Дела, конечно. Что с ним теперь, с этим глазастым, прикажете делать?
И вцепился мертвой хваткой в волосы, как в родную. Даже не плачет, гляди-ка. Лучше бы плакал, тогда бы проще было на него разозлиться. Тогда бы я оторвала эту маленькую ручонку от своих волос, ушла бы не глядя. Мучилась бы, конечно, совестью, да разве мало их теперь, таких вот брошенных детишек?
Поди разбери, мамка его посадила тут умирать, или сама померла, а он вот выполз как сумел? А этот, гляди-ка, уцепился, и смотрит, и молчит. И глаза как у старичка, такие серьезные, печальные такие.
Сколько же ему лет, старичку этому? Годик? Меньше, наверное.
– Чем же я тебя кормить буду, чудо ты синеглазое? И откуда ж ты на мою голову-то свалился?
Обожди-ка, закутаю хоть вот шалью, это еще с дореволюции шаль. Махом отогреешься, а то ручонки-то вон уже посинели. Как же звать-то тебя, старичок-малышок?
Ох и лёгкий ты, у нас до войны и кот больше весил. Нет и кота давно, да не смотри ты такими глазами... Чай, не Ленинград... Под бомбежку дом попал, мы успели в убежище удрать, а кот не успел. Хороший был кот, пугливый только. Мишка за ним рванул, да где там его найдёшь — забился под диван и урчит, одни глаза сверкают.
Это я так думаю, рассказать-то уж некому, Мишка назад вот тоже не успел. Хороший он был. Да оба они, и кот и Мишка. Все женихался ко мне, думал, вот война закончится, так мы с ним пойдём по бульвару гулять. И чтоб я непременно платье надела, лимонное, с буфами на рукавах, и чтоб мороженое купить, и на клумбах кругом гвоздики и всякие другие цветы.
Может, Мишкой тебя назвать, раз уж ты на мою голову свалился? Хороший ведь был парень, только не успел вот. И ты хороший, худой только больно, и грязный. Голодный поди...
***
– Жуй, Мишка, смотри, как вкусно. Эх, года три назад сказал бы мне кто, Мишенька, что мы такое есть будем, я бы так хохотала, я бы животики надорвала от хохота. А теперь гляди-ка, Миш, как вкусно, даром что очистки. Да мало ли, что очистки, они даже, говорят, полезнее самой картошки, самые витамины, все в кожуре.
Вот кончится война, купим с тобой настоящей картошки, и без всякой крапивы да лебеды наварим. И с маслом, Мишка! Оно знаешь какое, жёлтое, пахнет немного мёдом. Вот странно, когда просто масло, то молочком пахнет, а как перетопишь, так мёдом. Ты и масла-то не видел поди никогда. Угораздило же тебя, Мишка, в войну народиться.
Худой ты, господи, мама бы про тебя сказала:
«Мишка-то худ
Голова с пуд!
В лапти обуется
Как пузырь надуется»
Пропали они, Миш, как вот уехали в эвакуацию, так ни слуху ни духу. Я, глупая, сбежала, наврала на заводе что мне шестнадцать, да работать стала. Если не соврала, так меня б только на вспомогательные взяли. Да ещё вот взрослым, Мишка, по праздникам махорку дают, или папиросы. А их на рынке можно на что угодно сменять, хоть на хлеб, хоть на что угодно. К тому же, смотри вот как хорошо, не сбеги я от мамки, тебя бы не подобрала. Замерз бы ты, чудо моё синеглазое, насовсем замерз.
Хорошо, Мишенька, с тобой, такой ты тёпленький, и не кричишь совсем. Если бы кричал, как бы мне на работу бегать? А ты вон какой у меня молодец. Вот кончится война, пойдём с тобой, Мишка, по бульвару гулять, я непременно платье пошью себе, лимонное, чтоб рукава буфами. Я точь-в точь помню, как платье Мишкино любимое пошито было, я уж сумею портнихе объяснить. И на клумбах будут везде гвоздики, представляешь, Мишка, розовые. И мороженое будем есть. Она обязательно кончится, Мишка, говорят, осталось уже совсем немного.
***
– Мишка, Мишенька, что же ты так тяжело дышишь, сынок? Господи, подожди, мой славный, я к баб Поле сбегаю, только накрою вот тебя потеплей. Шаль-то с дореволюции ещё, мамина, Мишенька. Ты давай не болей, Мишенька, ох и жар у тебя! Ну как же ты, родненький, зимой голый на снегу сидел и не простыл, а тут гляди! И морозов ещё нет, и на улицу не ходил, а гляди какой жар. Попей, попей, Мишенька. Жалко мамы нет, мама то уж точно знает, как тебя полечить.
Спи, спи, сынок, я одной ногой там, другой здесь.
– Баб Поль, Баб Поль! Мишка заболел, жар у него, и дышит как телега старая. Да где теперь лекарства-то достать? Как мне лечить-то его, маленький он у меня... Жалко, так дышит тяжело, сердце рвётся. А поможет трава разве, баб Поль? А ну как не поможет, а ну как помрёт? Да не вою я, не вою, ба-а-аб По-о-оль... Родно-о-ой же ста-а-ал... У меня ни...никого же не осталось, при...выкла к нему... как сын уже, ба-а-аб Поль.
– Мишка... Не пугай так, господи! Я уж думала, всё, прости господи. На-ка вот, попей. Это, баб Поля сказала, тебя вылечит. Сказала, к печи поближе надо, чтоб в тепле, и отваром поить. Говорит, она раньше работала медсестрой, давно, когда молодая была. Говорит, надо нам с тобой ночь пережить, а там будет полегче.
Ты живи, живи, Мишенька, ты же мне роднее родных теперь. Попей, попей, моё ты сердце, и ложись, а я тебя обнимать буду.
Ты, Мишка, обязательно должен выздороветь, а то с кем мне по бульвару-то гулять? Один Мишка уже меня подвёл, так хоть ты не подведи, не подведи славный мой.
***
– А вот и моя мама, там, у киоска, в жёлтом платье, видите? Сейчас я вас с нею познакомлю.
– Какая она молодая! Миша, если бы вы не назвали её мамой, я бы непременно подумала, что это ваша сестра.
– Послушайте, я расскажу вам немного о маме. Она удивительная женщина. Мама работала на заводе почти всю войну, как взрослая, по двенадцать часов. А ведь ей было всего четырнадцать лет, и у нее на руках был маленький я. Не смотрите так удивлённо. Она отбилась от родителей, хотела быть как советские герои из газет. Соврала, что ей шестнадцать, чтобы взяли работать на завод. А потом? А потом нашла меня на улице.
Да вот так, нашла, как щенков находят, или котят. Сидел на улице зимой, раздетый, без родителей. Кто же теперь знает, что произошло? Может, они погибли, может, бросили меня, время-то какое было страшное.
А она девчонка, представьте, одни глаза. Хотела мимо пройти, да не прошла. Последний кусок хлеба со мной делила, собою грела, лечила, учила... Даже не могу представить, как же ей было страшно и тоскливо. А после войны мама опять соврала, что я её родной сын. Что документы потерялись в бомбёжках. Так нас и оформили, как семью. Да мне и не надо другую маму.
Автор: Дарья Холина
