— Тебе сегодня уже семь лет исполняется? Неужели ты стала такой большой?.. – это, пытаясь стереть улыбку, дед бубнит в трубку.
— Да, дедушка. Я постарела ещё на один год сегодня. Скоро стану совсем старая и некрасивая, почти прям как наша бабушка… — грустно и совершенно не заботясь о впечатлении, которое произведёт, отвечает в телефонную трубку внучка.
Дед и вправду несколько смущён таким неожиданным поворотом разговора. Крутит усами, какое-то время «мэкает» и «пэкает». Потом отвечает:
— Я, признаться, всегда придерживался иной точки зрения… Думал, что вкус у меня отменный…
— Какой вкус? Причём здесь ты? Мы же обо мне говорим!.. — слышится с того конца провода.
Потом на внучку, кажется, нападает «прозрение». Она несколько молчит. Затем пытается исправить положение:
— Ну… я, дедушка, просто хотела сказать, что вы оба уже старенькие… поэтому такие некрасивые стали…
Старик оценил попытку своей не очень дальней родственницы.
А та продолжает, опять опамятовавшись:
— Ой, я опять не это хотела сказать, дед! Я просто говорю, что мама мне сегодня купила платье. И я сейчас в нём сижу. Как дура сижу. Потому что Серёжа всё равно не пришёл. У него ангина. Он вообще у меня такой болезненный, что прямо аж вообще! А мама торт какой-то дурацкий, дедушка, на стол поставила. И гостей поназвала. Много – премного!..
Дед опять в недоумении:
— Ну, почему же, торт дурацкий? И гости здесь при чём? Мама ведь хотела тебе праздник устроить. Она же любит тебя. И мы с бабушкой тоже любим…
— Любите? А почему бабушка не позвонила мне тогда утром и не поздравила первой, как она всегда это делала?..
— Алисонька, деточка… — мямлит дед, — бабушка не совсем здорова сегодня. Ещё вечером накануне заболела. Теперь вот отдыхает.
А старуха и вправду не здорова. Всю ночь металась и всё просила старика:
— Боренька, выгляни в окно: пошёл ли снег. Мне кажется, что вот, если снег пойдёт, мне легче станет. Такое чувство, будто у меня вся голова забита этим снегом…
И снова впадала в забытьё.
Он кладёт трубку и идёт к её кровати. Идёт так, чтобы шагами своими не спугнуть хрупкий сон, который, кажется, накрыл своим седым крылом старуху.
А снег за окном и на самом деле пошёл. Сначала робко так, будто позволения спрашивая. А потом всё крупнее и чаще. И зима перестала скупиться: щедро повалило с небес, словно стремясь освободить голову его жены от опостылевшего снега.
Он осторожно, почти крадучись, приближается к кровати и как-то бережно садится на самый краешек. Но и этого довольно: старуха распахивает глаза:
— А? Что? Позвонил Алисе? Поздравил?..
— Конечно, милая моя, всё сделал, — говорит он, поглаживая рукой с птичьими ногтями её гладкую седую голову.
— И что она сказала? Про меня ничего не спрашивала?..
И тут же, не ожидая его ответа, продолжает, почти захлёбываясь, словно торопится почему-то:
— Боренька, друг мой! У меня под подушкой коробочка. Возьми её… Только не сейчас, чуть позже. Это подарок. Внучке. От меня… нет, от нас с тобою… Пусть помнит… и бережёт.
И глаза прикрыла. А он гладит, гладит по голове свою самую драгоценную женщину. И рассматривает её. Пристально и внимательно. Будто в первый… или в последний раз:
— Ещё она, Танечка, сказала, что ты – самая красивая из всех бабушек, которые живут на земле… А я хочу тебе признаться, что и из всех девочек, которые когда-либо на земле жили, ты самая красивая… моя дорогая деточка…
Она улыбается, почти во сне. Сжимает чуть его руку, лежащую рядом, и отвечает:
— Это, Боренька, я ещё болею…
И на снег за окном становится похожей. Отстранённая какая-то, далёкая.
Но такая… такая… его, Боренькина… что даже… так не бывает…
А он суёт руку под подушку и достаёт оттуда маленькую бархатную коробочку. Осторожно открывает её. Медальон там. Старый. Ещё его бабушка им с Танюшкой на свадьбу подарила. Маленькая золотая розочка и бриллиантовым сердечком. Он знает, как его открыть. А там – там фото:
Им с Таней по семь лет. И она в новом платье. И сидят они за столом, на котором красуется огромный торт, который, он хорошо помнит, испекла к её дню рождения его мама…
Автор: Олег Букач
