— Ой, так устала сегодня… — грустно заныла Валя, сладко потягиваясь на стуле. На мониторе её ноутбука виднелась какая-то экселевская таблица, рядом с мышкой, якобы помогающей от «туннельного синдрома», остывал чай в белом стакане с логотипом компании, а чуть поодаль, возле пластикового стакана с канцелярскими принадлежностями, лежал пакет с печеньем. – А еще в магазин после работы, и ужин готовить… Так устала, сил нет.
— От чего? – поинтересовался я, оторвав безумный взгляд от своего монитора. Весь день она сидела в уютных чатиках с подружками, иногда прогуливалась в отдел кадров, чтобы обсудить сплетни, и каждый час бегала на перекур. Валя поджала губу и, посмотрев на меня, как на имбецила, покачала головой.
— От работы, конечно, — менторским тоном ответила она, отхлебывая из стакана еле теплый чай. Я саркастично фыркнул в ответ на это и вернулся к своей работе. Вечер пятницы я хотел провести в более приятном месте, а не за кипящим от натуги ноутбуком, внося дебильные правки в очередной макет. Валя, не встретив сочувствия, снова принялась скулить, иногда прерываясь, чтобы схрумкать печенье и с присвистом запить его чаем. Но своего она добилась. Отвлекла меня от макета, заставив мысли унестись в далекие дали.
*****
Спустя примерно четыре года после окончания университета, я подрабатывал в одной архитектурной конторке мальчиком на побегушках. «Принеси-подай-уйди в сторонку и не мешай, пока опять не понадобишься». Работа не пыльная, обещали быстрый карьерный рост, да и чаи в подсобке с сисадминами никто гонять не мешал. Знай себе подрывайся с места, когда смс-ка приходит, да беги к вызывающему. Не жизнь, а малина. Но я по дурости лет тоже любил поныть на жизнь, как Валя. Пока не встретил Гошу.
Встретил на улице, когда возвращался из парка, где летом любил заточить на лавочке сочную шаурму с бутылкой холодной Колы. В тот день погода особо не заладилась, но я нашел местечко под деревом и ехидно посматривал на бедолаг, которые, морщась от дождя, слабо моросящего сверху, выискивали жадными глазами свободную лавочку вроде моей.
Поэтому съев шаурму и с чистой совестью скормив остатки какому-то бродячему псу, отправился обратно в офис. И на выходе из парка встретил Гошу. Тогда я не знал, как его зовут, но Гоша сразу обращал на себя внимание. Все, кто проходил мимо, недоуменно смотрели на его скрюченную фигурку с фотоаппаратом в худых руках, когда он, не замечая никого и ничего, фотографировал роскошную девицу с пухлыми губками стоящую под навесом на фоне пруда.
Девица томно изгибалась, наклонялась в указанные стороны и улыбалась, когда фотограф махал рукой и что-то весело кричал ей. Не знаю, что именно, заставило меня тогда остановиться, но я остановился и, не стесняясь никого, принялся беззастенчиво пялиться на фотографа и модель. И если модель, заметив мой взгляд, тут же надулась, то скрюченный фотограф на мгновение нахмурился, а потом, широко улыбнувшись, крикнул девице «перерыв» и направился ко мне. Не успел я удивиться, как в моей руке появилась белая визитка, на которой было написано всего два слова и телефон: Георгий. Фотограф. Написано обычной шариковой ручкой.
— Привет. Не пугайся, — хохотнул фотограф и тут же представился. – Георгий. Можно просто Гоша.
— Очень приятно, — кивнул я, изучая скрюченного человечка, который танцующей походкой «рубль-двадцать», принялся обходить меня по кругу, что-то бормоча себе под нос. – С вами все нормально?
— Более чем, — улыбнулся он и поднял руку в извиняющемся жесте. – У тебя очень интересное лицо. С радостью бы сделал пару фотографий.
— Я не люблю фотографироваться, — честно ответил я, продолжая разглядывать Гошу. У него была большая голова, покачивающаяся на тонкой шейке, тонкие, скрюченные руки и ноги, словно Гоше кто-то замотал их чуть ниже задницы скотчем.
— Гоша, я замерзла! – капризно крикнула девица и Гоша тут же упорхнул к ней, забавно перебирая ножками. Я понимал, что ничего смешного в этом не было, но не мог удержаться от улыбки.
— Конечно, солнышко, — трагично ответил он, заламывая руки. – Может переместимся в кафе? Чашечка кофе пойдет тебе на пользу, да и я отдохну.
— Не задерживайся, нам еще много снимать, — улыбнулась она и, снова бросив в мою сторону настороженный взгляд, направилась в сторону кафе, из которого лился мягкий лаунж и пахло вареным кофе.
— Прости, — я вздрогнул, не заметив возвращения Гоши. – Почему ты не любишь фотографироваться? У тебя такой изумительный профиль… Хоть сейчас на монету. А глаза… Озера! Бездонные озера, друг мой.
— Скажете тоже, — рассмеялся я, чуть покраснев от смущения, но Гоша лишь рукой махнул.
— Скажу. И повторю еще раз, ни капли не сомневаясь, — голос у Гоши был высоким, чуть писклявым, но он не резал по ушам, как пенопласт по стеклу. Наоборот, вызывал улыбку. Проскальзывали в нем странные нотки, а горящие глаза этому только помогали. Наверное, у каждого творца так горят глаза, когда он видит что-то особенное. – Я хочу тебя пофотографировать. В любое удобное время, конечно. Сейчас я с Дашенькой занят, но вот завтра или послезавтра свободен.
— Не, спасибо. Я сейчас в деньгах стеснен… — Гоша нахмурился и с присвистом втянул воздух. Я даже ненароком подумал, что его большая голова сейчас лопнет.
— О деньгах я не говорил, — успокоившись, ответил он. – Да и времени это много не займет. Всего пара фотографий.
— Я подумаю, — кивнул я, понимая, что уж точно звонить этому странному скрюченному человечку не буду.
— Благодарю, — улыбнулся Гоша и отвесил мне шутливый поклон. – Прошу простить, но меня ждет прекрасная дама.
Когда он уходил, я почему-то зацепился взглядом за потертую джинсовую куртку и кроссовки, просящие манной каши. Странно это, ведь фотоаппарат у него был весьма неплохим, хоть и старым. Правда звонок босса начисто выбил из моей головы любые мысли, а отборная ругань в адрес опоздавшего с обеда сотрудника, оставила вместо мозгов безжизненную пустыню. Лишь на мгновение мелькнула мысль, что с Гошей я еще раз увижусь.
Второй раз мы встретились, когда я увольнялся с этой работы и, по старой памяти, решил зайти в парк, чтобы купить себе той вкусной шаурмы и жадно заточить её где-нибудь на лавочке. И плевать на мороз, снег и редкий колючий ветер.
На душе было гадко, шаурма быстро замерзла, и я без сожаления отдал её всё тому же бродячему псу, с которым давно подружился и частенько подкармливал его остатками. В голове роились мысли о поисках новой работы, но сейчас хотелось обычного тепла. И тут я снова увидел Гошу. Он шел во всё той же джинсовой куртке, вокруг шеи был замотан колючий шарф, покрытый инеем от его дыхания, а на груди висел старенький фотоаппарат.
Увидев меня, Гоша заулыбался и, резво засеменив ножками, полетел ко мне. Сунул замерзшую ладошку в мою руку, а потом громко чихнул и сконфуженно рассмеялся. Я улыбнулся в ответ и указал рукой в сторону кафе, куда когда-то ходила пить кофе Гошина модель. Долго упрашивать скрюченного человечка не пришлось и я, пообещав, что дам Гоше сделать пару фото в обмен на кофе, направился в кафе.
Внутри, разомлев от тепла, я закурил и еще раз внимательно осмотрел Гошу. Он вообще не изменился. Все та же одежда, те же кроссовки, тот же фотоаппарат, и тот же рюкзак, возвышающийся на его хрупкой спине, как натуральный горб.
— Я думал, что фотографы нормально зарабатывают, — между делом брякнул я, вызвав у Гоши полуулыбку. – А вы в той же одежде, с тем же фотоаппаратом. Старая уже модель-то. Очень старая.
— Это друга моего, — с любовью произнес Гоша, поглаживая лежащий на столе фотоаппарат скрюченными пальцами. – Дает мне иногда на прогулки, а я и рад.
— Получается, что вы денег за свои фото вообще не берете? – удивился я. Теперь стало понятно, почему Гоша зимой ходит в джинсовой куртке и старых кроссовках.
— Беру, но не прошу. Дают, сколько не жалко, — ответил он, осторожно отпивая кофе.
— Так чего себе куртку не поменяете или обувь, к примеру? Не скрою, шарф у вас шикарный, — рассмеялся я, — но сдается мне, что от холода он слабо защищает.
— На новый фотоаппарат коплю, — шепотом ответил Гоша, достав откуда-то из недр куртки смятую брошюру. – Вот этот.
— Хороший, — кивнул я, умолчав о том, что и эта модель безнадежно устарела.
— Очень. Давно свой фотоаппарат хочу, а пенсия… — Гоша чуть замялся, покраснел, а потом выдавил из себя, – не позволяет. Так по копеечке и выходит. Рубль двадцать. Да и не всегда получается на улицу выйти. А друзей просить не могу. Стыдно…
— Безумство это, — покачал я головой.
— Я живу ради этого безумства. Ради него и потерпеть можно, — Гоша, насколько мог, галантно поклонился официанту, который принес нам счет, и продолжил.
— Тогда пойдемте, — я встал со стула, заставив Гошу удивиться. – Пора мне фотоальбом в соцсетях обновить.
— Правда?
— Конечно. Я же обещал в обмен на кофе, — Гоша тут же засуетился, проверил свою камеру и бодро засеменил к выходу. Я слабо улыбнулся и засунул в металлическую кружку с чеком пару сотен, после чего пошел следом за фотографом.
Во время съемки я увидел другого Гошу. Он не обращал внимания на покрасневшие от холода руки, на негнущиеся пальцы, которыми жал на кнопку спуска, на лед под ногами, и удивленные взгляды других людей. Все его внимание было сосредоточено на мне. Он был художником, а я его моделью. С каждым кадром улыбка Гоши становилась все шире, а комплименты моему профилю прерывались лишь стрекотом затвора. Мы закончили только через два часа, когда батарейка в фотоаппарате благополучно села, а сам Гоша стучал зубами от холода и трясся, как безумная марионетка.
Я проводил Гошу до метро, чуть постоял с ним возле входа, выкурив три сигареты, а потом, на миг задумавшись, вытащил из кармана конверт с «расчетными». Конверт я сунул ему в руки, чуть ли не с боем, и, рявкнув, велел его взять. Тогда в его глазах блеснули слезы, а рукопожатие получилось слишком уж крепким, но я не увидел обиды. Только благодарность.
Свои снимки я получил через два дня. Гоша отправил их мне на электронную почту. Открыв первый, я не узнал себя. Нет, Гоша не испортил фотографию пластикой или мыльной ретушью. Он подчеркнул то, о чем говорил в нашу первую встречу. Центром этих фотографий был мой профиль. А еще мои глаза. Если у тебя нет таланта, тебе не поможет даже дорогущая камера ценой в новенькую иномарку. У Гоши был больше, чем просто талант.
Иногда я встречал его в парке, куда приходил прогуляться по старой привычке, чтобы съесть шаурму на лавочке и покормить бродячего пса. Гоша крутился вокруг очередной модели в жару и холод, в дождь и снег. В старенькой джинсовой куртке. В старых кроссовках. И с новым фотоаппаратом, о котором так долго мечтал. Щелкал без устали, нажимая скрюченными пальцами на кнопку спуска. И всегда улыбался. Никогда не ныл и не жаловался. Всегда говорил комплименты и вызывал улыбку. Не обращая внимания на других, он жил этими моментами. По-настоящему жил, идя по жизни танцующей походкой. «Рубль-двадцать».
Автор: Гектор Шульц
