В дверь забарабанили на рассвете, когда старик задремал самым сладким сном, полностью, наконец, отключившись от действительности. Барабанили настойчиво и заполошно, совсем не думая об условностях. Проснувшись от первых же ударов старик с полминуты очумело таращился в темный потолок, еще не совсем придя в себя, потом резво вскочил с кровати и, как был, в одних трусах, выскочил в сени. Гремя дверным засовом хрипло, со сна, проворчал:
— Ну, кого нелегкая носит с утра пораньше? Што случилось? Где горит?
Из-за двери тонкий мальчишеский голосок тут же слезливо отозвался:
— Дедушка Узелок, это я, Андрюшка... Беда у нас. Батю бандиты побили. Скорей, дедушка!
Распахнув, наконец, дверь, Узелок обнаружил на крыльце тринадцатилетнего Андрюшку, зареванного, в порванной на груди рубашке и босиком. Втянув его в дом, старик зажег свет, и, схватив пацана за плечи, с тревогой переспросил:
— Што случилось? Какие бандиты?
— На ферме... Набежали с полчаса назад. Бычка зарезали..., двух телок забрали. Батю... Батю побили, а потом..., потом из ружья в него...
Запутавшись в словах, Андрюшка залился в три ручья и остановить его не было никакой возможности. Хотя основное и так было понятно. Узелок наспех оделся, налил парнишке крепкого чаю, почти насильно напоил и, после того как тот малость успокоился, спросил, тиская рукой враз заболевшее сердце:
— Жив батя-то?
— Не знаю. В грудь ему... Кровища так и хлынула. Он меня к тебе посылал, еще живой был. Дедушка, помоги...
— Ах ты..., закрути тебя жизнь узелком... Да ты сам-то цел? Драный, словно тебя собаки катали.
— Цел. Это я, когда через забор... рубаху порвал. А сапоги бросил, чтоб бежать легче.
— Ладно... Какие бандиты? Сколько?
— Трое заходили. Один в машине сидел.
— Машина какая?
— Грузовик. Кабина тупорылая. Я не знаю, как называется. Скорее, дедушка!
На пару минут старик застыл посреди комнаты, решая, что делать. Телефона на пасеке нет, до деревни четыре километра. Если Николай еще жив, надо срочно «скорую». Да этих бы б... неплохо поймать. Две телки и бычок – это серьезно. Это начет, и не маленький. Спишут на Николая, а из каких шишей
он рассчитается, ежели не вернуть?
— Вот что... — Узелок, кряхтя, полез за печку, наставляя Андрюшку. — Бежи в деревню, пусть Анна Сергеевна, фельдшерица, врачей вызывает. А потом одной ногой к Терентьевым. К ним надысь шурин в гости приехал, на праздники. Ну, тот, что в милиции работает. Упроси его, пусть ко мне на подмогу едет. Я — на ферму.
Выбравшись из-за печки с ружейным чехлом, Узелок расстегнул его, и вынул разобранный дробовик-вертикалку. Собрав и повесив на плечо, прихватил с полки над буфетом пачку патронов.
— Все понял? Давай, одной ногой!
Проводив Андрюшку, Узелок вышел из дома, выгнал из сараюшки мопед, и, плюхнувшись в седло, погнал в сторону летней фермы.
Доехал он минут за десять, и первым делом кинулся в летний домик, устроенный для пастухов. Николай лежал на пороге лицом вниз, с вытянутыми вперед руками. Видно, пытался выбраться, да сил не хватило. След за ним тянулся кровавый и широкий. Осторожно перевернув, мужика Узелок прислушался, стараясь не прижаться к окровавленной груди, и с радостью обнаружил, что пастух, хоть и прерывисто, но дышит. И дырка в плече от пули. Это лучше, чем от дроби. Разорвав прихваченную из дома чистую нижнюю рубаху Узелок, соорудил Николаю повязку и, не рискуя шевелить его, устроил поудобнее прямо у порога, подложив раненому под голову скатанный ватник и слегка смочив губы водой.
Чуть погодя подъехал и Антон с Андрюшкой и фельдшерицей. Заглушив «Урал» возле карды, Антон быстрым шагом подошел к старику и первым делом поинтересовался:
— Жив?
— Живой... Избит сильно, и крови много потерял. «Скорую» вызвали?
Анна Сергеевна, осматривая раненого Николая, откликнулась:
— Вызвали. Обещали минут через сорок быть, раньше не поспеют. Повязку вы делали?
— А то кто же?- хмыкнул Узелок, закуривая папиросу. — Ну что, Антон, поедем, поговорим с лихоимцами? Я понимаю, ты не на службе. Но тут такое дело...
— Поедем, разумеется. Только вот догоним ли? И ведь у них оружие. Тебе, дед, стоит ли рисковать?
— Стоит, стоит. Николай-то племяш мой, видишь ли, понимаешь. Я бы этим... Прости, Сергеевна... Зобы бы им повыдирал своими руками, закрути их жизнь узелком. Николай ведь скот по договору пасет, с фермером. Ему за этих телок с бычком еще и отвечать придется. Так что мне стоит. А то, что ушли... Так тут соображать надо. Во-первых, по нашему бездорожью шибко не разгонишься. А во-вторых, им не с руки сразу-то ехать. Скотинку-то надо поначалу зарезать да освежевать. А это время. Так что мы их на твоем «коне» быстро нагоним. У тебя оружие-то имеется, или сдаешь вне службы?
— При себе, постоянно.
— Вот и ладно. У тебя пистоль, да у меня — вот. — Узелок подбросил на руке двустволку, — «Зауэр», трофейный. А у них «Сайга», как я понимаю. Гильзочку вот нашел.
Взяв у старика стреляную гильзу, Антон повертел ее в руке, опустил в карман и решительно сказал:
— Ладно, поехали. Не будем времени терять. А вы, Анна Сергеевна, уж дождитесь «скорую», не сочтите за труд. Присмотрите за раненым.
Женщина поднялась на ноги, поправила косынку, и ответила:
— Да уж, какой труд, это ж моя обязанность. Дождусь, конечно. Я могу ошибиться, но, по-моему, серьезной опасности нет. И повязка умело наложена, не стоит даже и перевязывать. Дедушка у нас человек опытный, не зря всю войну прошел...
Прежде, чем сесть за руль «Урала», Антон присел на корточки, и внимательно осмотрел следы на земле. Поднимаясь, пробурчал:
— «ГАЗ-66», к бабке не ходи. А вот сколько их — не пойму. Натоптано тут.
— А четверо, Андрюшка не ошибся, — отозвался Узелок. — Вон те и эти вот следы — Николая с Андрюшкой, а иные — чужаков. С вечера дождик спрыснул, землица-то влажная, хорошо видать. По следам мы на них и выйдем. Заводи, что ли?..
С полчаса ехали молча. И говорить пока не о чем было, да и мотор старенького «Урала» громыхал, как истребитель на форсаже. Антон внимательно смотрел на следы протекторов на дороге, Узелок все больше посматривал вперед, чтобы заметить грабителей издалека. Отмахали уже километров двадцать пять, а машины все не было, и следы бесконечно тянулись к горизонту, петляя среди полей по грунтовке. В нескольких местах грузовик, отчетливо было видно, елозил в больших лужах, скопившихся в ложбинках. Антон осторожно пробирался в таких местах по краешку, чтобы не «сесть». И все же старику пару раз приходилось выбираться из коляски и выталкивать надсадно гудящий мотоцикл. И только когда время подвалило к девяти, удалось нагнать грузовик. Вернее, следы протекторов круто повернули с поля в сторону леса, в узкую просеку. Резко затормозив, Антон заглушил двигатель, и вопросительно посмотрел на старика. Тот покивал головой:
— Верно, в лесочке им удобнее свежевать, все не на виду. Глубоко забираться, поди, не станут, так что бросай свою таратайку, пеши пойдем.
Оставив мотоцикл на дороге, оба пешком дошли до края поля, и углубились в лес. Прошли от силы метров четыреста, когда за кустами мелькнул зеленым тентом грузовик. И возле него — трое мужиков, разделывающих уже забитый и освежеванный скот.
Придержав старика за плечо, Антон негромко спросил:
— Ты незамеченным им в тыл пройти сможешь?
Узелок так же тихо ответил:
— Смогу, закрути их жизнь узелком. Зря, что ли, бортничаю да охотничаю всю жизнь? А если у них не один только карабин?
— Ничего, троих-то я точно смогу обезвредить. А ты зайди для подстраховки с тыла и спрячься за деревом. Если заметишь, что у кого-то еще оружие и собирается стрелять — бей по конечностям. Да из-за дерева не выходи. Ну, давай. Я минут через пять на них выйду. Успеешь?
— Раньше буду...
Антон все же подождал для верности минут восемь, и только после этого вышел к машине, пряча зажатый в руке пистолет в кармане куртки. Остановился метрах в пяти, подождал. Увлеченные работой трое мужиков не замечали его. Четвертый, видимо, водитель, мирно дремал в кабине.
— Бог в помощь, мужики.
Все трое резко разогнулись, и обернулись на голос. Мгновенно переглянулись. Один из троих, седой здоровяк с плечами борца, настороженно пробасил в ответ:
— Спасибо, коли не шутишь... Чего хотел-то?
— Да вот пришел сказать, что нехорошо воровать. Да к тому же человека бить. И уж тем более стрелять в него. Это статья, и серьезная. Зря вы так, мужики. Не надо было.
Один из троих стал спиной отступать к машине, не сводя с Антона глаз. Двое других, напротив, стали медленно приближаться, недвусмысленно поигрывая ножами, еще теплыми от крови. Выдернув руку из кармана, Антон вздернул ствол «Макарова» и резко приказал:
— Не двигаться! Я — старший оперуполномоченный уголовного розыска капитан Амосов. Не добавляйте к своим статьям сопротивление сотруднику милиции.Тем более вооруженное. Не двигаться, я сказал!
Двое замерли на месте. Третий все же попытался отступить еще пару шагов к машине, но тут же плюхнулся лицом вниз, вскрикнув от выстрела из «Макарова».
— Мужики, — наведя ствол пистолета на особенно близко подошедшего здоровяка, Антон устало и негромко повторил, — не двигайтесь, добром прошу. Я ведь не шучу. Если кто еще шевельнется без разрешения — шмальну для начала по ногам. А потребуется — и на поражение, мне не впервой.
На этот раз все трое послушно замерли на месте, ожидая дальнейших распоряжений.
— Вот так-то лучше. А теперь всем опуститься на колени, ноги скрестить, руки на затылок... Нет, нет, нет. Я сказал — всем. А всем, значит и водителю тоже. Слышь, ты, тяжеловес? Прикажи ему выйти из машины. Только пусть сначала карабин выбросит подальше.
Здоровяк медлил, сверля Антона недобрым взглядом. Не выдержав, Амосов опустил ствол пистолета, и нажал на курок. Грохнул еще один выстрел, и пуля впилась в землю прямо под ногами здоровяка.
— Ну что еще непонятно! Больше упрашивать не буду... Ну!!!
— Серега!- Не на шутку струхнув, здоровяк завопил. — Серега, мать твою!!! Выходи и бросай карабин! Этот мент, похоже, на голову больной. Ведь пришьет!
Дверца грузовика хлопнула, карабин полетел в кусты, и водитель осторожно, с поднятыми руками, выбрался наружу, тоже опустившись на колени и заложив руки на затылок. Антон удовлетворенно пробормотал:
— Так-то лучше... Дедуль, где ты там?.. Узелок, ты меня слышишь?..
Не дождавшись ответа, пробормотал под нос:
— Да что за хренотень? Куда он под...
Прерывая его на полуслове за кустами, метрах в десяти, грохнуло как из пушки, и, почти сразу, раздался дикий вопль раненого человека.
Из кустов, куда минуту назад упал брошенный водителем карабин, вывалился еще один мужик, с незастегнутыми штанами, зажимая левой рукой изувеченную правую, и покатился по поляне, совершенно обезумев от боли и ничего не соображая. И только после этого на поляну вышел Узелок, держа еще дымящееся ружье наперевес.
— Ишь ты, закрути его жизнь узелком... Хотел в тебя шмальнуть. Он, знаешь ли, понимаешь, в кустиках сидел, когда ты на полянку вышел. Ну, карабин прямо ему под нос и плюхнулся. А я дедок любопытный, решил понаблюдать, что он удумает. Что характерно, удумал тебя снять, чтоб, значит, мороки меньше и под суд не идти. Пятеро их, закрути их жизнь узелком! Да перестань ты выть, орясина! Заживет твоя грабка, инвалидом не останешься. Я ведь
тебе пятерочкой зарядил, не жаканом. Выберут хирурги. Хотя лучше бы твою грабку снести напрочь, чтоб к чужому боле не тянулась.
Раненый малость поутих, хотя и продолжал тонко подскуливать, зажимая посеченную дробью руку. Антон, утирая испарину со лба свободной рукой, прочувствованно сказал:
— Ну, дедуля, в долгу я перед тобой... Ладно, пошукай в машине, может, веревку найдешь. Мужики, похоже, запасливые. Наручников-то у меня нет.
— А пошто?
Перезаряжая ружье, Узелок прислушался, и кивнул головой на дорогу:
— Вон, поди, твои уж едут. Оперативно нынче милиция работает.
И точно, минуту спустя из-за поворота выкатился сине-белый «УАЗ», раскачиваясь на ухабах. Едва он остановился, как наружу из салона выскочил начальник уголовного розыска райотдела Пастухов с пистолетом в руке и встревоженным лицом. Увидев Амосова с Узелком живыми и невредимыми, облегченно выдохнул.
— Фу-у-у... Слава Богу, живы. А я-то подумал... Слышу — стрельба в лесу. Ну, думаю, не иначе как вас колбасят. Всех взяли? Ну, молодцы... А тебя, Антон, хоть совсем не отпускай. Вечно в какую-нибудь историю ввяжешься. Тебе, дед, огромное спасибо.
— Да чего уж там, — усмехнулся Узелок, — Николай-то мне чай не чужой. Это вашему Антону... А Николай-то как? Отвезли в больницу?
— Пастуха то? Отвезли. Жив твой родственник. В районной больнице.
— В районной... Это ладно... Ах ты, Господи! Который же теперь час?
Амосов коротко посмотрел на часы.
— Одиннадцать, без пятнадцати. А что?
— Дак ведь парад нынче в райцентре. День Победы же! А автобус уже ушел. Как же я теперь?
— Ну, это не проблема, дед. Я тебя на своем «Урале» мигом доставлю. Товарищ майор, отпустите?
Пастухов замахал рукой:
— Езжай ради Бога. Без тебя управимся. А тебя, дед, с праздником. Считай, что ты сегодня еще одну победу одержал.
Узелок с Антоном торопливо зашагали по дороге к полю. Дед бормотал на ходу:
— Совсем я с этими бандюгами запамятовал. Ведь меня ж мужики там ждать будут. Нас в прошлом годе на парад пятьдесят восемь собиралось, а в этом всего сорок шесть осталось. Как, скажи, косой ветеранов косит. Еще год-два и будете на парадах нас только поминать. Ох, кабы не опоздать... Антон, ко мне на пасеку заедем, я переоденусь...
Заехали. Соскочив с заднего сиденья, едва только мотоцикл остановился, Узелок шустро забежал в дом, и пару минут спустя вышел на крыльцо в парадном костюме, в синем с полосочкой, приготовленном с вечера, позвякивая наградами. Глянув на него, Антон невольно присвистнул.
— Мать честная!.. А ведь я тебя, дед, никогда при параде и не видел. Это сколько ж у тебя их!.. Три «Славы», «Красная звезда» а медалей, медалей-то!
Смущенно одернув на себе пиджачок, Узелок откашлялся:
— Кха, кха... Дак ведь это... Медали-то все больше юбилейные.
— Ну, две-то «За отвагу», я хорошо вижу. Да ты чего смущаешься, дед? Гордиться надо... Слушай, — Антон запнулся на полуслове, — а чего это я тебя все Узелок, да Узелок? Неловко как-то. Вот ведь незадача: даже как зовут тебя по-настоящему и не знаю. Как же тебя по имени-отчеству?
— Да без надобности. Я уж привык, что меня все Узелком кличут. Имечко то мне папаша дал — не вдруг выговоришь. Спиридон. Да самого его Ксенофонтом при рождении нарекли. Так что Спиридон Ксенофонтович я, закрути меня жизнь узелком. Ну, поехали, что ли? Кабы не опоздать...
И все же опоздали. Мотоцикл по пути, как на грех, заглох, и Антон с полчаса бился над ним под скорбным взглядом стоически молчащего Узелка, отчего Амосову еще гаже на душе становилось. Уж лучше бы дед упрекнул его, выругал от души...
А чертова таратайка словно назло, стояла намертво, и не понять было, какого лешего ей надобно. Когда «Урал» наконец завелся, фыркнул, стрельнув сизым выхлопом, уже перевалило за полдень, и, приехав в райцентр, они застали пустую уже площадь, с которой расходились самые припозднившиеся. И ветер катал по брусчатке обертки от мороженого и конфет и окурки всех мастей, закручивая мусор легоньким вихрем. Заглушив мотор, Антон закурил, пряча глаза от стыда, не зная что, и сказать старику в оправдание. А тот скорбно молчал, щупая рукой награды на груди, то ли поправляя их, то ли стараясь унять вновь заболевшее сердце. Потом тоже закурил и, стараясь не глядеть на Амосова, глухо пробормотал:
— Не поспели... Ну ладно, чего уж теперь... Авось не в последний раз... Поедем, что ли, Николая проведаем?
И глубоко затянулся, спалив разом полпапиросы. Антон, приминая окурок сигареты носком ботинка, словно что-то вдруг решив, твердо сказал:
— Ну, вот что, Спиридон Ксенофонтович. Ты давай-ка посиди вон там, на лавочке, а я сейчас.
— Куда это ты?
— Да тут недалеко... Я скоро. А ты подожди, не уходи. Слышишь? Не уходи без меня!..
Последние слова он прокричал, уже отъезжая.
Доехав до конца улицы, он свернул направо, и через квартал остановился у ворот расквартированной в райцентре воинской части. Спрыгнув с седла, подошел к дежурному на КПП и с ходу спросил:
— Командир здесь?
— Здесь.
— Вызови. Срочно надо. Скажи — Амосов из райотдела.
Пару минут спустя подошел майор Керц и с ним незнакомый Амосову старший лейтенант. Протянув руку, Антон коротко тиснул ладонь майора.
— Евгений Андронович, такое дело... Привез я одного ветерана из района, заслуженный человек... Да вы, возможно, знаете его, дед Узелок...
— Как не знать. Конечно, знаю. Что, опоздали?
— Опоздали. Такое дело... Задержали мы с ним пятерых...
— Да слышал я, слышал. Пастухов мне звонил уже. И что?
— Понимаете, для него этот праздник... Святое, словом. Нельзя ли еще раз ваших солдат парадным строем провести? Специально для него. Понимаете, о чем я? Он ведь, может, в последний раз День Победы встречает.
— Да ты не волнуйся, понял я.
Обернувшись к старлею, майор спросил:
— Как, Понизов? Уважим старика?
Тот покрутил круглой, коротко остриженной головой.
— Да вы что, товарищ майор?! Из-за одного старика? Я понимаю, ветеран и все такое. Но... ребята два часа на жаре отстояли, потом парадным шагом... Это же не просто, вам ли объяснять?
— Ну, ты!- не удержавшись, Антон мутно посмотрел на офицера, и рванул за парадную портупею. — Два часа, говоришь? Парадным шагом? А ты считал, сколько шагов этот старик за четыре года прошел до Берлина? И не парадным шагом, а все больше в грязи по колено да ползком! Ты видал, сколько наград у него на груди? Да ты знаешь, что за последний год двенадцать ветеранов скончались? Их в районе всего-то сорок шесть осталось. И сколько их до следующей весны доживет? А-а-а... Да что с тобой говорить, хлыщ!
Круто развернувшись, Антон зашагал к мотоциклу, сплевывая и матерясь на ходу.
— Подожди, Амосов!- окликнул майор.
Антон только отмахнулся и, сев в седло, зло пнул ногой стартер, и рванул с места. Лейтенант хмыкнул ему в след:
— Больной какой-то. Нет, ну я все понимаю, День Победы. Но...
— Вот что, Понизов, — негромко перебил Керц, провожая мотоцикл Амосова долгим взглядом — Понимающий ты мой. Строй людей. Давай,давай, не переломятся. В колонну по четыре, к торжественному маршу.
— Но, товарищ майор...
— Выполняйте!- резко перебил майор. И окликнул проходящего мимо руководителя оркестра. — Махмут Фуатович, постройте людей. Я понимаю, что музыканты устали, но надо еще раз сыграть. «День Победы», с огоньком. А?..
Вернувшись на площадь, Антон застал Узелка послушно сидящим на скамеечке, сгорбившегося, смолящего уже которую подряд папиросу. Заглушив двигатель Антон сел рядом. Помолчав, вяло предложил:
— Ну, что? Поедем, что ли, в больницу? Проведаем твоего племяша.
Поднимаясь, Узелок вздохнул, погасив вопрошающий взгляд, и негромко отозвался:
— Поедем...
Антон тоже поднялся на ноги, сделал шаг к мотоциклу, и вдруг замер на месте, услышав грохот множества сапог в конце улицы. Еще не веря, что его затея удалась, обернулся на шум, и увидел колонну солдат во главе с майором, выходящую на центральную улицу. И тут же грохнул оркестр, с первых тактов четко оттенив «День Победы». И так это было необычно — оркестр и парадная колонна на пустой и замусоренной улице, печатающая парадный шаг ради одного-единственного старичка, — что Антон почувствовал невольный спазм в горле. А Узелок замер на месте и ошарашено, ничего не понимая, несмело улыбаясь, словно не веря своим глазам. Антон, бормотнув под нос: «Ну, майор, с меня причитается...", хлопнул старика по плечу, широко улыбнулся, и прокричал сквозь нарастающий гром оркестра:
— Ну что же ты, дед?! Ты чего растерялся-то? Принимай парад. В твою честь идут...
А потом подхватил Узелка под мышки, легкого, как перышко, одним рывком оторвал его от земли, и поставил ногами на скамейку. Опомнившись, дед натянул на голову зажатую в кулаке кепчонку, одернул пиджачок, едва слышно звякнув наградами, и вскинул правую руку к виску, блаженно и все еще недоверчиво улыбаясь. Проходивший мимо него Керц четко отдал честь, едва заметно улыбнувшись краешком рта, и громко скомандовал:
— Р-р-равнение на... право!!!
И весь строй, как один, четко повернул головы в сторону Узелка, маленького, круглого, как колобок, старательно тянущегося по стойке смирно на скамейке. Он что-то говорил, неслышное за грохотом оркестра, но это уже не имело значения...
Когда строй прошел, когда замерли вдалеке звуки оркестра, и попрятались в окнах удивленные повторением парада жильцы ближайших домов, Узелок все еще стоял по стойке смирно на скамейке, не опуская руку и беззвучно шевеля губами, и глаза у него подозрительно блестели. Антон какое-то время не решался окликнуть его, чтобы не спугнуть торжественности момента, но потом все же легонько дернул старика за рукав, и мягко окликнул:
— Дед... А дед... Пойдем, Спиридон Ксенофонтович. Ушли они.
— Ага. Пойдем...
Спрыгнув со скамейки, старик мимолетно протер рукавом глаза.
— Вот, зараза, соринка в глаз попала... А ты это... Спасибо тебе, Антон.
Амосов попытался изобразить удивление на лице, но получилось неважно:
— За что это?
— Да ладно тебе... Я ведь понял, куда ты ездил. Спасибо, уважил старика. Теперь еще годок пожить можно... Вот. Ну, пойдем, что ли? Теперь и Николая в больнице навестить пора.
— Пойдем. Теперь можно... Эй, дед, ты что? Да ты что, дедуля?! Плохо тебе? А? Дед, ты это брось!.. Ты кончай халтурить, солдат! Что? Сердце? Эй, кто-нибудь, врача! Да что же вы как повымерли все! Кто-нибудь!!! Дедуль, ты не вздумай, слышишь? Не смей умирать, дед! Де-е-е-е-ду-у-ушка-а-а-а!!!
Автор: Алексей Клёнов
