А у меня жизнь круто изменилась после того как я приобрёл собаку. Теперь я живу без выходных. Я никогда не расслабляюсь.
Утром и вечером прогулка ждет меня... Круглогодично и даже утром 1 января. Я не могу ездить в командировки и в отпуск. Жизнь превратилась в два мероприятия: Гулять и Кормить. Гулять. Кормить. Гулять. Кормить.
Гулять. Кормить. Гулять. Кормить. Гулять. Причем прогулки подразумеваются долгие и полноценные, интересные и бодрые, с непременным энергичным обозреванием окрестностей на предмет людей, собак, детей, кошек, шуршащих пакетов и открытых люков. Реакцию отработал, людей и собак (особенно пуделей) возненавидел.
Холод возненавидел тоже. Как и жару. Не говоря про дождь и слякоть. Журнал «Юный натуралист» готов за большие деньги купить мои наблюдения за природой.
Армия МЧС за еще большие деньги готова купить мои гулятельные одежды а-ля курточки и старые ботинки. И дурацкие шапочки! Я научился утешать себя, что «зато тепло и не продувает, а в темноте все равно не видно в чём я хожу».
Я забыл о пьянках, клубах, ночных загулах и спанье до упора. Теперь гораздо важнее – не какой коньяк покупать, а во сколько в последний раз пописала моя собака. И если выхожу за критическую отметку в 12 часов, то меня не спасет даже харакири. Потому как совесть. А пьяных моя собака не любит. И от курева чихает и смотрит страдальческими глазами. А от предложения выйти вон – отказываемся тихо, но категорично. Типа – я лучше тут посижу. А то вдруг хозяин есть удумает.
Самый ужасный ужас – во сне мне привиделось, что закончился корм. Хотя я буквально на днях купил тридцатикилограммовый пакет этого долбанного педигри и притащил его на своем горбу на пятый этаж. А он внезапно закончился.
Я научитлся разбираться в добавках и витаминах; прогнозировать, что от молока собаку пронесет, от яиц будет крутить живот, а лохань хлеба + ведро корма + пара банок консервов будут на ужин в самый раз.
Теперь я могу запихивать градусник собаке в попу, смотреть — как и чем она какает, вытирать ее богатырские чихи с обоев и зеркала в прихожей, стал специалистом по оттиранию слюней с джинсов и дубленок, вытиранию после прогулки грязных лап и своих ботинок от чужих какашек, стрижке когтей, чистке ушей, протирке глаз и вытаскиванию из пасти всякой дряни, включая такие лакомства как провонявшаяся рыбка и разложившиеся кошаки. Запах мокрой псины у меня вызывает умиление. Не пишу про то, что собаки умеют вкусно пукать. Это сюрприз. Подается при гостях.
Я постоянно чувствую вину перед собакой. Он целый день дома один. С ним никто не играет, не разговаривает и не гуляет. А вечером, когда я прихожу, мне хочется только одного – залечь. Или спокойно посидеть в кресле и выкурить сигарету. В тепле. В тишине. И чтобы весь мир провалился в тартарары. А тут сидит некто, смотрит на тебя, метёт хвостом и ждет долгой прогулки. И чтобы с беготней, отнимаем палок и догонялками. И словами поощрения.
Причем этот некто никогда не упрекнет меня, что самое противное. Ну, хоть бы раз проорался, стукнул тапком по столу! Так нет! Сидит, боготворит. Редко позволяет себе укор лишь в виде тихого повизгивания: «...пИсать хочу, папа... ну папа... пожалуйста, я быстро...» Хочется рыдать и таскать себя за волосы за [цензура] и издевательство над живым существом.
Кстати, [цензура] я себя чувствоваю часто. Особенно, когда ребенок желает рвануть к другим собакам, а низзя.
Я научился собачиться с бабушками, дворниками и прохожими, которые смеют бояться мою милейшую собачку. Я наловчился посылать их так далеко, что ЖЭКу приходится искать нового дворника.
Я развил в себе редкий дар угадывать, чем занимается собака в темноте. Потому что собака может в этот момент:
а) что-то жрать;
б) мышковать;
в) мирно какать;
г) выслеживать одиноких прохожих;
д) уже давно свалить в неизвестном направлении;
е) как раз подбегать к дороге, потому что в километрах двух от вас идет какая-то другая собака;
ж) делать ?то угодно, особенно то, что нельзя.
Наша квартира превратилась в филиал лесопилки. Я поднаторел в пылесосении на коленях, чтобы по миллиметрам выдирать из ковра щепки и нитки. А подметать нам нечем. Ибо веник давно сгрызен, а где продают новые, я понятия не имею.
Я привык к лаю, скулежу и вою. Редкому, но от того более душераздирающему. От жизни собачьей. Или рычанию на гостей. Хотя гости нас уже перестали беспокоить, в отличие от соседей.
Я уже представляю собой лакомый кусок для анатомического театра: синяки, шишки, царапины, пожеванные уши и пальцы. Я уже могу баллотироваться в армию на чин ведущего парада: наловчился гаркать команды так, что стекла во всех окрестных девятиэтажках вибрируют от ужаса.
Из компанейского человека превратился в нелюдимого безумного собачника, выходящего из комы только при словах «прививка», «ошейник», «гулять». Я стал неинтересным собеседником, любой разговор сворачивающего на тему блох и корма. Я напрактиковался уходить с пьянок в самый разгар, бормоча: «У меня собака...».
Я научился спать столько, сколько спит моя собака. И вставать без будильника.
К тому же у меня начинают появляться неудобные мысли завести вторую собаку…
