Во все времена люди были обеспокоены урожайностью сельскохозяйственных угодий, которые обрабатывали, потому что именно от этого зависела их жизнь. Можно было бы написать и по другому, например, во все времена люди были обеспокоены урожайностью своих сельскохозяйственных земель, потому что от этого зависело их благосостояние.
Фразы вроде бы похожие, отличаются, конечно, но смысл их похож, от урожайности много чего зависит. Но ключевой момент всё-таки в другом. В первом случае они обрабатывали не задумываясь об имущественном праве, даже понятия о нём не имели, пользовались тем, что им давали поля, ими же и возделываемые, во втором они эти поля вдруг начали считать своими и озаботились именно благосостоянием, не просто хотели обеспечить себя плодами своего труда, но и нажить на этом какие-то излишки.
Урожайность это вообще интересное понятие, оно напрямую связано с цифрами, вычислениями, подсчётами, отношением собранного к посаженному и прочими, совершенно не нужными понятиями, отвлекающими внимание, да и вообще лишающее понимания того факта, что урожай либо есть, каким бы он не был, либо его просто нет, никакого. Конечно же, чем он больше, чем он богаче, тем лучше, тем выгоднее, и если он вырастает в кратчайшие сроки с малыми трудозатратами, тем больше времени остаётся на что-то ещё, не менее полезное, чем занятие сельским хозяйством.
Городские жители, очень цивилизованные и прогрессивные об урожайности имеют совсем слабое понимание, о центнерах с гектаров что-то когда слышали, да и то не все и так давно, что в их памяти это больше стало воспоминанием из разряда абстрактных, не связанных с чем-то конкретным.
Но всё-таки все мы в каком-то поколении так или иначе потомки жителей деревень и тяга к природе есть в каждом горожанине, это трудно отрицать, городские жители любят одеть рюкзаки и пошляться по лесам, или покататься по ним на автомобилях с большими колёсами, помесить грязь, да и просто выехать куда-нибудь, где есть деревья, подышать свежим воздухом.
Из леса на бескрайнее недавно вспаханное поле, уходящее в сторону горизонта и продолжающееся видимо и за ним, вышли четверо ободранных грязных туристов. Двое мужчин, обросших бородами, один с чёрной бородой, другой с рыжей, и две женщины, одна с тёмными волосами, другая со светлыми. От всех четверых пахло костром и давно немытыми телами, всё это усугублялось запахом репеллентов, который, видимо, из их одежд уже не выветривался.
На краю поля, примерно в полукилометре слева от себя туристы, а как потом выяснилось, это были именно они, виднелся навес, стоящий на жердях и покрытый прошлогодней соломой, под ним лежали какие-то мешки, рядом стояла палатка, скорее шатёр, рядом с которым над почти погасшим кострищем, от которого ещё поднимался слабый дымок, висели котелок и чайник. Рядом со всем этим хозяйством на высоком столбе висело деревянное колесо от телеги. Туристы хотели бы кинуться туда, да не могли, сил у них почти не осталось, да и жара стояла, пока ещё не невыносимая, но солнце уже висело высоко, время перевалило за полдень.
Путь к шатру показался им долгим и мучительным, насекомые, которые привязались к ним в лесу, никак не желали отстать и оставить в покое, роились над ними, не разделяясь по видовой принадлежности, видимо скооперировавшись и разделив усилия они досаждали непрошенным гостям сильнее. Когда они наконец добрались до шатра и сняли рюкзаки, гружёные как минимум гантелями, как им тогда казалось, из шатра вышел мужчина, ростом выше среднего, широкоплечий, бородатый, но странно в нём было не это, сейчас никого нельзя удивить наличием бороды, его одежда, вот что именно контрастировало с туристами. А одет он был в длинную льняную рубаху, подпоясанную обыкновенной верёвкой, шаровары, и обут в лапти.
— Приветствую вас, добрые люди, — поздоровался мужчина, — с чем пожаловали?
Туристы немного оторопели, не знали что и подумать.
— Здравствуйте, — поздоровался за всех чернобородый, самый высокий из прибывших, но на полголовы ниже крестьянина, их встретившего.
— Мы туристы, заблудились мы, — пояснила беловолосая женщина.
— Нам бы до Рожденственки добраться, на поезд сесть, — сообщил рыжебородый, — четыре дня из леса выбраться не могли.
— Впервые слышу, — сообщил им крестьянин, — ну да ладно, располагайтесь, раз уж пришли. Голодные наверное?
— Да, два дня ничего не ели, — ответил за всех чернобородый.
— Ничего страшного, — ухмыльнулся крестьянин, — каша вон в котле осталась, присаживайтесь.
— Меня Егором зовут, — представился рыжебородый, — а это Иннокентий.
— Прекрати!- рявкнул на него крестьянин, но тут же, улыбнувшись, пояснил, — имён не называйте, ни к чему это. Вы со дня на день отсюда уйдёте и всё забудете, и мне вас знать ни к чему, всё равно больше сюда не вернётесь.
Туристы удивились, но присели возле кострища, вытащили ложки и накинулись на кашу, видимо и правда давно не ели.
— А у вас есть тут где телефон подзарядить, мужчина?- жуя спросила блондинка, — а то у нас они сели давно, и пауэрбанки тоже.
— Чего у вас село?- удивлённо спросил крестьянин.
— Пауэрбанки, — пояснила брюнетка и вынула из кармана прямоугольный предмет, — от него телефон можно заряжать, но они тоже сели у всех.
— Да уж, — усмехнулся крестьянин, принял из её руки диковинную штуковину, повертел в руках и вернул обратно, — надо же, хрень какая, не солнце, а садится.
Туристы посмотрели на него с недоумением, но промолчали. Каша, обычная, перловая, для туристов привычная, а это была именно она, очень быстро закончилась и скоро они уже стучали ложками по дну котелка. Крестьянин молча смотрел на гостей, стоя чуть в стороне, когда они доели кашу, он сказал.
— Помыться бы вам, а то смердит от вас не по человечески...
— Да, баня бы не помешала, — согласился рыжебородый, — а то и правда попахиваем.
— Сейчас устроим, — ответил крестьянин и отошёл к столбу с колесом.
Он тут же сильно ударил по нему ладонью, так, что столб закачался и крикнул вверх, туристам показалось, что в колесо, но в том-то и дело, что не показалось, это было именно так.
— Геннадьевна!
Ответа не последовало, туристы хихикнули. Мужчина посмотрел в их сторону, ухмыльнулся и снова ударив по столбу опять позвал.
— Геннадьевна!
— Аюшки?- послышался женский голос из колеса, — чего голосишь-то?
— Дождь перенеси на часок-полтора попозже, а?
— Можно и перенести, — ответил женский голос из колеса, — случилось чего?
— Да, — ответил в колесо мужчина, — оборванцы явились какие-то, отмыть их надо, а то завтра утром сеять, а они смердят.
Оборванцы, они же заблудившиеся туристы наблюдали за этой картиной молча, удивлённо. Глаза видели, уши слышали, но разум искал подвох и придумывал разные объяснения, от встроенных датчиков удара в столб, до скрытой проволочной антенны в самом колесе и динамика с микрофоном, вмонтированными там же.
— Согласна, это не дело, на поле нельзя смердеть, — ответил женский голос, — а ты куда их в баню поведёшь-то?
— Никуда не поведу, — ответил мужчина, — в село сейчас крикну, лошадь водовозную пришлют, с мочалками и тазами, пусть здесь и отмываются, стираются.
— Тоже верно, — ответил из колеса женский голос, — дождь задержу.
— Спасибо, Геннадьевна, — крикнул сеятель в колесо.
— Не за что, — ответила из колеса неведомая Геннадьевна.
Сеятель снова ударил по столбу, но теперь два раза.
— Аюшки?- тут же отозвалось колесо другим женским голосом.
— Прасковью мне вышлите, а?- попросил сеятель.
— С водой?- поинтересовался голос.
— Ну да, — крикнул в колесо сеятель, — и тазиков пару штук, мочалок, мыла тоже надо и четыре полотенца.
— А что там у тебя?- поинтересовался голос из колеса.
— Приблудных четверо, туристы говорят, заблудились.
— Понятно, — ответил голос, — чан для тёплой воды тоже тогда отправим.
— Точно!- согласился с голосом сеятель, — про чан я и не вспомнил.
— Бывает, — хохотнул в ответ голос, — встречай Прасковью.
Туристы, понаблюдав за всеми этими странными действиями осмелели, убедив сами себя, что во всём этом есть какой-то подвох, именно технический, но скрытый от глаз и подошли к сеятелю.
— Мужчина, а что вы сейчас делали?- спросила осмелевшая блондинка.
— Не понятно что-ли?- удивился сеятель, — сначала Геннадьевну попросил, ведьму, чтоб дождь немного перенесла, нельзя вам на поле в таком виде отвратительном находиться, потом попросил чтоб Прасковью с водой и принадлежностями прислали.
— А Прасковья, это, собственно, кто?- поинтересовался чернобородый.
— Да, кто это?- повторил за ним рыжебородый.
— Лошадь это, водовозная, — усмехнулся сеятель, — не поняли что ли? Сейчас прибудет, с минуты на минуту.
— И далеко ли до вашего села?- язвительно спросил рыжебородый.
— Вёрст сорок, не меньше, — ответил сеятель.
— И прибудет с минуты на минуту?- не унимался рыжебородый.
— Ну да, — ответил сеятель, — воды нагреете вон там, возле навеса, под ним же помоетесь, я только зерно сейчас в шатёр перенесу, там же и заночуете.
— Прям вот сорок вёрст и с минуты на минуту будет здесь?- продолжил рыжебородый.
— Ну да, чего тут непонятного-то?- удивился сеятель.
Туристы в очередной раз осмотрели всё до горизонта, вспомнили про бинокль, брюнетка вытащила его из рюкзака и принесла, но нигде не было и намёка на хоть какое-нибудь жилище. А тем временем противный рыжебородый продолжал расспрашивать сеятеля.
— А где здесь провода спрятаны?
— Какие ещё провода?- снова не понял вопроса сеятель.
— Электрические, понятное дело, — рыжебородый почти с ненавистью смотрел на сеятеля, — а антенна где, динамики?
— Да не держим мы такого барахла, — усмехнулся сеятель, — ни к чему нам оно, вот и не держим, у нас всё гораздо проще.
В это время где-то совсем рядом, но не совсем понятно где, послышался колокольчик, который обычно вешают на лошадиную упряжку, но самой лошади видно не было. Контуры лошади, запряжённой в телегу с бочкой проявились, как на старинной чёрно-белой фотобумаге, из ниоткуда, метрах в ста от места, где стояли ничего не понимающие туристы, рядом с деревьями, и продолжая проявляться и окрашиваться в серую в яблоко расцветку лошадь продолжила путь к стану сеятеля, особо ни на что не реагируя.
— Ну вот видите, и Прасковья явилась, не запылилась, — усмехнувшись показал в сторону лошади сеятель, — вы бы дров принесли из леса, а то вам и постираться надо успеть до дождя, а воде же согреться время нужно.
Туристы стояли как памятники, как гранитные статуи, от удивления и полного отсутствия веры собственным глазам утратив возможность шевелиться.
— Да отомрите вы уже наконец!- скомандовал сеятель.
Туристы очнулись, но лучше им от этого не стало, их мозги отказывались верить глазам.
— Этого не может быть, — блондинка первой начала приходить в себя.
— Да как не может-то, если так и есть?- усмехнулся сеятель и взвалив мешок себе на плечо, понёс его к шатру, — идите уже по дрова, лошадь обратно отправить нужно. Вы её нервируете недоверием.
Туристы не заставили себя уговаривать и насколько быстро смогли, настолько быстро и отправились в лес. Пока они собирали валежник поделились впечатлениями, их было очень много, но все, как один, отказывались верить собственным глазам и происходящее казалось им фантастикой в лучшем случае, сказкой в более-менее нейтральном и полной чертовщиной в худшем.
Некоторое время спустя они вернулись обратно, сеятель уже успел перенести мешки с зерном в шатёр.
— Дрова вокруг чана раскладывайте, — скомандовал он, — и воды в него налейте, ведро вон одно на телеге висит, второе под крышей возьмите.
Рыжебородый с чернобородым кинулись за вёдрами и начали таскать в чан воду из бочки, их женщины раскладывали дрова. Сеятель, увидев что приготовления к бане подходят к концу, подошёл к столбу, ударил по нему два раза.
— Аюшки?- послышался тот же женский голос из колеса.
— Прасковью сейчас отправлю, — крикнул в колесо сеятель, — но без тазиков и чана, потом их верну.
— Хорошо, — ответил голос, — отправляй, встретим.
— У нас, к сожалению, спички закончились, — сообщила сеятелю блондинка, — вчера ещё, огонь разжечь нечем.
— Ну вы даёте, — усмехнулся сеятель, — сейчас добудем огонь.
Он ударил по столбу один раз и крикнул.
— Геннадьевна!
— Аюшки?- тут же отозвалась она.
— Запали нам огонь, а?- попросил сеятель.
— Да вообще не вопрос, — ответила Геннадьевна и обратилась уже к туристам, — эй, оборванцы, от кострища отойдите на безопасное расстояние.
Оборванцы, они же туристы, не зная, что будет дальше, на всякий случай отошли от чана. Из колеса тут же ударила молния, дрова вспыхнули разом во всех сторон и костёр мгновенно разгорелся так, словно уже горел.
— Спасибо, Геннадьевна!- крикнул в колесо сеятель и пошёл к лошади.
— Не за что, — отозвалась Геннадьевна.
Туристы совсем уже ничего не понимая и продолжая не верить собственным глазам продолжали стоять все вместе, кучкой и наблюдали за сеятелем. Он подошёл к Прасковье, которая к удивлению вообще никак не отреагировала на молнию из деревянного колеса, погладил её по голове, что-то прошептал в ухо и лошадь потихоньку пошла, метров через сто она начала растворяться на глазах у изумлённых оборванцев. Сначала и лошадь, и телега, и бочка на ней, начали терять цвет, до тех пор, пока не осталось лишь контуров, затем и сами контуры растворились, будто ничего этого и не было, лишь из ниоткуда пару раз в тишине, которую никто не нарушал звякнул колокольчик.
— Да отомрите вы уже наконец, а!- скомандовал сеятель, — воду перегреете если, ждать придётся, когда остынет.
Туристы очнулись и подошли к чану с водой. Брюнетка сунула руку в воду и сообщила всем, что вода как раз той температуры, какая нужна. Каждый тоже проверил, что бы убедиться, именно так и было.
— Да когда она успела нагреться-то?- удивилась блондинка.
— А дрова когда успели прогореть?- заметил очередное несоответствие с собственными представлениями чернобородый, — да как так-то?
Дрова действительно уже сгорели, от них остались лишь угольки под чаном, которые мерцали и лишь иногда потрескивали.
— У вас что, много времени ждать?- усмехнувшись поинтересовался сеятель, — или некуда его больше потратить? Мойтесь давайте.
— У нас мыла нет, — рыжебородый вдруг вспомнил, что забыл забрать его из телеги, хотя скорее всего не знал как выглядит местное мыло в этом странном мире.
— Не беда, — подбодрил его сеятель и подойдя к столбу ударил по нему три раза.
— Аюшки?- тут же ответил хриплый мужской голос из колеса.
— Семёныч, мыла скинь, а?- попросил сеятель, — приблудные мыться будут, а мыла нет.
— Секундочку, — ответил из колеса тот же голос, — ловите.
Из колеса, между его спиц, тут же вывалилось мыло, оно представляло собой что-то среднее между жидким и обычным кусковым, густая масса зеленоватого цвета наполняла собой маленький котелок. Сеятель поймал его и поставил на землю.
— Спасибо, Семёныч, — крикнул сеятель в колесо.
— Не за что, — ответило колесо голосом неведомого Семёныча.
— Нате вот вам мыло, — сеятель указал на котелок, — а меня пока не беспокойте, я вздремну пока дождь идёт, завтра день напряжённый будет, ответственный. И постирайтесь обязательно, чтоб духа вашего не было на поле, пока всё растёт.
Туристы промолчали, блондинка, почему-то оказавшаяся самой решительной, забрала мыло и принесла к чану.
Что было дальше не важно, но пока они мылись и стирали вещи из ниоткуда на небе появились тучи, сгустились и когда они сели на мешки, набитые прошлогодней соломой, хлынул дождь. Сколько времени он шёл, почему начался именно тогда, когда они всё закончили они не знали, считали это совпадением, а может быть и вообще ничего не заметили. Сеятель не появлялся, из шатра не выходил, делать было нечего, все возможные, невероятные, фантастические и мистические версии происходящего уже были озвучены и порядком надоели.
Первым не выдержал рыжебородый, ему не давало покоя техническое устройство узла связи, так он называл колесо на столбе, он встал, вышел из-под навеса под дождь и подошёл к столбу, столб был мокрым и скользким, а рыжебородый настырным и маловерным, всегда настроенным скептически. Не с первого и не со второго, и даже не с третьего раза, но у него всё-таки получилось вскарабкаться на столб, добравшись до колеса, он просунул голову между спиц. Что характерно, выше колеса голова не появилась, она исчезла. Туристы снова замерли, брюнетка почти запаниковала, но провисев на столбе всего несколько секунд, рыжебородый, побледнев как мел, скатился вниз. Молча, ничего не объясняя, он сел рядом с остальными и впал в подобие прострации.
Чернобородый тоже не вытерпел, встал и заинтригованный подошёл к столбу. То ли он был покрепче, то ли импровизированная баня почти под открытым небом придала ему сил, а может быть его товарищ просто обтёр голыми ногами столб, но взобраться на него получилось с первого раза, голова его тут же исчезла между спиц колеса, выше него не появилась и тут же все услышали знакомый, не раз слышанный голос ведьмы Геннадьевны.
— Чего надо?- резко спросила она.
Чернобородый тут же спрыгнул, ничего не ответив, и в один прыжок оказался под навесом. Из шатра вышел сеятель, зашёл под навес.
— Не стерпели, стало быть?- усмехнулся он, — на столб лазили?
— Я ведьму вашу видел, — тут же признался чернобородый.
— Ничего страшного, — ответил сеятель, — она добрая.
— Я через колесо сверху её увидел, — добавил чернобородый, медленно отходя от шока.
— Поэтому мы вешаем их повыше, чтоб не проваливалось в них ничего, — пояснил сеятель и поинтересовался у рыжего, — а ты чего притих, куда заглядывал, чего видел?
Рыжий начал приходить в себя.
— Да вроде ничего особенного, — ответил он, — мужик какой-то лапти плёл сидел, девки в сарафанах неподалёку хоровод водили, корова паслась и велосипед стоял.
— Тебя велосипед так перепугал или корова?- усмехнулся сеятель, — велосипеды у нас есть, кто хочет, тот берёт и катается, эка невидаль.
— Нет, меня удивило то, что такое вообще возможно, заглядываю в одном месте, а выглядываю в совершенно другом.
— А чего удивительного-то?- спросил сеятель.
— Но как?
— А зачем тебе это? Зачем?- снова усмехнулся сеятель, — ты или просто пользуешься чем-то без объяснений или пользуешься объяснением чего-то, но это не идёт на пользу, поверь, ты умнее или лучше от этого не становишься, знаешь, может быть и больше, но пользоваться этими знаниями не можешь. Или кто-то из вас сможет повторить такое колесо?
— Вряд ли... — вздохнул рыжий.
— Вот и не забивайте себе голову тем, что никогда не пригодится, просто живите.
В это время кто-то постучал по столбу с другой его стороны, это была ведьма Геннадьевна, именно её голос послышался из колеса на «аюшки» сеятеля.
— Дождя-то хватит?- спросила она.
— Немножко ещё можно, — ответил сеятель, — к утру как раз подсохнет и буду сеять.
— А эти как, оборванцы?- спросила ведьма.
— Осваиваются, но с трудом, — хохотнул в ответ сеятель.
— Я заметила, — хохотнула в ответ ведьма, — заглядывал тут один, удивлённый.
— Ты его не особо впечатлила, — рассмеялся сеятель, — вот товарищ его велосипед увидел и корову, это его шокировало.
— Бывает, — усмехнулась ведьма.
Сеанс связи, видимо, закончился, сеятель вернулся к туристам.
— Завтра вы увидите, как за день вырастают злаковые, — продолжил рассказ сеятель, — да, именно за день, а послезавтра придут наши женщины и будут их собирать, связывать в снопы.
— Но это же невозможно, — попыталась вставить брюнетка, — я агроном по образованию. Как это за день?
— Ты по образованию агроном, а работала кем?- спросил сеятель.
— Менеджером, в мебельном магазине, — грустно вздохнула она в ответ.
— Вот поэтому, в вашем мире это и невозможно, — продолжил сеятель, — ваше же собственное образование не даёт вам верить в то, что вы сегодня видели собственными глазами, что завтра увидите, и послезавтра, перед тем, как отправитесь домой, и там вам никто не поверит, потому что вы просто не готовы ещё для всего этого. Вы усложняете свой мир, постоянно, ежечасно, ежесекундно, а мы его покинули и не жалеем.
— Вы жили в нашем мире?- удивились все туристы, но за них поинтересовалась блондинка.
— Да, пришлось, мы почти все там родились, и теперь живём здесь и ни о чём не жалеем. Мы не присваиваем себе ничего. Поле не наше, мы просто попросили его у природы на несколько дней и поэтому пшеница вырастает всего за три дня, что бы освободить место траве, это её поле. Есть ведьма, которая может создать любые условия для посевов, и она это делает, никто в этом не сомневается, как она это делает, тоже никто не интересуется, и кто пашет поле перед тем, как его засеваю, мне тоже не известно, может оно само распахивается, может Геннадьевна кого-то посылает. Но я засеваю и ухожу, когда приходит время собирать урожай, и его собирают. Но берём именно столько, что бы хватало всем поровну, а когда заканчивается, сеем снова и снова собираем. Никто не зависит от других и все доверяют друг другу. И условия создаём для этого тоже сами, по собственной воле и пониманию.
— А чем вы занимаетесь в свободное время?- насмелился задать вопрос рыжебородый.
— По столбам точно не лазим, чтоб подглядывать, — усмехнулся сеятель, — и как столбы устроены не знаем, много это столбов или один разом во всех местах стоит тоже не знаем, и лошади наши почти не устают, потому что мы их не эксплуатируем, а просим сходить туда-то и увезти то-то, а как они добираются и почему у них это получается мы не выясняли, ни к чему это.
— А как можно здесь остаться?- спросила блондинка.
— Никак, — ответил сеятель, — но сюда можно вернуться, когда вы будете к этому готовы.
На этом разговор закончился, дождь тоже прекратился. Утром сеятель вышел в поле, а туристы смотрели, как буквально в нескольких метрах за его спиной тут же начинают давать всходы зёрна, которые только что попали в землю. К обеду недавние всходы были уже в колено, к вечеру выросли по пояс. Поле, часть этого мира, попрошенная во временное пользование у природы, а именно ей оно и принадлежит по праву, менялось на глазах, изменения были очевидны и ощутимы, результаты деятельности видны были сразу же. На следующий день злаковые собрали и связали в снопы.
Туристов же отправили домой, дав с собой на дорогу то, что имели местные жители, а компас им заменила обычная деревянная рогатка, глядя через которую, невозможно заблудиться или сбиться с пути, а как она устроена, какой у неё принцип действия, лучше не спрашивайте, ни к чему усложнять то, что приносит пользу и в своём первозданном виде. А если кто не верит, что тот мир существует, не верьте и дальше, никто вам этого не запрещает.
