Сегодняшний Лёвкин день не заладился с самого утра.
Мама была не в духе: опять повздорила из-за него с отчимом. Лёвка ни в какую не хотел есть пригоревшую кашу, вдобавок ко всему и Лёвкина шапка пропала с полки, на которую он совершенно точно её вчера положил, когда вернулся с прогулки. Словом, утро не сулило ничего хорошего. Мама ругалась, а отчим – дядя Серёжа, которого теперь надо было называть «папой», в очередной раз рассказывал Лёвке, что только армия сделает из него настоящего человека.
Лёвке было одиннадцать лет, все его одноклассники уже разбились на пары, и каждый кого-то любил, а у Лёвки не было НИКОГО. Он никогда не сопротивлялся своему одиночеству.
Мама называла его «никчёмышем», а отчим, когда бывал дома, просто не обращал на него никакого внимания. Одноклассники дразнили «очкариком» за очки и очень толстые линзы в них. Зрение у Лёвы было настолько слабым, что в своих очках он был похож на сову, которая внезапно оказалась под лучами яркого солнца.
Пластиковые дужки очков сломались ещё летом, когда соседский мальчишка толкнул его с велосипеда и Лёвка упал в канаву. Купить новые родители не успели, и держались очки сейчас на резинке, которую приделал дядя Серёжа. Вид у Лёвки и так был всегда виноватым и потерянным, а сейчас, с резинками на ушах, он казался еще более щуплым и обречённым.
Учился Лёвка тоже не очень. Может из-за того, что не видел ничего с последней парты, куда его посадил учитель, чтобы никто из одноклассников не мог отвесить ему подзатыльник. А может, потому, что незачем было Лёвке стараться. Ведь не нужен он был ровным счётом никому.
Мамка его, после того как пропал Лёвкин папа – полярник (или даже космонавт), совершенно перестала обращать на сына внимание. «Копия отца», — говорила она и отводила взгляд куда-то далеко, куда Лёвка не мог заглянуть.
А потом, в один из промозглых осенних дней, появился «новый папа» — дядя Серёжа. Человек, который с первого взгляда на Лёвку понял, ЧТО для него плохо и ЧТО хорошо, и решил непременно после девятого класса отправить его не то к бабушке в соседнюю деревню, где есть ремесленное училище, не то в любое учебное заведение, но подальше от дома.
Так и рос Лёвка, ожидая окончания девятого класса, когда судьба его окончательно решится. И не было у него никого, с кем бы можно было разделить ту боль одиночества, которая годами копилась у него под самым сердцем.
«Мама, мамочка… Почему она не любит меня?» — спрашивал он своего единственного друга, одноклассника, который тоже был не как все и, пока случайно не перерос на две головы самого заносчивого мальчика из класса, успел на себе испытать все насмешки и издевательства.
«Ничего, ничего, — говорил ему Кирилл, высокий, тучный мальчик, в кармане которого всегда были пряник и яблоко. — Ничего, друг, я с тобой!» Много раз Кира спасал своего друга от нападок и насмешек, да и просто, когда Лёвке некуда было пойти.
Вот и в этот незадавшийся с самого утра день Лёвка возвращался от Кирилла домой.
Учебный год только начался, уроков задавали немного, и мальчишки засиделись до темноты. Под ногами шуршали осенние листья, пахло хвоей и свежестью прохладного осеннего неба. Над небольшой речушкой, разделявшей посёлок на две части, поднимался густой, всё поглощающий туман. В этом тумане Лёвка чувствовал себя защищённым. Нет его. Нет очков. Нет насмешек. Нет ничего, кроме вязкости из чего-то белого, влажного на вкус и не осязаемого никакой частью тела.
«Пустота», — подумал Лёвка, вдохнул её полной грудью и побежал. Лёвка бежал домой, торопясь, чтобы не расстроить маму, и вдыхал этот осенний запах, когда вдруг что-то пискнуло рядом с ним и закружилось вместе с кленовыми листьями куда-то вниз с холма к самой реке. И снова тишина и туман…
«Показалось», — подумал Лёвка и двинулся было дальше, но писк раздался снова. Откуда? В темноте и тумане сложно было понять. Лёвка стоял не дыша, желая разобрать, что это был за звук. Дерево скрипит от ветра? Нет. Колесо соседской телеги? Тоже нет. Лягушка, решившая, что спать ей ещё не время? И снова не то.
В Лёвкиной голове прокрутилась уйма мыслей, пока он стоял в растерянности и в страхе поправлял очки, пытаясь вглядеться в туманность ночи.
Ничего… Снова тишина. И опять пара шагов. И вновь писк, будто кто-то невидимый не отпускал его. На зрение полагаться было уже бесполезно, и Лёвка решил полностью довериться слуху.
К этому времени шуршание и писк полностью слились с туманной мглой и звучали где-то совсем рядом. Лёвка пошёл на звук. Трава в стороне от привычной дороги оказалась высокой и сырой от вечерней зорьки. Лёвкины кеды, и без того уже видавшие виды, моментально промокли насквозь. Но он продолжал спускаться вниз к реке, откуда так отчаянно звучал крик о помощи.
Шаг, ещё шаг, ещё немного, но скользкий уклон не оставил Лёвке шансов удержаться, и, падая со склона вниз к реке, он думал только о том, чтобы не сильно испачкать новую куртку, подаренную отчимом, и брюки, которые только на днях постирала мать.
Падал Лёвка долго и, конечно, не только о куртке и брюках успел подумать. Но и о том, что любит свою маму и желает ей счастья, и о том, что дядя Серёжа не самая плохая замена пропавшему папе–космонавту. И о Кирилле вспомнить успел – настоящий друг, верный, надёжный. И о Ленке вспомнил, которая нравится ему с первого класса. И пожалел даже, что не сказал ей ничего до сих пор.
И вдруг опять этот писк. «Очки! Где мои очки?» Лёвка шарил руками вокруг себя, но они предательски не находились – здесь нет, здесь нет и здесь тоже нет…
Лёвка ползал вдоль берега, пытаясь нащупать свои очки, но они никак не хотели находиться. Тогда Лёвка, которому уже ничего не было страшно, просто пополз на этот безысходный писк. Метр, два, пять, десять… Вот… это где-то рядом. Лёвка полз и плакал. Брюки его, куртка, лицо и руки – всё было в глине.
Ему хотелось встать и бежать домой, где тепло и сухо, и пусть даже будут ругать за испорченные вещи, но главное — домой! Подальше от этой темноты, от тумана, от непонятного писка. Домой к маме и к дяде Серёже. И пусть даже ремень за испорченную куртку, но ведь есть же за что! Но нет, теперь, когда писк был совсем рядом, отступить уже казалось невозможным.
Ещё чуть-чуть, ещё немного … и Левка наткнулся рукой на что-то шуршащее, напоминающее по ощущениям полиэтиленовый пакет. Не успел он сообразить, что это, как в пакете что-то зашевелилось и снова запищало.
От испуга Лёвка отбросил пакет в сторону и замер. Ударившись о землю, затих и пакет. Тишина показалась вечностью, но любопытство взяло верх над страхом, и Лёвка подполз ближе, но руками пакет больше не трогал. В этот момент Лёвка был слепой. Сделали своё дело и туман, и ночь, и потерянные очки. Поэтому он слушал.
Вдруг в пакете что-то зашевелилось и вновь из последних сил стало звать на помощь. Больше Лёвка не сомневался. Он нащупал руками пакет, схватил его и стал рвать зубами, чтобы освободить пленников. В пакете от нашел троих. Три маленьких тельца бились, толкались, хватались лапками за Лёвкину руку и никак не хотели больше находиться в этом мешке, который мог оказаться их последним домом.
Три мокрых и холодных комка, от которых кто-то решил избавиться, как от мусора, цеплялись за жизнь, цеплялись за Лёвкину руку, как за ковчег, на котором всем будет спасение.
И они ползли. Вчетвером. Один, который никак не хотел отпускать своего спасителя, запазухой; двое других в кармане куртки. В этот момент Лёвка не думал ни о чём. Лишь бы взобраться на эту огромную гору, которая днём и в очках казалась небольшим холмом.
Лёвка полз аккуратно, боясь потревожить жильцов своих карманов, постоянно проверяя: живы ли?
На середине неприступной скользкой горы, когда Лёвка уже превратился в один сплошной ком глины и грязи, появилась Луна. Лёвка давно с ней дружил, мечтая вырасти и стать сильным и смелым. Под её холодным светом путь наверх уже не казался вечным, и очень скоро Лёвка не только забрался на крутой берег, но и смог встать на ноги. Дорогу до дома он знал наизусть и мог пройти этот путь даже с закрытыми глазами.
В этот вечер Лёвка шёл домой, в первый раз не боясь ничего. Над ним была Луна, под ногами опавшие листья, вокруг прохлада осени, а в кармане целых три жизни. Кто сможет помешать ему их сохранить?
Так и дошёл он до дома. Мокрый, грязный с головы до ног, но бесконечно счастливый. Мама, открыв ему дверь, так и села на пороге.
Лёвка держал в руках спасённую троицу, улыбался и плакал.
Дядя Серёжа сразу затопил баню и отмыл всех четверых. Троим подготовил миску с молоком, а Лёвке тёплую байковую пижаму. И никто не ругал его за испорченные вещи. А очки Лёвкины на утро, обыскав весь берег, нашёл его друг Кирилл. И даже дужки к ним приделал от старых дедушкиных очков – как новые получились!
И Лёвка в очках смог наконец-то разглядеть свою находку. Три рыжих щенка толкали друг друга мордами у миски и, кажется, даже не думали о том, что ещё накануне вечером ничего не предвещало такого счастливого конца.
Кстати, Лёвка после этого случая стал называть дядю Сережу «папой». «И пусть не полярник и не космонавт, — подумал Лёвка, — зато мой, родной, переживает за меня».
Двоих щенков отдали знакомым в соседнюю деревню – дом охранять. А самого слабого оставили себе. Назвали его Лорд. Он оказался слепым от рождения, и поэтому, наверное, даже не догадывался об этом. Жил своей собачьей жизнью, отдавая всю любовь своему маленькому спасителю и его семье.
А Лёвка вырос, но Ленке в своих чувствах так и не признался. Но это уже совсем другая история.
Автор: Дмитрий Медведев
