Это был удивительный пёс. Нашли его чёрным комочком на помойке, дрожащим от холода и голода. Умные глаза излучали мольбу о спасении, и пройти мимо было невозможно. Пётр любил животных, увидел этот беззащитный комочек, сердце ёкнуло, взял его домой, приютил, обогрел и полюбил навсегда, а как показала жизнь, было за что. Налил щенку молока и стал разговаривать с ним:
— Ну, что, дружок, давай знакомиться. Меня зовут Пётр, я отец семейства, а это Люся — наша мама, она главная хозяйка в доме, держись её, не прогадаешь, у неё есть один недостаток — она добрая, а это наши дети- Ванечка и Серёжа. Люби их, они теперь твои ближайшие родственники. Как же тебя назвать?
Пожалуй, назову тебя Джимом, как любимую собаку Качалова. Тебе, считай, сам Сергей Есенин посвятил стихи, вот слушай. И он прочитал стих: «Дай, Джим, на счастье лапу мне…». Имя выбрано было не случайно, Пётр был преподаватель литературы и очень любил Есенина, часто декламировал его стихи вслух.
Собачка слушала своего спасителя внимательно, с благодарностью, преданно глядя ему в глаза. Она всё поняла.
С этого момента все, кто слышал, что его зовут Джим, читали ему эти строчки, и он протягивал свою лапу, склонив свою мордочку набок. Вскоре пёс стал всеобщим любимцем.
Надо отметить, что его полюбили не только все члены семьи, но и все жильцы их дома, его даже знали в районе. Дети особенно любили его за покладистый нрав, постоянно несли ему какую-нибудь еду, желая угостить его косточками от холодца и супа.
Они ездили на нём верхом, валялись с ним в снегу и траве, играли в прятки и мяч. Он быстро набирал вес, размер и красоту, и вскоре превратился в большого добродушного, ласкового красавца с чёрной лохматой шерстью, порода напоминала смесь чёрного терьера с чёрным пуделем. Он был вальяжный, спокойный, никого лишний раз не беспокоил, без надобности не лаял, вызывал только любовь к себе у соседей.
Если он подавал голос, все знали -значит, что-то случилось, и он зовёт на помощь, просто так лаять не будет. Многие были у него в долгу.
Однажды на лестнице в подъезде стало плохо с сердцем жене стоматолога, профессора Мжельского, а Джим выходил гулять в это время, и сразу всё понял, что случилось несчастье, стал громко лаять, царапать дверь квартиры профессора лапами. Все сбежались, вызвали «скорую», так он её спас.
Так он спас несколько человек: старушку Калерию Петровну, которая упала и сломала ногу, потеряв сознание; ребёнка, который поскользнулся и ударился головой, пролежал бы так на полу долго, если бы не Джим, который всех собрал на помощь мальчику своим лаем.
Он замечал, что кто-то из стариков забыл выключить воду и она уже бежит по всем этажам из квартиры, газ тоже забывают выключать, так как у некоторых «в гостях» Альцгеймер, и с них уже ничего не спросишь. Он бил тревогу, проявляя заботу о всех жильцах.
Особенно были тяжёлые времена во время блокады. Все с трудом выживали, но и тогда делились последним с псом. Это было святое. Это было очень трогательно. Пётр ушёл на войну, а следом ушли его мальчики.
Люся заметила как-то, что Джим лежит и не двигается, а из его преданных, полных тоски и муки глаз, текут, не переставая, слёзы. Увидев его глаза, у неё сжалось сердце- она поняла, что пришла беда и прошептала: Бог смотрит на нас глазами собаки...
— Что случилось, Джим? Что случилось, дружок?– обращалась Люся к псу.
Он пронзительно поскуливал, лизал ей лицо и руки, словно просил прощения за что-то, прятал мордочку, закрывая лапой глаза, а из глаз всё струились слёзы.
Через некоторое время в дом принесли похоронку. Не стало Петра…
Война собирала свой страшный урожай. Пёс становился всё грустнее и грустнее. Каждый раз он чуял, что в семье опять потеря и выл, и плакал от бессилия и горя, что не может ничем помочь, не отходил от Люси ни на шаг.
Страшная весть о смерти детей вползла в дом к Люсе, как гремучая змея, больно ужалив в самое сердце. Ничего не может быть страшнее, чем потеря детей.
Жизнь её потеряла смысл. Она не хотела жить и почти перестала стремиться выжить. У неё не осталось никого более родного существа, кроме Джима. Он всё время был рядом, грел её своим телом в холода и морозы, а когда его чем-то угощали соседи, сами голодные, умирающие, он приносил эти крохи Люсе, не ел сам -она совсем ослабла от горя и голода, часто теряла сознание.
Он похудел, осунулся, шерсть клочьями облезла на теле, и местами торчали мослы, обтянутые кожей. Он тоже почти ничего не ел, так как потерял много зубов.
Но он продолжал бороться за Люсю, оберегал её всячески, как мог. Видя, что с псом что-то не то, профессор Мжельский посмотрел Джима, и решил ему помочь. Он пригласил его к себе в квартиру, а через некоторое время сделал зубной протез для пса, хотя раньше такого никогда не делал. Он всегда помнил, что в вечном долгу перед псом.
Джим пошёл на поправку, блокада закончилась. Они выжили с Люсей. Шерсть восстановилась и была чёрной, как смоль. Он прожил довольно долго для собаки -двадцать восемь лет- чувствовал ответственность за Люсю. Теперь все состарились, и в доме стало пусто. Он стал тяжело ступать, больше спал, плохо видел и мало ел, но, как и прежде, шёл к Люсе по первому её зову- то дать тапочки, то очки принести, то таблетки подать…
Теперь она выпускала его во двор прогуляться одного. Она часто болела и ей было трудно выходить на улицу. А его часто можно было видеть у помойки, где он просто сидел и как- будто вспоминал что-то своё дорогое, из другой жизни, разглядывая детскую площадку, где раньше много проводил времени с детьми, наблюдая за их игрой, обнюхивал гараж, в котором располагался рядом с хозяином, когда тот чинил машину... Однажды его сшибла машина, ослепив светом фар.
Сосед сверху притащил пса к Люсе домой, он был жив, но ноги были сломаны и травмирован позвоночник. Джим лежал и плакал. Он жалел Люсю, что так её подвёл.
Кто будет за ней теперь приглядывать? Она вызвала ветеринара. Тот, осмотрев, сказал, что собаку надо усыпить, чтобы она не страдала, её травмы не совместимы с жизнью. У Люси разрывалось сердце от горя, ведь она теряла последнего своего члена семьи, последнюю ниточку, связывающую её с жизнью на этой земле. Она сидела около него, гладила его чёрные пряди, целуя своего любимого пса в нос, незаметно стирая постоянно сбегающие по щеке слёзы...
Приходили соседи справиться о здоровье пса, вздыхали, гладили его по голове, словно прощались с Джимом, и тихо уходили, видя страдания двух неразлучных людей. Зашла вечером подруга.
— Как Джим? Что врач сказал? Может чем помочь? – спросила она, грустно глядя на собаку.
— Врач сказал, что завтра надо его усыпить, ему очень больно, ничем помочь нельзя... — ответила Люся и расплакалась. Но как возможно это сделать? Джима собакой — то не поворачивается язык назвать, это самый родной человечище! Я не могу.
Подруга ушла. Люся легла в кровать и стала вспоминать всё о своём любимце. Вся их совместная жизнь пронеслась перед глазами. А утром, вся заплаканная, она подошла к Джиму и не узнала его... — он был весь седой, как лунь. Поседел за одну ночь, услышав страшный приговор врача, всё понял и пережил это за ночь, как и Люся. Увиденное потрясло её. Она присела к нему на коврик и крепко обняла.
— Джим, любимый, ты никого не слушай... Мы будем бороться...
Правда, Джим? Ничего, мы ещё поборемся! Не такое было в нашей жизни и мы выжили. А что, блокада разве была совместима с жизнью? А? — Нет! Вот и я так думаю. А врач? Ты его не слушай, слишком молодой ещё, многого не знает и о нас тоже.
Двери в квартиру всегда были открыты. На пороге стоял соседский мальчик с щенком.
— Вот, к тебе и Вовочка в гости пришёл со своим Малышом справиться о тебе. Ну, вы тут поболтайте, а я пошла варить кашку, пора нам завтракать. Джим в ответ с благодарностью посмотрел на Люсю, в его взгляде было столько всего!
Это были глаза Бога. Он вильнул хвостом и из его глаз выкатилась слеза. В эту минуту она словно услышала голос мужа, произносившего щемящие строки своего любимого великого русского поэта Сергея Есенина —
«Покатились глаза собачьи
Золотыми звёздами в снег»...
-Мы ещё поживём, Джим, поживём, — прошептала она уверенно и пошла варить кашу.
Автор: Ольга Сергеева
