыгайте сюда, — кричала нам Люська и махала рукой.
Мы стояли молча. Я-то прыгать вообще не собирался, мне это совсем ни к чему, да я и не спорил. А Лёшка подошёл к краю, и посмотрел вниз, лицо его было напряжённым.
— Лёшка, прыгай, а то весь год будешь мой ранец таскать, — смеялась внизу Люська, — прыгай не бойся…
И Лёшка прыгнул, я даже ахнуть не успел, как он улетел вниз...
— Колька, теперь твоя очередь, — кричала мне Люська, — прыгай сюда, не бойся…
Я стоял на краю площадки, смотрел вниз, и у меня замирало сердце. Я совсем не хотел прыгать. Сказать, что мне было страшно, это значит, ничего не сказать. Мне было очень страшно, у меня не только колени дрожали, у меня дрожало всё тело, оно сопротивлялось одной мысли, что надо подойти к краю, оттолкнуться и прыгнуть вниз, хоть солдатиком, как Люська с Лёхой, хоть бомбочкой, но прыгнуть. Я понимал, что мне надо сделать этот шаг, но ноги отказывались подчиняться и сами несли меня к ступенькам.
— Колька, прыгай, — Лёшка махал мне рукой, — прыгай не бойся, это не страшно…
Я опять подошёл к краю площадки и посмотрел вниз, сердце стучало сильнее и сильнее. Нет, не могу, вертелось в голове, не могу, страшно…
— Колька, прыгай, не трусь, — подбадривала меня уже и Люська, — не бойся, это здорово…
Ага, думал я, вы уже внизу, там точно не страшно, а тут такая высотища. Я опять глянул вниз, ноги предательски дрожали. Нет, туда даже смотреть страшно, — вертелось в голове. Но прыгнуть надо, я же не трус. Я опять подошёл к краю и посмотрел вниз. Надо…
— Колька прыгай, — кричал Лёха, — не дрейфь…
— Колька, прыгай…
— Колька, прыгай, ты же мужик, — закричали уже и взрослые парни, они даже перестали играть на гитаре и смотрели на меня снизу.
— Давай, не дрейфь, потом ещё захочешь…
Надо, — стучало в голове, — надо. Сейчас, вот сейчас, отойду назад, разгонюсь, и прыгну. Вот, сейчас. Меня всего трясло как в лихорадке. Сейчас. Шаг, другой, третий, и подо мной пустота, и я лечу:
— Ааааааа, — у меня в глазах всё смешалось и перевернулось, — аааааа, — я плюхнулся в воду и куча брызг разлетелась в разные стороны.
— Ураааа, — кричал Лёха, — молодец…
— Ураааа, — вторила ему Люська, — молодец Колька…
Потом прыгали ещё и ещё. Бомбочкой и солдатиком, солдатиком и бомбочкой, с брызгами и без. А потом загорали, греясь на последнем летнем солнышке, ведь, после завтра уже сентябрь и уже будет не до купаний. Потом проголодались и кушали взятые с собой помидоры, огурцы, зелёный лук, луплённую картошку, и хлеб. И вкуснее я ничего не ел…
Автор: Николай Голодяев
